— Хорошо, Игорь Матвеич.
Эфиопка говорила по-русски гораздо лучше своего мужа; голос у нее был грудной и какой-то … уютный, заставляющий думать о горячих пирожках со сливовым повидлом, о теплой постели. Глядя на Мамаду, я вспомнила свою мать, любившую бразильские сериалы —почти в каждом из них есть вот такая же толстуха-негритянка, — Сильвинья, Лусинда либо Бебетта, верно и безропотно служащая своим хозяевам. Никогда не думала, что встречу бебетту в Москве!
Мы сидели в темной гостиной. За окном виднелась автодорога, испещренная желтыми и красными огоньками, кусочек леса, а еще дальше сверкали многоэтажки.
На круглом столике стоял канделябр —бронзовые ангелочки держат в руках свечи. Воск падал на шелковую скатерть. Игорь Матвеич, сменивший байкерскую куртку на просторный свитер с вышитыми на груди снежинками, задумчиво смотрел на меня, смущенно ковыряющую ложечкой пирожное —тирамису. Ни о чем не спрашивал, точно и вправду все знал обо мне, либо я ему нисколько не была интересна.
В приглушенном свете Игорь Матвеич показался мне совсем старым … Быть может, виноват этот удобный свитер, дурацкие снежинки.
— Игорь Матвеич, сколько вам лет?
Я вовсе не собиралась задавать ему этот вопрос, сорвавшийся с языка сам по себе. Игорь Матвеич ответил сразу, без кокетства и шуток.
— Шестьдесят три.
Шестьдесят три!
По двору к одному из гаражей прошествовал Кейзуке. Я следила за ним взглядом: что он собирается делать? Японец открыл гараж и скрылся в нем. Через пару секунд оттуда выехал матово-черный автомобиль, заблестевший в свете фонарей. Lamborghini Diablo! — точь-в-точь как в фильме «Ослепленный желаниями» с Бренданом Фрейзером… Кейзуке вылез из машины и принялся драить тряпочкой противотуманные фары.
В гостиной зазвучала музыка, какой-то старый вальс. Интересно: это Мамаду включила стереосистему или антикварный граммофон?
— Потанцуем?
— Я не умею, Игорь Матвеич.
— Я научу.
Мы закружились посреди гостиной. Я казалась себе слоном в посудной лавке, но Игорь Матвеич словно не замечал моей неуклюжести, только улыбался.
Вдруг его рука очутилась на моей ягодице. Крепко прижав меня, Игорь Матвеич стал целовать мои губы, щеки, шею.
Не могу сказать, чтобы я не ожидала подобного течения событий, — я ведь не дурочка, — однако, в голове моей что-то щелкнуло. Только впоследствии я догадалась —это во мне включилась женщина. Женщина, которая сообразила, — если сейчас между мной и этим мужчиной будет секс, то, скорее всего, я больше никогда не увижу ни этого прекрасного дома, ни чернокожей Мамаду, ни Ламборжини Диабло.
Подняв руки ему на грудь, я, что было сил, отпихнула от себя Игоря Матвеича. Он чуть не упал на спину, и смотрел на меня с нескрываемым удивлением.
— Что случилось, Марина?
— Отвезите меня домой.
— Но, я думал…
— Вы неправильно думали.
Мне казалось, что в какой-то голливудской мелодраме я видела подобную сцену: он, она, «Вы не за ту меня приняли». Приятно чувствовать себя актрисой.
Но Игорь Матвеич, похоже, не смотрел голливудских мелодрам. С лица его не сходило выражение крайнего удивления: точно на глазах его грязная дворняжка превратилась в чистокровного пуделя.
— Отвезите меня домой, — повторила я.
Свечи догорели, и стало совсем темно.
К многоэтажке в Свиблово меня доставил шофер. Открывая заднюю дверь черного «Мерседеса», я жалела, что ночь, и никто не видит, из какой я выхожу машины.
— Ты где была? — накинулась на меня Илана. Встрепанная, с темными полукружьями под глазами, она явно еще не ложилась в постель.
Ничего не отвечая, я проследовала к своей кровати и, как была, в туфлях, джинсах, — упала на нее.
Наутро Илана устроила скандал. Она кричала, что я —распутная девка, что меня надо вышвырнуть из квартиры, что она пожалуется Ирине Мухамедовне и даже напишет моей матери.
Лишь когда я рассказала, как и с кем я провела вчерашнюю ночь, Илана немного успокоилась. В отличие от нее, Ольга и Жанна были в полном восторге от моего рассказа. Ольгу особенно впечатлило, что Игорю Матвеичу прислуживает японец.
— Надо же, — задумчиво сказала она. — Видать, твой папик…
— Он не мой папик.
— Ну, твой будущий папик, — настоящая шишка. Обычно на Рублевке работают таджики, ну, максимум, китайцы… А тут —японец.
— Ты правильно сделала, что его отбрила, — вставила Жанна. — Скоро он тебе позвонит.
— Не позвонит.
— Почему ты так думаешь, Иланка?
— Такие не звонят.
Он и вправду не позвонил —он пришёл сам. Ровно через неделю появился на пороге, в блестящем новизной костюме («От Бриони», — восхищенно шепнула Ольга), с букетом белых роз. Лицо бледное, осунувшееся —куда только подевалась всемогущая уверенность в завтрашнем дне?
Словно не замечая вылупившихся на него из-за моей спины девчонок, с трудом подбирая слова, и будто бы удивляясь самому себе:
— Марина, я долго думал… Это что-то невероятное, необъяснимое… Марина…
— Что вы хотите, Игорь Матвеич?
— О, — поморщился он. — Прошу тебя, не надо этого «Матвеича»! Называй меня Игорь.
Он помолчал, переминаясь с ноги на ногу, — новые туфли поскрипывали. Наконец, вспомнил, что держит в руках букет.
— Это тебе.
— Спасибо, — я взяла розы.
— Чего ж вы стоите на пороге, заходите, — подала голос Ольга.
Игорь Матвеич вздрогнул, бросил на нее диковатый взгляд —он и вправду, кроме меня, никого кругом не замечал.
— Нет, благодарю, — пробормотал сквозь зубы. — Марина, я хотел бы … пригласить тебя в ресторан. Я заеду завтра вечером. Можно?
— Заезжайте … Игорь.
Игорь Матвеич расцвел! Он словно и вправду стал Игорем, сбросив с плеч пару десятков лет.
— Спасибо, Мариночка.
Дотронувшись губами до моей руки, Игорь Матвеич побежал вниз по ступенькам, стуча подошвами туфель. Не верилось, что еще недавно он был волком ночи…
Как только дверь квартиры закрылась, Илана объявила, что я гублю свою жизнь.
— Тебе восемнадцать лет, ты еще девочка, — с искренней горечью сказала она. — Ради домов с японцами и дурацких машин ты совершаешь насилие над собой. Марина, ты встретишь свою любовь, поверь мне. Не делай ошибку. Всю жизнь потом жалеть будешь!
— Я буду всю жизнь жалеть, если не сойдусь с ним.
Это грубое слово «сойдусь» покоробило Илану и, пожав плечами, она ушла в кухню.
Больше, чем нравоучения Иланы, меня потрясло смятение Ольги. Похоже, она представляла своего папика как-то по-другому: более молодым или более красивым. Как бы то ни было, поколебать мою решимость ничто не могло, и вечером следующего дня я сидела с Игорем Матвеичем в той самой Ламборжини Диабло.
От посещения ресторана я, к величайшему огорчению своего ухажера, отказалась.
— Лучше в кино, на «Аватар», Жанка говорит —супер!
— Кино так кино, — Игорь Матвеич покорно склонил голову. — В «Пушкинский»?
— Только не «Пушкинский», — взмолилась я. — Жанка говорит, старье, там даже очков не дают.
— Очков?
— Ну да, 3D-очков.
— Ах, 3D. Так куда?
— В «Каро-фильм», что в «Европейском». Ну, знаешь, у Киевского вокзала.
— Знаю, — он улыбнулся, умиляясь моей горделивой точности: «смотрите, как хорошо я знакома с городом!».
Набитый битком зал восторженно охнул, когда хвостатый аватар спрыгнул со скалы прямо на спину необычайно красивого крылатого существа. Мир планеты Пандора, придуманный Джеймсом Кэмероном, прямо с экрана перелился в зал. Волшебные очки! Мне казалось, что я —непосредственный свидетель этой красивой любовной истории, а может быть, даже ее участник. Еще мгновение, и я бы поверила: я —инопланетянка с сиреневой кожей и хвостом, но фильм закончился и по экрану пошли титры. В зале включился свет. Сняв очки, — голова слегка гудела, не до конца еще вернувшись с Пандоры, — я повернулась к своему спутнику и … обомлела. Игорь Матвеич спал! Спал, спрятав глаза за разноцветными стеклами очков, и, кажется, даже тихонько похрапывал.
— Игорь Матвеич, — я тронула его за плечо.
Он встрепенулся.
— А? Марина! Я же просил —просто Игорь.
— Игорь, ты заснул.
— Не может быть!
— Ты даже храпел.
— Храпел? — Игорь Матвеич засмеялся. — Ну, тогда возможно. Прости, Марина, но мне кино не понравилось —какой-то мультик.
Похоже, во всем огромном зале так считал лишь он один. Зрители расходились возбужденные и раскрасневшиеся, вовсю делясь впечатлениями от просмотра. Я пожала плечами и пошла к выходу. Игорь Матвеич семенил сзади.
После «Аватара» мы поколесили по городу, и, наконец, заехали в ресторанчик японской кухни, расположенный в пришвартованной к набережной посудине, отдаленно напоминающей джонку. Здесь было немного народу, звучала уютная музыка, под потолком вращались бумажные бабочки.
