Наши актеры были готовы вступить в дело в любой момент. Но все сейчас зависело не от них, а от тех, кого мы собирались подставить. Юля должна была выйти на обочину так, чтобы не позднее чем через минуту попасть в поле зрения патрулирующих проспект ментов. В противном случае могут возникнуть накладки: как бы не пришлось отделываться от потенциальных клиентов, возжелавших нашей актрисы. Чтобы точно рассчитать по времени начало подставы, в двух троллейбусных остановках от Юли дежурили наблюдатели, которые должны были дать сигнал, как только мимо них проедет патрульный «уазик».
«Вот только, пес его знает, когда он соизволит проехать! – дергался я. – А что, если менты свернули с маршрута – скажем, доставляют задержанных в отделение, или заскочили в какую-нибудь забегаловку перекусить, или отправились по своим неслужебным делам…»
Моим мрачным предположениям было не суждено сгуститься в черные тучи. На пульте связи вспыхнула красная лампочка. Это был сигнал, что поступил вызов с рации. И тут же по громкой связи прозвучало сообщение наблюдателя:
– Внимание! Объект следует мимо меня. Скорость тридцать километров в час. Повторяю: объект проследовал мимо меня со скоростью тридцать!
«Замечательно! – оживился я. – В таком темпе менты через полторы минуты будут на месте. Только бы не отвлеклись на кого-то другого!»
– Поехали!!! – ткнулся губами в микрофон режиссер, и тут же «говорящую голову»[31] спортивного комментатора сменила заставка «Подставы». – Хоккейный режим. Отставание десять секунд.
– Юля, – к этому времени уже вышел на связь с Перепелкиной я. – Мы в эфире. Никаких изменений. Вперед! Удачи! – С другого телефона я тут же дозвонился до Инны. – Мы в эфире. Твою картинку вижу. Все хорошо. Не вздумай трогать коляску… Константин Иванович, минут через десять будет команда на старт.
– Я готов.
– Не сомневаюсь, – я развернулся к плазменной панели. Только что на ней заставка сменилась картинкой с Юлиной камеры. В правом нижнем углу появилась отметка «+10 с». И сразу с подводкой вступила в дело Ольга:
«Подстава»
Менты на обочине
«Сейчас мы вам предлагаем картинку, которую дает камера, скрытая в кулоне на груди нашей актрисы. Ее зовут Юля, и она вместе с мужем и папой собралась съездить на дачу. Только что они созвонились и договорились о встрече. Через несколько минут папа на своей „Волге“ должен подъехать за дочкой и зятем в условленное место, куда и спешит сейчас наша юная героиня. Пока в одиночестве, потому что ее муж Анатолий слегка отклонился от курса в магазин за хлебом».
Я напряженно наблюдаю по монитору, на который выводится картинка с Юлиной камеры – наша актриса уже почти подошла к краю проезжей части. Как только она появляется в зоне обзора скрытой в коляске экстерьерной камеры, режиссер сразу же переключается на нее. Через десять секунд телезрители получат возможность увидеть хрупкую девочку в коротенькой юбочке и дешевой болоньевой куртке, которая, эффектно скрестив стройные ножки и заложив за спину руки, примет на обочине вызывающую и весьма недвусмысленную позу.
И легкий ветерок будет играть в ее распущенных по плечам ярко-рыжих волосах.
В кадре появляется серо-синий «уазик», который, проскочив мимо ярко отсвечивающей на обочине девушки, тормозит метрах в пятнадцати от нее и, по-пердывая движком, резво сдает назад. Машина еще не успевает остановиться, как передняя правая дверца приоткрывается и из нее высовывается один из ментов.
Юля, как и прописано в сценарии, не обращает на стражей порядка никакого внимания.
Она всего-навсего наивная девочка. У которой совесть чиста. Которая не переходила в неположенном месте проспект. Которая не мусорила на улице…
…Которая даже не представляет, что сейчас совершила нечто куда более страшное – неосмотрительно влезла в чужую сферу влияния и за это может нажить себе крупные неприятности.
Эти неприятности в образе человека в бронежилете уже вылезли из «уазика» и вальяжной походочкой, никуда не торопясь, направляются к ней.
Тем временем режиссер снова переключается на Юлину камеру.
В кадре сплошные обои1– движущиеся по проспекту машины, редкие прохожие на обсаженной молодыми деревцами аллее метрах в десяти от обочины… А вот это уже интереснее: две кумушки (одна с коляской) остановились почесать языками неподалеку от нашей актрисы. Им еще предстоит сказать свое веское слово в сегодняшней подставе.
Звуковая дорожка пока представляет собой лишь сплошной интершум – звук проезжающих мимо машин и напряженное дыхание Юли, которой не удается скрыть волнения в предвкушении ожидающего ее конфликта с блюстителями порядка.
Но вот сквозь интершум пробивается отчетливое:
– Чего скучаем?
Ракурс меняется (Юля развернулась к подошедшему к ней со спины менту), и в кадре появляется рябая физиономия молодого – лет двадцати – парня.
– Что?
– Чего скучаем здесь, говорю? Документы есть с собой?
– Документы? Сейчас.
Режиссер снова дает картинку с экстеръерной камеры, и теперь со стороны очень удобно наблюдать за тем, как законопослушная Юля суетливо сует ладошку за пазуху, во внутренний карман курточки, но тут же смущенно застывает.
– Ой! А паспорт у мужа. Он сейчас подойдет. Он в магазин отлучился. За хлебом.
– За хлебом? Муж, говоришь? – ехидно ухмыляется мент и поворачивается к присоединившимся к нему двоим сослуживцам. – Вот, – сообщает он, – такая сопливая, а уже замужем. И куда катится мир? Что ж, пошли в машину, жена. Подождем супруга. Может, и правда подойдет, не обманет.
– Зачем в машину? – очень естественно отступает Юля на шаг от берущих ее в полукруг стражей порядка. – Ни в какую машину я не пойду…
– Пойде-э-эшь, куда денешься, …! – Тон резко меняется с язвительного на откровенно хамский. В речи блюстителя уже проскальзывает первое словечко, нуждающееся в цензуре.
Дальше – больше! Давая понять, что разводить дипломатию со шлюхой он не намерен, рябой пытается сграбастать нашу актрису за плечико. И вдруг к полнейшей своей неожиданности получает хлесткий удар по ладони.
– Р-ручонки!!!
Режиссер очень удачно в этот момент переключается на Юлину камеру, и зрители могут наблюдать крупный план веснушчатой рожи разъяренного стража порядка. Давненько его, неприкосновенного, так страшно не оскорбляли холопы, обязанные ходить перед представителем власти на цырлах!
А тут какая-то соска, минетчица!!!
Отлично видно, как мент что-то активно выкрикивает, но что именно, разобрать могут разве что те, кто умеет читать по губам. Все, что сейчас изрыгает сотрудник милиции, тщательно затирается специальным сигналом. Похоже, с этого момента нашему звукачу предстоит трудиться в поте лица.-………..!!!
Опять картинка с экстеръерной камеры: растерянная Юля, на которую наседают менты.
– Яне понимаю, что вы ко мне привязались! – испуганно лепечет она. – Что я сделала?!! Что я нарушила?..
Больше ей не удается произнести ни единого слова. Один из ментов решительно шагает к Юле за спину, грубо обхватывает хрупкую девочку за шею и резко дергает назад. Она теряет равновесие, и если бы не подхвативший ее страж порядка, несомненно, села бы на сырую землю.
– Мерзавцы, – озабоченно бормочет режиссер. – Они сейчас сорвут с нее камеру. Или свернут микрофон.
Но микрофон пока не пострадал. Хотя сейчас он ни к чему. Сигнал глушителя звуковой дорожки звучит уже непрерывно – такое впечатление, что звукорежиссер просто не решается хотя бы на мгновение снять палец с кнопки цензуры.
– …………!!! ………!!!
И в этот момент на сцене появляется Анатолий.
С большой спортивной сумкой на плече он подбегает к схватившему Юлю менту, неловко цепляет ручищу, сдавившую его жене горло, но уже через мгновение растягивается на земле, сбитый с ног умелой подсечкой.
– Юля!!! Что случилось?!! Что им надо?!! —успевает выкрикнуть он прежде, чем ему в затылок упирается мусорской бери, вынуждая уткнуться лицом в грязь.
Я ликую: «Все по сценарию! Все просто здорово! Все, как не смел и мечтать!»
– Вста-а-атъ! – брезгливо пинают Анатолия под зад и, не дожидаясь, когда он выполнит команду, грубо хватают за шкирку, дергают вверх. Шупленъкий паренек, одетый в драные джинсы, сношенные кроссовки и старенький свитер, не иначе, как наркоман. Так же, как и его подружка – слишком уж бледна и тоща. А с подобным отребьем не принято церемониться.
