— Не увиливай! — ощетинился Питт. — Ты втянула Эмили в это дело; она ничего бы о нем не узнала, если бы не твоя болтовня. Забери ее оттуда. Садись и пиши письмо, чтобы она возвращалась домой, где ей и место, — немедленно!
На лице Шарлотты появилось выражение упрямства.
— Не вижу смысла. Она не уйдет.
— Немедленно! — зарычал Томас. — Не спорь со мной! Садись и пиши.
В глазах Шарлотты стояли слезы, но сдаваться она не собиралась.
— Эмили меня не послушает! — возразила она. — Я понимаю, как это опасно! Думаешь, я ничего не вижу? И я знаю, что тебе тоже грозит опасность. Сижу дома, жду тебя, когда ты задерживаешься, гадая, где ты и не случилось ли с тобой чего… не лежишь ли ты где-нибудь на улице, истекая кровью…
— Это нечестно! И не имеет отношения к Эмили, — уже спокойнее ответил Питт. — Заставь ее уйти, Шарлотта.
— Я не могу. Она не уйдет.
Томас промолчал. Он был слишком зол — и напуган.
Глава 7
Придя в библиотеку на зов Альберта и увидев там Питта, Эмили испугалась. Слава богу, обстоятельства не позволили ему излить свой гнев или попытаться забрать ее отсюда. Когда Вероника пришла в себя, Томас был вынужден промолчать и после нескольких вежливых замечаний удалиться, оставив Эмили наедине с хозяйкой, которая лежала на подушках с таким видом, словно была на волосок от смерти.
Эмили чувствовала к ней острую жалость, граничившую с болью, но в то же время прекрасно понимала, что теперь, когда Вероника потрясена и выведена из равновесия, ей, Эмили, представилась прекрасная возможность вытянуть из нее признание, что именно ее так напугало.
Эмили склонилась над ней и тронула ее за руку.
— Вы плохо выглядите, мэм, — участливо заметила она. — Что он вам сказал? Не следовало его впускать! — Эмили не отрывала взгляда от воскового лица Вероники, и та была вынуждена хоть что-то ответить.
— Я… Кажется, я упала в обморок, — наконец прошептала она.
Эмили мысленно извинилась перед Питтом за несправедливые упреки и постаралась, чтобы ее взгляд выразил сострадание — искреннее.
— Он вам угрожал, мэм? Что он такого сказал? Он не имел никакого права! Вы должны были поставить его на место.
— Нет, — поспешно ответила Вероника и прикусила губу, словно заставляла себя лгать. — Нет… он… он был вполне вежлив. Я…
На мгновение их взгляды встретились, и Эмили видела, что Вероника уже готова поделиться с ней своими страхами. Искушение было таким сильным, что чувства отразились на ее лице — сомнения, подступившие слезы. Эмили затаила дыхание.
Но минутная слабость прошла, и Вероника отвернулась. Слезы потекли у нее по щекам. Она откинулась на подушки и закрыла глаза.
Эмили хотелось обнять ее, сказать, что она понимает, как тяжело внезапно потерять мужа, пережить ужас убийства и осознания того, что бывает такая ненависть, удовлетворить которую может только смерть. И еще она знала, что такое усиливающиеся с каждым днем страх и растерянность, когда мир вокруг становится чужим, полным тайн, в том числе ужасных, и тебя захлестывает страх, что правда может оказаться невыносимой. И никуда не деться от страха, что ты тоже могла бы стать жертвой — не говоря уже о мыслях, что ты тоже виновата и твоя глупость или невнимательность тоже могли сыграть свою роль. Постоянное чувство вины, не отпускающее ни на минуту.
А у Вероники еще и страх того, что полиция может ее подозревать. Ведь ее мотив был более чем очевиден.
Чего же так боится Вероника? Чувствует, что Питт подбирается к ней? Или она лишилась чувств от страха за себя? А может, она боится за того, кого защищает, — например, Джулиана Данвера? Скорее всего, Томас не действовал напролом, а искал самое слабое звено в цепи: не самого убийцу, а человека, который может поддаться нажиму.
Или Вероника боялась — как и в свое время боялась Эмили — других членов семьи, которые считали или хотели видеть ее виновной, причем не в смысле ошибок или эгоизма, а в буквальном смысле виновной в убийстве? Может, напряженные отношения между Лореттой и Вероникой объясняются тем, что Лоретта считает невестку убийцей ее сына? И мстит ей по-своему, день за днем, проворачивая нож в ране, собирая крупицы доказательств, пока окончательно не убедится в своей правоте? Это гораздо более утонченная пытка, чем петля палача, и Лоретта может применить ее сама — и смотреть, наслаждаясь.
Или Вероника боится Пурпурной?
Или — несмотря на свой страх — она и есть Пурпурная? И теперь, когда кольцо сжимается вокруг нее, она боится своих работодателей?
Как бы то ни было, искать истину теперь не время. Момент, когда Вероника была готова заговорить, прошел, и Эмили понимала, что выдавать свое любопытство глупо. Ей было слегка не по себе. Эмили не хотела, чтобы Вероника действительно оказалась виновной. Она ничего не могла с собой поделать — вдова Роберта ей нравилась, и Эмили видела в ней сходство с собой. И еще она злилась на себя за неспособность рассуждать хладнокровно. Ее обуревали чувства — желание защитить жертв и наказать виновных, причем всех, как виновных в убийстве, так и в ненависти и низости. Но она не могла понять, кто эти люди.
— Хотите пойти наверх, мэм? — спросила Эмили, возможно, грубее, чем должна была. — Пока кто-нибудь не пришел, и… — Она умолкла, осознав, что выдает себя.
Вероника поняла. Она спустила ноги с дивана и села, очень медленно, потому что голова у нее все еще кружилась.
— Да… Да, лучше я пойду к себе. — Произносить имя Лоретты не было необходимости. Они прекрасно понимали друг друга, и ничего не нужно было говорить вслух.
Очень медленно они вышли из библиотеки, миновали коридор и поднялись на второй этаж.
Вечером у Эдит случился один из ее «приступов», и Эмили пришлось готовить вечерние платья и для Вероники, и для Лоретты.
— Бедная Эдит. Ей нужно к врачу, — с притворным сочувствием сказала Эмили. — Может, попросить миссис Йорк? Я уверена, она не откажет. Она так ценит Эдит.
Фанни хотела что-то ответить, но суровый взгляд экономки заставил ее умолкнуть.
— Не тебе указывать, мисс, что мы должны делать, а что не должны! — огрызнулась миссис Кроуфорд. — Мы вызовем врача, если потребуется. Вечно ты лезешь со своими советами!
Эмили изобразила невинность и легкую обиду.
— Я просто пыталась помочь, миссис Кроуфорд, потому что по долгу службы все равно увижу миссис Йорк. Думала избавить вас от лишнего хождения.
— Я хожу туда, куда хочу, мисс, и это не твое дело!
— Девушка хотела помочь, — рассудительно заметил дворецкий. — Может быть, Эдит действительно следует показаться врачу. Она скрипит, как старая шарманка!
Либби захихикала и наполовину сползла под стол.
— Вы такой остроумный, мистер Реддич, — восхищенно воскликнула Берта.
Нора фыркнула. Она заметила, что Берта обхаживает Реддича, и — сама потерпев неудачу на этом поприще — с осуждением смотрела на нее. Хотя сама она намеревалась заполучить что-то получше, чем дворецкий. Пусть он достанется Берте — на здоровье. Нора не собиралась всю оставшуюся жизнь провести в чужих домах! У нее будет свой дом, с красивым бельем и посудой — и служанкой, которая будет делать всю черную работу.
Реддич усмехнулся, явно довольный, что им восхищаются.
— Следи за собой, Либби, — нравоучительно произнес он. — Тут не о чем спорить. Да, миссис Кроуфорд, я думаю, Амелия может упомянуть об этом миссис Йорк.
— Да, Амелия, — с усмешкой согласилась Нора. — Почему бы и нет?
Джоан открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала, а просто пристально посмотрела на Эмили и слегка покачала головой. Движение было почти незаметным, так что его можно было принять за игру света, если бы не предупреждающий взгляд девушки.
— Ты сегодня не сожгла сорочки? — язвительно спросила Нора.
— Нет, спасибо, — улыбнулась в ответ Эмили. — А ты не пролила суп?
— Я никогда не проливаю суп! Я знаю свою работу!
— Проливаешь, и еще как, — с удовлетворением подтвердил Альберт. По его мнению, Нора слишком воображала. Он пытался с ней дружить, но горничная считала себя выше юного лакея. И еще высмеивала его в присутствии помощницы. — Помню, как ты уронила картофелину на колени французского посла.
— Я тоже могу вспомнить твои ошибки! — гневно возразила Нора. — Хочешь?
— Мне плевать, — небрежно ответил Альберт, но лицо его сделалось пунцовым.
— И скажу! Как насчет того дня, когда ты наступил на шлейф леди Уортли? Я прямо-таки слышу, как рвется тафта на ее платье!
Реддич решил вмешаться в перепалку.
— Прекратите! — Он выпрямился на своем стуле и обвел всех суровым взглядом. — Я не потерплю, чтобы вы оскорбляли друг друга и вмешивались в чужую работу. Нора, твое поведение неуместно!
Нора состроила гримасу у него за спиной.
