полоса, снова имя Доминика. Но это еще не все. Выше, между следующими костяшками пальцев, еще две буквы
Доминика, поставленные одна на другую.
Я подношу руку ближе к лицу, чтобы прочесть последний ряд букв, и тут понимаю, что они другие.
Между последней костяшкой пальца и основанием ногтя написаны слова «До самой смерти».
«Я тебя ненавижу». Я не повышаю голос, но он все равно заполняет комнату.
Доминик качает головой. «Нет, не ненавидишь».
«Да», — я все еще смотрю на свой палец.
«Ты хочешь. Но в тебе нет ненависти, Ангел».
Я протягиваю руку назад, поворачивая прищуренные глаза к Дому. «Серьезно, Доминик. Что это, черт возьми?»
«Я спросил тебя, наденешь ли ты мое кольцо, и ты сказал нет».
Я машу рукой. «Ты что, с ума сошел?» На этот раз я кричу. «Ты не можешь просто так сделать мне татуировку! И на весь палец? Что с тобой?»
Доминик откидывает одеяло и вылезает из кровати.
Он шагает ко мне. «Я спросил тебя, а ты сказал нет».
«Это твой аргумент?» Мои глаза расширяются. «Если бы вопрос был в том , будешь ли ты носить мое кольцо или предпочтешь, чтобы я сделал татуировку на твоем пальце во всю задницу, как псих, мой ответ был бы немного другим».
«Твой ответ был честным».
«Доминик», — огрызаюсь я. «Ты не можешь просто так сделать мне татуировку».
«Ты. Моя. Жена». Он подчеркивает каждое слово шагом, останавливаясь прямо передо мной. «И люди должны это знать. Если я не могу доверить тебе носить кольцо, я сам помечу тебя, чтобы все видели».
Мой рот открывается и закрывается.
Этот человек нереален.
«Ты не мог просто один раз поставить свое имя?» — спрашиваю я, зная, что все равно буду из-за этого злиться. Но весь палец…?
«Четыре». Он наклоняется ближе. «Один, чтобы заменить каждый второй член, к которому ты прикасалась».
Я просто моргаю, глядя на него.
Каждый член, к которому я прикасалась?
Когда я ему рассказала, со сколькими мужчинами я спала?
«Вегас», — отвечает Дом на мой безмолвный вопрос.
«Когда это произошло…»
«После нашей свадебной церемонии, когда ты умоляла меня позволить тебе кончить, ты также отвечала на все вопросы, которые я тебе задавал. Тебе действительно нужно научиться следить за своим напитком».
«Ты такой…» Я обрываю фразу и жму руку между нами. «Четверо мужчин! Ты сделал это, потому что в свои двадцать пять лет я была в общей сложности с четырьмя мужчинами».
Дом скрещивает руки. «Они коснулись того, что принадлежит мне».
«Тебе?» — усмехаюсь я. «Ты обманом втянул меня в это. Во все это».
«Это не делает тебя менее моей».
«А что насчет тебя?» — шиплю я, тыкая указательным пальцем ему в грудь. «Во сколько влагалищ ты засунул свой тупой член? Держу пари, что больше, чем четыре».
Уголок его рта приподнялся. «Больше, чем четыре, черт возьми».
Я сжимаю челюсти. «Я убью тебя».
Доминик делает шаг назад. «Многие пытались».
Я снова смотрю на свою руку.
Это больно.
А то, что у меня на теле так много татуировок с именем моего лживого мужа, — это безвкусица.
И это, безусловно, самое безумное, что я только могла себе представить, когда кто-то делает с кем-то другим.
И я это ненавижу.
Я серьёзно.
Я бы никогда не сделала ничего подобного.
Но — и я даже не могу поверить, что думаю об этом — я всегда хотела татуировку. Я просто слишком бережлива. И я недостаточно решительна. И я никогда не хотела иметь дело с болью.
В центре моего мозга наконец-то разворачивается неоново-красный флаг.
«Подожди…» Я поднимаю взгляд на мужа.
Дом останавливается на полпути к двери, спиной ко мне. «Что?»
«Как ты вообще это сделал? Ты снова меня накачал?»
Доминик поворачивается ко мне лицом. «Я не собирался позволить тебе почувствовать боль».
Мой возмущенный ответ застрял у меня в горле.
Что это за ответ?
Я прижимаю кончики пальцев к вискам. «Не могу поверить, что мне приходится это говорить», — ворчу я. «Ты не можешь снова меня пичкать наркотиками. Это не может быть полезно для здоровья».
«Я знаю, что делаю».
Отлично. Мужчина, за которого я вышла замуж, знает, как давать людям наркотики. Как утешительно.
«И ты больше не сможешь сделать мне татуировку», — говорю я ему.
«У меня нет никаких планов делать что-либо подобное».
Мои руки опускаются. «Дом, это не ответ».
«Я предпочитаю, чтобы ты называл меня Домиником».
«Я предпочитаю тебя, когда ты не пичкаешь меня наркотиками и не царапаешь свое имя на моей коже».
У Доминика щелкает челюсть, затем он пытается сменить тему. «Я переложил твою одежду в шкаф».
«Дом», — топаю я босой ногой. «Я не хочу, чтобы твое имя было вытатуировано на моем пальце».
«Немного поздновато, Ангел». Он поворачивается и направляется к двери. «Иди, приготовься. И надень что-нибудь черное».
«Дом…»
Прежде чем выйти, он оглядывается на меня через плечо. «Мы идем на похороны».
Его слова останавливают мою тираду.
Похороны?
ГЛАВА 23
Дом
Я закрываю глаза, наблюдая, как вереница одинаковых черных внедорожников пробирается сквозь утренний поток машин в Чикаго.
Сейчас не время беспокоиться о Валентине.
Сейчас у меня нет времени думать о том, как побледнело ее лицо, когда я сказал ей, что мы идем на похороны.
Нет смысла спрашивать ее, все ли с ней в порядке.
Это не так.
Я вдыхаю, наполняя легкие.
Это семейное дело, но когда я выхожу из машины, я чувствую себя хозяином.
Я неприкасаемый.
Непобедимый.
Я жажду крови.
Я дышу, пока не почувствую, что машина замедляется, затем открываю глаза.
Мы здесь.
Вэл сидит со мной на заднем сиденье и смотрит на собор. Дрожит.
Я кладу свою руку поверх ее на сиденье между нами, заставляя ее напрягаться. «Я знаю, что ты не хочешь быть здесь, но ты придешь как моя жена. Все знают, кто ты, так что тебе не нужно представляться. Они знают, что наш брак был быстрым, но они считают, что это был бурный роман».
Она поворачивает голову, наконец встречаясь со мной взглядом. «Я тоже».
Ее глаза всегда были такими живыми. С того самого момента, как я ее увидел, одного взгляда на эти золотисто-карие глаза было достаточно, чтобы понять, что она полна жизни и энергии.
Но не сегодня.
Сегодня они пустые.
И если бы сердце в моей груди не превратилось в алмаз за десятилетия давления, выражение ее лица разбило бы его.
