Джим видел Луизу, висящую на кустах. Она не проявляла никаких признаков жизни. Он подумал, что при падении она могла сломать шею или разбить голову. Мысль о том, что он может ее потерять, была слишком мучительна, и он всей физической силой и силой воли гнал жеребца вперед. Неожиданно слон нашел обмякшее тело Луизы и выдернул его из кустов. Джим не решился выстрелить ему в голову, опасаясь попасть в Луизу. Он вынужден был ждать, пока зверь попятится и повернется к нему боком. Джим наклонился в седле, так что ствол едва не касался грубой серой кожи, и выстрелил.
Пуля попала слону в плечо там, где соединяются плечевая кость и лопатка, раздробив кости. От силы выстрела слон качнулся и взмахнул хоботом, удерживая равновесие на трех ногах. Он выпустил ногу Луизы, и девушка упала в кусты, которые помешали ей удариться оземь.
Слон повернулся к Джиму. Он размахивал ушами, трубил от боли и гнева и вытянул хобот, чтобы сорвать Джима с седла. Но ему мешала сломанная передняя нога, и Джим увел жеребца, ускользнул за пределы досягаемости слона и поскакал назад, навстречу Баккату, который приближался со вторым ружьем. Со стремительностью, рожденной долгим опытом, они обменялись ружьями.
– Перезаряди! Быстрей! – крикнул Джим и, держа второе ружье, повернулся к слону, который с трудом тащился ему навстречу, хромая на трех ногах; раненая передняя нога бесполезно висела.
Теперь Джим видел, что выстрел Луизы ослепил слона на один глаз: по щеке самца текли кровь и желе из глаза. Он помчался в другую сторону, приближаясь к слону со слепого бока, и подъехал так близко, что конец бивня задел его плечо; не сдерживая галоп Драмфайра, Джим выстрелил слону в грудь. Самец пошатнулся. На этот раз тяжелая четырехунциевая пуля прошла глубоко, повредив внутренние органы и клубок артерий и вен в глубине грудной клетки. Рана смертельная, но зверь умрет не сразу.
Джим решил, что пока Луиза остается в гуще кустов, она вне опасности. И поскакал назад к Баккату, который спешился, чтобы быстрее перезарядить ружье. Нужно мужество, чтобы спешиться перед раненым слоном.
«Мужества ему не занимать», – подумал Джим, глядя, как Баккат заканчивает сложный процесс перезаряжания тяжелого ружья. Драмфайр нервно приплясывал по кругу, и Джим оглянулся, чтобы не упускать из виду слона. И вскрикнул в тревоге: он увидел, как Луиза на четвереньках выползает из колючих кустов чуть ли не под ногами у слона. Теперь она снова оказалась в смертельной опасности. Джим бросил пустое ружье и, не дожидаясь, пока Баккат закончит перезаряжать, поскакал обратно. Он снова повернул так, чтобы приблизиться к слону со слепой стороны: так он мог подойти гораздо ближе.
Очевидно, наполовину оглушенная Луиза встала, оберегая ногу, которую схватил хоботом слон. Она увидела скачущего к ней Джима и захромала навстречу, подняв руки. Выглядела она ужасно, вся ее изорванная шипами одежда была в крови. Вся кожа покрыта царапинами и пылью, а волосы свесились на лицо.
Драмфайр проскакал так близко от слона, что кровь из раны в плече животного окрасила штаны Джима на колене, но когда слон повернулся и попытался хоботом прихлопнуть его, как муху, Джим прижался к холке жеребца, уклоняясь от удара. Они подскакали к Луизе, и Джим, не останавливаясь, наклонился в седле, держась только коленями, одной рукой обхватил Луизу и усадил за собой. Она сразу обхватила его за пояс и прижалась лицом к его потной спине между лопатками. Она всхлипывала от боли и испуга и не могла вымолвить ни слова. Он отвез ее на вершину холма, соскочил с лошади и протянул руки, чтобы снять ее со спины Драмфайра.
Она по-прежнему не могла говорить, но слова были ненужны и неуместны. Ее глаза, так близко к его глазам, выражали всю ее благодарность и иные чувства, слишком сложные и смешанные, чтобы она могла их высказать.
Джим осторожно опустил ее на землю.
– Где болит? – спросил он. В его голосе звучала тревога. Волнение от такого близкого столкновения со смертью ясно читалось на его лице, и это придало Луизе сил. Она продолжала держаться за Джима, когда он ее опустил.
– Лодыжка… но это ерунда, – прошептала она.
– Давай посмотрим, – сказал Джим, и она убрала руку с его шеи. – Которая? – спросил он, и она показала. Он снял с ноги Луизы сапог и осторожно потрогал больное место. – Не сломана.
– Нет. – Она села. – И болит не очень.
Она убрала с лица золотые волосы, и Джим увидел, что из ее щеки торчит шип. Он вытащил его, и она поморщилась от боли, но не отвела взгляд.
– Джим, – прошептала Луиза.
– Да, мой маленький Ежик?
– Ничего, только… – Она замолчала, не в силах продолжать, потом запинаясь продолжила: – Мне нравится, когда ты меня так называешь.
– Я рад твоему возвращению, – сказал Джим. – На мгновение мне показалось, что ты нас покинула.
– Должно быть, от таких картин у детей бывают кошмары.
Она больше не смотрела ему в глаза и пыталась стереть пыль с лица.
«Только женщина способна в таких обстоятельствах думать о своей внешности», – подумал Джим, но вслух этого не сказал.
– Ты выглядишь сейчас как та, о ком я всегда мечтал, – ответил он вместо этого, и Луиза под слоем пыли покраснела.
Тут подъехал на Холодке Баккат с двумя заряженными ружьями.
– Самец еще может уйти от нас, Сомойя, если ты ему позволишь, – сказал он.
Джим опомнился и вспомнил об окружающем. Он увидел, что слон медленно спускается с холма, приволакивая раненую ногу и качая от боли в глазу головой.
– О Джим, – прошептала Луиза. – Бедняга ужасно страдает. Не позволяй ему страдать.
– Это не потребует много времени, – пообещал Джим. Он сел на Драмфайра и взял у Бакката ружье. Потом спустился с холма, обогнал слона и остановил жеребца прямо перед ним. Взвел курок и стал ждать.
Слон как будто не замечал их и продолжал неловко, с трудом приближаться. В десяти шагах Джим выстрелил ему прямо в грудь. Пуля впилась в морщинистую кожу, а он, гарцуя, развернул Драмфайра. Слон не пытался их преследовать. Он стоял неподвижно, как памятник, и из свежей раны била алая сердечная кровь, яркая, как фонтан на солнце.
Джим поменял у Бакката ружье и вернулся туда, где стоял слон. Он приближался шагом со слепой стороны. Слон начал слегка раскачиваться, издавая низкий, грудной звук. Джим почувствовал, как воинственная страсть оставляет его, сменяясь печалью и сожалением. Убивая эту благороднейшую добычу, он напряженно ощутил вечную трагедию убийства. Потребовались усилия, чтобы снова поднять ружье и выстрелить. Слон содрогнулся, принимая пулю, и начал пятиться, но движения его были медленными и неуверенными. Потом он тяжело и порывисто вздохнул.
