class="p">ГЛАВА 24
Вэл
Мои руки так сильно трясутся, что я даже не протестую, когда Дом помогает мне выйти из машины.
Все что угодно, только не похороны.
Буквально все, что угодно, только не это.
Мое горло сдавлено, и мне приходится сосредоточиться на дыхании, когда Дом сцепляет свои пальцы с моими. Ноющая кожа моего безымянного пальца протестует, но легкая боль дает мне возможность сосредоточиться.
Мне нужно сосредоточиться на чем-то другом.
Мы идем вперед по тротуару.
Доминик одет в сплошной черный цвет. И взгляд на его лице напоминает мне, что я его совсем не знаю. Потому что впервые я понимаю, что имела в виду Саванна.
Он выглядит немного пугающе.
Мы одновременно поднимаем ноги и поднимаемся по ступеням, ведущим к массивным входным дверям.
Мужчины выстроились вдоль лестницы, и все выглядят так, будто готовы к войне.
Мои черные балетки бесшумны на бетоне, и я рада, что надела эти туфли.
Мое платье-рубашка с длинными рукавами и поясом может быть немного коротковатым для похорон, но это было первое черное платье, которое я смогла найти. И единственный кивок, который дал мне Доминик, когда я спустилась из нашей комнаты, сказал мне, что оно было подходящим.
Перед нами открываются двери, и все внутри меня холодеет.
Я ненавижу похороны.
Я их так ненавижу.
Мои пальцы сжимают пальцы Доминика.
Он может быть моим врагом в этой битве, о которой я не знала, но он также самый близкий мне друг, который у меня есть здесь.
А если он заставит меня сидеть одну…
Я тяну его за руку.
Дом наклоняет ко мне лицо. Он ничего не говорит. И его напряженность почти заставляет меня молчать. Но моя тревожность приближается к уровню фобии.
«Будешь…» Мои губы дрожат, и я на секунду сжимаю их вместе. «Ты посидишь со мной?»
Когда он мне не отвечает, мои глаза наполняются слезами.
Я моргаю и смотрю куда угодно, только не на него, стараясь избегать взглядов мужчин, все еще окружающих нас.
«Ангел». Его голос тихий. Голос, который я знала. Большой палец касается моей щеки. «Ты всегда будешь сидеть рядом со мной».
Он обхватывает мое лицо своей теплой рукой, удерживая меня неподвижно, и прижимается губами к моему лбу.
Я хочу его ненавидеть.
«Там ты можешь грустить. Ты можешь позволить людям увидеть твое прекрасное сердце. Позволь им любить тебя». Дом смахивает еще одну слезу. «Но мы входим, расправив плечи. Потому что эти люди там должны верить в нас. И вместе мы сильнее».
Мне так хочется его ненавидеть.
Я расправляю плечи и свободной рукой откидываю волосы с лица.
Когда я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с ярко-голубыми глазами Дома, я вижу то знакомое чувство, которое я слышала минуту назад.
Больно это видеть. Напоминание о том, что, как я думала, мы строим.
Но даже с этой болью, это все еще утешает. И мне все равно, насколько это токсично прямо сейчас. Мне нужно утешение от него.
Мне нужен кто-то.
«Пойдем, жена. И познакомимся со своей новой семьей». Уголок его рта растягивается в едва заметной улыбке, только для меня.
Затем он тянет меня за собой в церковь.
Глухой ропот большой толпы, пытающейся соблюдать тишину, становится еще более унылым, когда мы начинаем идти по проходу.
Воспоминания пытаются утянуть меня вниз. Вспышки худших моментов моей жизни. Но я иду рядом с Домом, шаг за шагом.
Я стараюсь держать свободную руку расслабленной и прижатой к туловищу.
Здесь так много людей. Сотни.
Это как похороны моего отца.
Женщина улыбается мне, когда я встречаюсь взглядом с ней.
Я слегка улыбаюсь ей в ответ, и мое горло сжимается еще сильнее.
Незнакомец просто улыбнулся мне. Это совсем не похоже на похороны моего отца.
Дом опускает подбородок, приветствуя людей, мимо которых мы проходим. Пожилая женщина протягивает руку и касается его руки. Я делаю все возможное, чтобы дышать, пока я смотрю ему в глаза так часто, как только могу. Каждая пара добрых глаз все глубже вонзает этот укол в мое сердце.
Мы продолжаем идти, проходя скамью за скамьей, до самого входа в церковь.
И вот тогда я наконец смотрю вперед. На большую фотографию мужчины моложе Доминика. Его улыбающееся лицо, обрамленное золотом, символизирует его смерть.
О Боже, я не могу этого сделать.
Дом отпускает мою руку, но прежде чем я успеваю схватить ее обратно, он прижимает ладонь к моей спине, направляя меня вправо, в первый ряд.
Скамья заполнена, за исключением первых двух мест, и женщина, сидящая рядом с пустыми местами, стоит.
«Тетя Дина». Доминик протягивает руки, и она сжимает их. «Я хочу, чтобы ты первой познакомилась с моей женой».
Что он делает? Знакомства сейчас?
Женщина, которой, вероятно, лет шестьдесят, поворачивается ко мне с покрасневшими глазами.
О, Господи Иисусе, неужели это мать покойника?
Женщина делает шаг вперед, и прежде чем я успеваю отреагировать, она обнимает меня.
Я замираю.
На мгновение я замираю.
Затем я чувствую, как ее тело дрожит напротив моего, и я обнимаю ее в ответ. Держу ее крепко.
Потому что это цепкое объятие. Без оговорок. Больше, чем просто приветствие. Оно… настоящее.
«Мне так жаль», — шепчу я, и слёзы капают с моих ресниц. «Мне так жаль».
После долгой паузы она отстраняется, и я отпускаю ее, но она тут же кладет руки мне на щеки. «Благослови тебя Бог, милая девочка». Она целует меня в одну щеку, потом в другую.
Дом кладет руку мне на плечо, и этого движения достаточно, чтобы женщина, его тетя Дина, отпустила меня.
Он ждет, пока она не сядет обратно на свое место. Затем он поворачивает нас. Так что мы стоим лицом ко всем.
Доминик ничего не говорит.
Ему это не нужно.
Мужчина в ряду позади нас встает и смотрит на меня.
Женщина рядом с ним встает.
Медленно, а затем все одновременно встают.
Они все стоят.
И они все смотрят на меня.
Я сглатываю. И оглядываюсь назад.
Чувствую тяжесть момента глубоко в душе.
Доминик убирает руку с моих плеч, скользя ладонью вниз по всей длине моей руки, пока его пальцы не переплетаются с моими.
Я крепко сжимаю его пальцы, чувствуя, что могу распасться, если мне не за что будет держаться.
Затем, когда все встали, Дом разворачивает нас обратно и проводит меня к моему месту.
Без него я бы рухнула на жесткую деревянную скамейку. Но, все еще цепляясь за его руку, мне удается опуститься на нее.
Когда все
