Поговорили еще немного, и гости стали посматривать на часы — их ждали важные дела. Дама несколько странным образом позабыла осмотреть туалетные комнаты, по части которых она, по всей вероятности, была крупным докой. Вместо этого она попросила молодого инженера показать то место, где произошел трагический случай с «kitten». Там она повздыхала и возложила один цветочек из подаренного гостям букета на какой-то предохранительный щит.
Пент обещал сам проводить гостей — ведь его смена кончилась, он идет домой. Директор, сияя от радости, тепло и долго тряс его руку.
— Мы справились прекрасно… — вынес он свою оценку.
Проведя гостей через проходную, Пент успел пожелать леди «many happy returns!»,[33] что очень ее удивило. Откуда молодой инженер знает, что сегодня день ее рождения. Тут пришла очередь удивиться Пенту — ему не оставалось иного выхода, как неопределенно и лукаво улыбнуться, что он и сделал, все еще ничего не понимая.
А переводчица «Интуриста» захихикала в платочек. И, мило склонив головку набок, уставилась на Пента. Смех и подобный взгляд очень ей шли, и через два месяца Пент женился на резвушке Стелле. Может быть, благодаря этому взгляду чуть-склонив-головку-набок, что придавало ей сходство с трясогузкой, несмотря на отсутствие хвоста. И несмотря на то, что у Стеллы при всей ее хрупкости были несколько толстоватые ноги.
(Доктор Моориц! Обратите внимание: Стелла! Кажется, мы немножко продвинулись вперед.
Кстати, из клубка памяти удалось вытянуть еще одно существенное обстоятельство: через два дня Пента вызывают в министерство — он произвел очень хорошее впечатление на министерскую даму. Спустя неделю Пент уже работает в штате министерства и занимается вопросами внешних сношений.
Вы довольны, доктор Моориц?)
11
Десять дней пребывания в «духовной академии» остались позади. Пент усердно вел записи, отдавая им почти семь часов в день, как и надлежит рабочему человеку. В результате две толстые тетради оказались заполненными красивыми, четкими, маленькими буковками — семантическими знаками, — за суммарное излучение или воздействие от которых доктор Моориц, как известно, упрекал кокетливо-нахального квартиранта.
Наряду с письменными занятиями Пент успел несколько ближе познакомиться со здешней жизнью. Он три раза терпел поражение в шашки от человека, которого мы условно называем Ботвинником.
— Скроемся за дымовой завесой, — прошептал тот как-то утром, встретив Пента в парке. Да, в шашки этот человек с пугающе симметричным лицом и впрямь играл очень хорошо. Впрочем, Пент не совсем был в этом уверен, потому что имел весьма смутное представление о тонкостях передвижения по диагоналям.
После третьей партии Ботвинник решительно сообщил, что с таким профаном он больше не играет. Но существует еще одна «интересная и требующая проницательности игра», в которую они могут попытать счастье. Этой «требующей проницательности» оказались настольная игра «Стойте! Идите!» Пент странным образом уступал всегда партнеру и в эту любимую детьми младшего школьного возраста игру.
— У вас еще нет достаточного навыка бросать кубик. Придется потренироваться на досуге, — утешил его Ботвинник. Когда же Пент набрался смелости и предложил сгонять в шахматы, Ботвинник раскраснелся в гневе: — Вас тоже купили? — взревел он. Два дня он не разговаривал с Пентом, а на третий день пригласил его попробовать силы в простейшей карточной игре, которая называется «Черная злодейка».
За этим занятием их застал служитель Нептуна и сюрреалист Якоб. Он долго наблюдал за игрой из-за дерева.
— Сногсшибательное занятие! Здесь все зависит от случая! — провозгласил он и преподнес Пенту пачку печенья «Шахматы», странный цветок, похожий на каллу, только сиреневого цвета, и оловянного солдатика. Он извинился за то, что дарит оловянного солдатика, оправдываясь тем, что нашел его по дороге.
— Я решил — подарю-ка я солдатика человеку, которому необходима твердость духа. Поставьте на подоконник в своей палате!
— Этого парня зовут Пент, — сообщил Пент.
— Выходит, все уже прояснилось? — расстроился Якоб.
— Не совсем! Фамилии пока не знаю, да и много другого тоже. — Это несколько успокоило Якоба. Он пожелал Пенту выдержки. Что он под этим подразумевал, осталось неясным.
— Изрядно, но для меня вы по-прежнему Леопольд!
Пент заверил, что никаких возражений не имеет — Якоб может называть его так и впредь.
Когда Пент выразил удивление по поводу сиреневой каллы, Якоб поведал, что сам перекрасил цветок. При помощи пульверизатора. К сожалению, он не может взять патент на перекраску цветов, потому что его опередил Оскар Уайльд, упрекавший Ее Величество Природу в щегольстве и эстетическом несовершенстве, то есть в плохом вкусе. Якоб сказал, что во многом разделяет взгляды Уайльда. Он бы еще добавил к ним дешевый неэтический прагматизм цветов.
— Дурной вкус? Цветочный прагматизм? — удивился Пент и заметил, что это любопытная точка зрения, над ней следует подумать.
— Подумайте, подумайте! Тут хорошие условия для раздумий. Я сразу предположил, что вы решите в пользу этого места. После того как вы покинули нас, я был уверен, что вы направитесь именно сюда.
Пент заметил, что Ботвинник помрачнел. Взрослый человек, которому так везет в детские игры, взял пачку печенья с шахматными клеточками на обертке и вдруг объявил:
— Вы провокатор!
— Вполне возможно, — мягко согласился Якоб. — А почему вы так полагаете?
— Это и чокнутый разглядит!
— Разве вы чокнутый? — спросил Якоб уважительно.
— Да не я, а вы!
Якоб сказал, что, может быть, так оно и есть, поскольку и раньше многие приходили к подобной мысли. Он принялся внимательно разглядывать Ботвинника.
— А вы, мой милый, по-моему, — надеюсь, вы не обиделись? — какой-то очень уж симметричный индивид. — Значит, Якоб тоже заметил необычное строение его лица.
И тут индивид рассмеялся. В его смехе проскальзывали нотки превосходства.
— В том-то и дело! Взгляните на эту шахматную… (он было запнулся, но сразу поправился)… шашечную доску. Да разве она не симметрична? Ну?! — спросил он торжествующе.
Якоб выразил полное согласие. Возникла неловкая пауза, которую Якоб прервал, спросив, не может ли он присоединиться к их интереснейшей карточной игре, которой он, к сожалению, помешал.
— С чокнутыми провокаторами я в карты не играю. Силь ву пле! — Он поднялся, взял колоду и высокомерно отчалил.
— Какой любопытный человек. Жаль, что он обиделся, — искренне огорчился сюрреалист Якоб.
— Самый обычный шизофреник. По всей вероятности психопатоподобный, — высказал предположение Пент. Он слегка гордился своими знаниями.
Якоб взглянул на Пента с упреком и сказал, что ни один шизофреник не может быть вполне обычным, все такого рода недуги относительные и в высшей степени спорные.
Пент не мог полностью с этим согласиться. Конечно, существуют спорные истории болезни, но его лечащий врач доктор Моориц утверждает, что это самый типичный случай.
— Все зависит только от того, под каким углом взглянуть на него. Именно под каким углом!
Пент попросил друга объясниться подробнее.
Якоб удивился и спросил, разве он не познакомил Пента при их прошлой столь интересной встрече со своей геометрической, впрочем, можно также сказать, стереометрически-психопатологической теорией?
— Отнюдь! Так значит стереометрическая психопатология… Выходит, она рассматривает конические и пирамидальные помутнения рассудка? — Ему чрезвычайно лестно познакомиться с подобной теорией. Если Якоб не возражает, он отнесет подарки в личные апартаменты. Этот удивительный цветок может пробудить излишнее любопытство фланирующей публики. Естественно, Якоб выразил готовность подождать его.
— Потом мы немного пройдемся под столетними деревьями. Они такие родные… — сказал он.
И вскоре они уже прогуливались под родными деревьями. Прежде всего Пент поинтересовался, что нового в храме гидравлики, действующем в энтропическом направлении? Вахтера, аранжировщика настольных катастроф, конечно, уже предали земле?
Якоб кивнул и рассказал, что похороны исследователя транспортных проблем не обошлись без некоторых фатальных обстоятельств: по дороге на кладбище в похоронный автобус врезалась пожарная машина. Правда, пострадал лишь гроб с покойником, которому, к счастью, врачебная помощь уже не потребовалась… Пент высказался в том духе, что судьба поистине несправедлива; Оаду Хубертович наверняка выяснил бы виновника несчастного случая, наверняка тщательно занес бы все данные в картотеку.
Некоторое время они шли молча, как бы почтив минутой молчания человека, который вполне заслужил титул «посвященного». Глубокомысленно шумели деревья, из расположенного неподалеку леска доносилась шуточная песенка о пареньке, купившем мотоцикл — средство передвижения, вождение которого регламентируется специфическими правилами, безусловно хорошо известными покойнику…
