Мы постучались в дом напротив. В окно выглянул заспанный толстяк.
– Эй, любезный, это ты Гюнтер? У тебя, говорят, есть комната!
– Да, господа. Изволите посмотреть?
– Изволим.
Толстяк исчез и через полминуты просунул в окно деревянную лестницу.
– Это что, у тебя нет входной двери?
– Добрые господа, – заискивающе произнес хозяин, – дом старый, раньше у нас все строили так! Времена были лихие!
– Как будто сейчас другие. Ладно, не ной, мы залезем!
Поднявшись по приставной лестнице в окно, мы попали на закопченную хозяйскую кухню. Потом по такой же крутой лестнице, но уже внутри дома, поднялись на сольер и вскоре осматривали комнату под крышей. Действительно просторная – в базарные дни тут могло проживать с полдюжины приезжих – но, как водится, холодная.
– Клопы есть? – деловито осведомился Литц, пихая тюфяк.
– Бывает, какой-нибудь купчишка притащит на себе. Но не беспокойтесь, мы их вымораживаем, а тюфяки меняем.
– Не вижу здесь очага…
– О, не беспокойтесь об этом! Сейчас ночи теплые. Зимой, да, иной раз приходится приносить гостям под вечер жаровню. А сейчас – хорошо и без нее. Вам будет очень тепло, еще никто не жаловался!
– Ночью, – хорошо, а днем?
– Сударь, но днем вы навряд ли будете сидеть тут на тюфяках, вы же не для этого прибыли в город?
– Сколько?
Хозяин закатил глаза кверху.
– С купцов я беру двенадцать крейцеров за седмицу, но для вас, добрые господа, я готов пойти навстречу, и ограничиться десятью.
Я поразился.
– Десять крейцеров за седмицу? Да ты с ума сошел, мошенник!
– Сударь! – хозяин сложил руки на груди, приняв постный и жалостный вид. – В городе цены всегда высокие, а уж сейчас – особенно. Народ все прибывает, скоро хороших мест совсем не останется!
– Куда они приезжают? Ведь ярмарка сейчас закрыта?
– На праздник, конечно же. Через пять дней у нас будет праздник обретения Неизбывного Света, и народ съезжается заранее из деревень со всей Земли вольного Теофилбурга и даже из соседних городов.
– Мы не задержимся дольше, чем на три дня. Ты еще успеешь сдать свою халупу паломникам.
– Но, добрые господа, если вы решите остаться на праздник – я же не выгоню вас!
– Что за вздор! Говорю, что до праздника мы уедем – значит, уедем! Ты, любезный, плохо нас слышишь?
– Поверьте, господа, когда вы узнаете подробнее про наш праздник, вы нипочем не захотите уехать, не побывав там! Ни разу еще такого не было, чтобы приезжие не остались на праздник!
– Ладно, давай так. Мы заплатим за седмицу по крейцеру в день. А если останемся на праздник - заплатим за седмицу твою цену. Пойдет?
– Но, господа? Я беру деньги вперед!
– Ну, так вот они, и не задерживай нас более, любезный!
– Простите, я хотел сказать, что беру деньги наперед, и, конечно же, я не посмею напомнить таким важным господам про долг по окончании проживания. Внесите десять крейцеров, а я вам с удовольствием верну ваши деньги, если вы съедете до праздника!
– Да Тзинч с тобой, забирай.
Я выдал ему серебро, и докучливый тип, наконец-то, удалился. Мы с Литцем развалились на тюфяках, чтобы немного отдохнуть.
Мысли мои вернулись к разговору, произошедшему на площади. Я повернулся к магу.
– Литц! Как ты думаешь, стоило бы завести в отряде пушку?
– Пушку? - Литц насмешливо посмотрел на меня своими черненькими глазками. - А почему не дракона?
– Пушку можно было бы сделать. Отлить из меди или бронзы…
– А порох?
– А что порох? Его ведь делали раньше. Почему нельзя сделать его теперь? Алхимики разучились делать порох?
– Алхимики здесь не при чем!
Литц уже откровенно веселился.
– Порох раньше делали сами пушкари. Ничего хитрого.
– Ну, раз пушкари теперь не могут сделать нормального пороха, может быть, переговорить с алхимиками?
Маг уже давился от смеха.
– Никто сейчас не сможет сделать доброго пороха, даже сам Верховный Архимаг не смог бы! Это невозможно!
– Но отчего? Почему раньше можно было, а теперь - нет? Во времена Карла-Франца пушки не были редкостью. Видел, даже ствол сохранился!
– Потому, достопочтенный герр, – торжествующе заявил мне Литц, – что любое орудие просто разорвется, не сделав и дюжины выстрелов.
– Гм. Отчего вдруг? Разучились отливать стволы?
– Ну, отливать и раньше особо не умели. Эти древние пушки, бомбарды, кулеврины всегда были ненадежны. То и дело разрывались на куски. В прежние времена люди, тем не менее, все равно ими пользовались – ведь из них можно было упокоить даже демона! Но со временем такие случаи стали происходить все чаще. Порох, видишь ли, склонен к самовоспламенению, а со временем и вовсе становится нестабилен. Один заряд может просто не загореться – и орудие придется переснаряжать, а другой будет гореть долго и давать затяжной выстрел. А потом третий прогорит слишком быстро и разорвет ствол. Из-за этого от практического применения пороха уже давным-давно отказались. Гномы, говорят, все равно его используют – но только под землей. Там ветры магии почти не действенны.
– А причем тут ветры магии?
Литц глянул на меня на этот раз не с наигранным, а с настоящим удивлением, как будто не ожидал такой глупости.
– Так я о чем тут столько времени рассказываю, Энно? Отчего, ты думаешь, с порохом происходит такая печальная метаморфоза? Именно от нее – от всепроникающей магии! Эфирные ветры, содержащие в себе основу любой метафизической практики, вносят спонтанные изменения в тонкую основу пиротехнических субстанций, что и влечет их деградацию! Именно так!
Вот же, Тзинч возьми, незадача. Ну, никак невозможно сделать тут ничего хорошего. А я-то уж размечтался! Пушки, бомбарды… Хрен вам!
– Литц, неужели ничего нельзя сделать?
Тот соскочил с тюфяка, подошел к маленькому темному слюдяному окошку в крыше.
– Многие пытались, но никто так и не придумал. Нам на алхимии преподавали и изготовление пороха, и литье пушек, но лишь как пример неудачной, тупиковой технологии. Все опыты новейшего времени кончались внезапным подрывом стволов, пороховых складов, в общем - ничего хорошего! Тот ствол, что мы видели, кстати, тоже разорван, если ты не понял!
– Может, есть способ ограничить доступ магического ветра к пороху?
Литц покачал головой, глядя в окно, как будто мог что-то там разглядеть.
– Магия, – она везде. Под землей ее вроде бы мало, в виде ветра. Зато есть магия в виде излучения от варп-камней. Та еще гадость. Пойдем лучше в кабак, пока дождь не начался.
– Будет дождь?
– Через полчаса.
– Откуда ты знаешь?
– Я маг огня. Вода – мой враг. Я ее за сто лиг чую!
Мы пустились по крутой скрипучей лестнице, полной ароматов с хозяйской кухни. Действительно, стоит прогуляться до таверны.
Поглядывая на небо, где действительно собирались тучи, мы торопливо пошагали на площадь.
Кабак «У старого Вилле» уже был переполнен. Зайдя в зал, полный сизого дыма с кухни, мы встали у порога оглядеться.
Довольно приличное место по меркам этого мира. Просторный зал с высокими потолками, украшенный ветками тиса и можжевельника. Глинобитные стены с деревянными столбами и балками – это называется «фахверк» - побелены на высоту человеческого роста. Пол, как обычно, застелен соломой. Несколько больших столов, за одним из которых я увидел компанию наших ротмистров.
– О, коммандер с колдуном явились! Подходите сюда, геноссен! Эй, бездельник, неси пива и тарелки!
Для нас офицеры потеснились. Мы втиснулись на широкие скамьи, отполированные тысячами чужих задниц.
– Что тут хорошего? – спросил я, уже понимая, что хорошего ничего нет.
Шумпер ел капусту с грибами и уксусом, Майнфельд – кашу с постным маслом, и только у Рейсснера был запеченный в сметане заяц. Несчастный Стусс медленно и печально пережевывал пареную репу с бобами и ревенем.
– Что за гадость вы тут едите? – удивился Литц.
