Губернская власть с таким положением дел долго мириться не могла и требовала от полиции, да и от чиновников Казенной палаты, чтобы они любыми средствами — хоть с помощью кнута, хоть с помощью пряника — во что бы то ни стало ликвидировали эту черную дыру в бюджете губернии. Однако власть в таких случаях чаще предпочитала вместо пряника кнут. Так, «Сибирская газета» в короткой заметке сообщала, что крестьяне Ачинского округа платят подати весьма туго. Например, деревня Арефьево, имеющая до 90 домов, обеднела до того, что большая часть скота у крестьян описана за подати, чаще всего отбирали за долги самовары, которые были в каждом крестьянском доме.
Журналист газеты отмечал, что крестьянам Арефьева еще очень повезло: «Их не наказывали телесно, как это было зимой 1886 года в Анциферовской волости.
Там в деревню Погадаеву приехал заседатель с волостными судьями часов в 10 вечера, собрал неплательщиков и потребовал уплаты податей, крестьяне, переминаясь с ноги на ногу и почесывая затылки, заявили, что денег на уплату податей не имеют, пообещались заплатить — один вот съездит в тайгу с тяжестью, другой свезет в город Енисейск сено, дрова и т. д. Судьи, однако, постановили: наказать неплательщиков розгами. Наказали Тита Соколова, Николая Соколова, Сергея Соколова. В деревне Паршиной — та же история. Наказали Федора и Федота Паршиных, Исая Соколова, а старик Козьмич после порки вскоре умер».
О варварских методах выбивания долгов писал и столичный журнал «Северный вестник». Он сообщал, что «в Енисейской губернии среди крестьян производит сильную сенсацию усиленное взыскание податей. Многие крестьяне подвергаются наказанию розгами, и им волей-неволей приходится расставаться иногда с последней лошадью-работницей или с последней коровой-кормилицей. Было высчитано, что с крестьянина в год приходится до 46 рублей 40 копеек податей и повинностей. Причем не делается никакого различия между бедными и богатыми. Поэтому бедным нет никакого выхода из нужды» (Сибирский вестник. — 1887. — № 5. — С. 79).
Власть на подобные обвинения быстро прореагировала. Так появилась инструкция «Наставления сельским сходам о том, как следует производить раскладку денежных сборов», изданная в Иркутске (Корнилов, А. А. О нуждах и вопросах крестьянского дела / А. А. Корнилов. — Иркутск, 1900. — С. 10).
С 1 января 1890 года управлять губернией стал Леонид Константинович Теляковский — чиновник бывалый, опытный. Новый губернатор приехал в Красноярск из Пскова, где в течение 15 лет находился в кресле вице-губернатора Псковской губернии. Чтобы сразу завоевать авторитет и показать всем жителям, кто в доме настоящий хозяин, он решил организовать крупномасштабную ревизию волостных правлений, которой до этого момента в истории края еще не было. С 5 июля по 20 августа под его руководством контролеры Енисейской Казенной палаты проверяли работу 18 волостных правлений. Практически половину всех существующих, если учесть, что в 1890 году их в губернии насчитывалось всего 37. Результаты этой грандиозной ревизии были преданы гласности и опубликованы в нескольких номерах газеты «Енисейские губернские ведомости» за 1890 год.
В орбите губернаторской власти волостные правления играли выдающуюся роль. Журналисты и в шутку и всерьез говорили, что волостное правление — это и Министерство внутренних дел, и Министерство финансов, и статистическое бюро, и Министерство путей сообщения, и даже Министерство народного просвещения. Настолько многообразной и многоплановой была его деятельность.
Действительно, волостные правления занимались два раза в год раскладкой денежных податей и натуральных повинностей, выдавали паспорта и билеты крестьянам и поселенцам, находящимся на золотых приисках, так и проживающим в других местах, вели счет податям и повинностям, сверяли эти счета в казначействах, занимались учетом хлебных магазинов, составляли списки на призывников и работников ополчений, ежегодно проверяли работу торгово-промышленных заведений, помогали полиции в расследовании разных преступлений.
Кроме того, большой объем работы волостные правления проводили по распорядительной части. Например, приводили в исполнение решения разных присутственных мест и своего волостного суда. Значительную работу они вели со ссыльным элементом.
Известно, что поселенцы по прибытии в волость распределялись по селениям и деревням, по истечении только трех лет они облагались половинным окладом податей, а по истечении 10 лет — полным окладом. Однако чаще всего по прибытии в деревню поселенцы из нее уходили бродяжить в разные места и другие селения. Волостное правление объявляло их в розыск, порой безрезультатно тратились и время, и средства. Как отмечали проверяющие, половину работы по делопроизводству в правлениях отнимали переселенцы.
Ревизоры тщательно изучали делопроизводство по денежной части, однако ни растрат, ни грубых нарушений обнаружено не было.
Волостные правления заботились и о детях-сиротах, но этой работой Теляковский остался недоволен. В некоторых волостях, например в Тинской Канского округа, оказалось очень много сирот, брошенных на произвол судьбы. Только после вмешательства губернатора на сельских сходах за ребятишками закрепили опекунов и выделили им деньги, которые положили в банк под проценты на их именные счета.
Судя по отчетности, детей-сирот в проверяемых волостях оказалось немного. В Шушенской волости на учете находилось 36 детей, в Новоселовской — 20, в Назаровской — 1. Эти цифры вызвали у ревизоров подозрение, поэтому они констатировали, что число учрежденных опек далеко не соответствует тому количеству, которое должно быть на самом деле. Но дальше этих слов дело так и не пошло (Енисейские губернские ведомости. — 1890. — № 48. — 24 января).
Скрупулезно ревизоры проверили состояние канцелярской части волостных правлений и сделали вывод: внешний канцелярский порядок их находится в большом запущении. Иногда дела существуют только по описям. В Погорельском волостном правлении зарегистрированы дела «О казачьем населении и о доставлении по сему предмету разных сведений», «О семейных разделах». На эти дела даже заведены обложки, и на них сделаны надписи: «Дел еще не было». Ревизия показала, что самым худшим волостным правлением, где ответы на запросы и письма крестьян исполнялись всех медленнее, являлось Зеледеевское правление.
В полнейшем беспорядке, по мнению ревизоров, находились волостные архивы. Отмечалось, что в некоторых из них имеются дела XVIII столетия (в Покровском — с 1790 года, в Зеледеевском — с 1765 года). Во многих — с начала XIX столетия, в Еловском — с 1800 года, в Абаканском — с 1809 года, в Маклаковском — с 1817 года, в Ужурском — с 1822 года. Все эти старинные бумаги ревизоры приказали уничтожить. Поскольку, как они полагали, документы интереса ни в научном, ни в статистическом отношении не представляли. После этой проверки значительная часть архивных материалов, касающихся истории нашего края, погибла, другая часть, около 18 тысяч единиц, была привезена в Красноярск, где хранилась в комнатах, занимаемых статистическим комитетом.
Не осталась без внимания ревизоров и застарелая проблема семейного раздела крестьянских хозяйств. Как показывала жизнь, главнейшими причинами ее служили ссоры жен двух братьев, невестки со свекром и другие житейские обстоятельства. Сельская община бесцеремонно вмешивалась и в эту интимную, частную жизнь своих членов.
Власть считала, что дробление семейств приносит вред как самим разделившимся крестьянам, так и экономическому состоянию всего населения. Поэтому неслучайно эта тема становилась предметом обсуждения на сельских собраниях. Только на сходе с согласия 2/3 крестьян, имеющих право голоса, принималось судьбоносное решение — разрешить семье разделиться или нет. В реальности же официальных вердиктов в Енисейской губернии выносилось немного. Тогда как самовольных отделений было несравненно больше. И еще напомним, что без согласия на разделение старшего члена семьи сельский сход просителям в разделе отказывал.
Эти домостроевские порядки резко критиковал курагинский фермер Федор Федорович Девятов. В «Сибирской газете», в статье «По поводу семейных разделов и некоторых других явлений в экономической жизни минусинского крестьянина», он писал: «Журналисты с недоверием отнеслись к моему заявлению, что семейные разделы у нас не имеют того значения, какое они имеют во внутренней России. А это действительно так и есть. Там земля ограничена, и всему семейству на ней делать нечего, некоторым членам выгоднее работать на стороне, чем жить вместе и делить и без того узкую полосу, между тем как у нас земля не ограничена, на всякого ее достает, да еще и остается. Разберем состав семьи: старшие члены в ней — отец, мать, 3–4 сына, их жены и дети. В отношении к мужчинам старшие — родной отец и родная мать, в отношении же к женщинам — свекор и свекровь, а это не одно и то же; да к тому же и снохи — не родные по крови ни между собой, ни со старшими, а взяты из разных семейств, часто они совершенно разных характеров. Можно ли надеяться, что они все «сойдутся» как между собой, так и со свекровью? Бывает это, да редко. Такие счастливые семьи и здесь живут долго, не делясь. В таких семьях и говорится: хорошо и выгодно жить в больших семьях, и живут они до тех пор, пока не подрастут дети и пока не выстроят по дому на каждого брата, — тогда и делятся. Но что можно поделать там, где свекровь — ворчунья, снохи не ладят между собой, а из-за жен и между братьями является несогласие, при котором дружная семейная работа немыслима? Братья еще могут примириться, а снохи — никогда. Остается или унять снох, или разделиться, но первое никогда не удается — в России сложилась даже пословица: «Ночная кукушка денную перекукует». По поводу этого кукования, т. е. уговоров женою мужа отделиться от семьи и завестись своим хозяйством, сложилось и стихотворение, в котором, между прочим, говорится:
