— Ты не погибнешь, — нетерпеливо бросил он. — Выбирайся.
Хук, привстав, начал обеими руками раскапывать грунт над головой. Земля сыпалась сверху, забивала рот и не давала кричать от ужаса, хотя очень хотелось. Хук из последних сил выпрямлялся, упираясь ногами в пол туннеля, уверенный, что здесь ему и умереть, — и вдруг обнаружил, что дышит свежим воздухом. Могила оказалась неглубокой — лишь тонкий покров обвалившегося грунта, — и теперь, наполовину выбравшись из земли, Хук с удивлением увидел, что сумерки даже не успели перейти в ночь. Небо было ясным. То, что Хук поначалу принял за звуки дождя, оказалось стуком арбалетных стрел: французы, укрываясь за остатками барбакана и развалинами городской стены, метили по англичанам, стоило лишь тем показаться из траншей рядом с бревенчатым укрытием.
Хук, стоя по пояс в земле, потянулся вниз и, нащупав у правой ноги кожаную куртку Роберта Перрила, вытащил хрипящего лучника за шиворот под темнеющее небо. Арбалетная стрела ударила в нескольких дюймах от Хука. Он замер и огляделся.
Коридор, в котором он стоял, теперь выглядел как глубокая неровная траншея. Ликующие защитники города, видевшие обвал подкопа, обстреливали из арбалетов всех тех, кто пытался подобраться к туннелю и спасти уцелевших при обвале.
— Боже, — выдохнул Роберт Перрил.
— Ты жив, — заметил Хук.
— Ник?..
— Надо переждать.
Роберт Перрил закашлялся и выплюнул изо рта землю.
— Ждать?
— До темноты. Иначе застрелят.
— А где мой брат?
— Сбежал, — отрезал Хук. Интересно, что стало с сэром Эдвардом? Рухнула ли дальняя часть подкопа? Враги, судя по всему, вели подземный ход поверх английского туннеля, а потом провалились вниз. Хук представил себе внезапный бой и смерть в кромешной тьме, в вырытой своими руками могиле…
— Ты хотел меня убить, — заметил он Роберту Перрилу.
Тот все еще полулежал на полу траншеи, по пояс засыпанный землей. Меч он потерял.
Перрил не ответил.
— Ты хотел меня убить, — повторил Хук.
— Не я. Брат.
— Мечом в меня целил ты, а не брат.
Перрил обтер землю с лица.
— Прости, Ник.
Ник фыркнул и промолчал.
— Сэр Мартин обещал нам заплатить, — признался Перрил.
— Ваш отец? — ухмыльнулся Хук.
Перрил, поколебавшись, кивнул:
— Да.
— Он меня ненавидит?
— Твоя мать ему отказала, — объяснил Перрил.
Хук засмеялся:
— А твоя отдалась как последняя шлюха.
— Он ее уверил, что она пойдет в рай. Мол, переспать со священником — это добродетель. Так и сказал.
— Он сумасшедший.
— Он ей платил — и тогда, и сейчас, — ушел от ответа Перрил. — И нам обещал денег.
— За то, чтобы меня убить? — спросил Хук.
Французы изо всех сил старались за сэра Мартина: арбалетные стрелы то и дело свистели в воздухе, перелетая через обрушенный туннель, теперь ставший траншеей.
— Ему нужна твоя женщина.
— И сколько он вам даст?
— По марке каждому, — с готовностью объявил Перрил в надежде, что признание ему поможет.
Марка. Сто шестьдесят пенсов, на двоих триста двадцать — жалованье лучника за пятьдесят три дня. Цена жизни Хука и унижения Мелисанды.
— Значит, ты должен меня убить, а потом забрать девушку?
— Так хочет сэр Мартин.
— Сдуревший мерзавец.
— Он бывает и добрым. — В голосе Перрила послышалось умиление. — Помнишь дочку Джона Латтока?
— Еще бы.
— Он ее увез, а потом заплатил Джону, дал денег на приданое!
— Сто шестьдесят пенсов за изнасилование?
— Нет! — озадаченно возразил Перрил. — Два фунта, не меньше! Джон считал, что ему повезло.
Стремительно темнело. Французы, чьи заряженные пушки целый день только и ждали, когда встречный подкоп наткнется на английский туннель, теперь слали со стен Гарфлёра ядро за ядром. Пушечный дым клубился как грозовые тучи, затемняя и без того потемневшее небо, каменные ядра одно за другим с глухим стуком отскакивали от крепкого парапета.
— Роберт! — донесся голос со стороны укрытия.
— Это Том! — оживился Роберт Перрил, узнав голос брата, и уже набрал в грудь воздуху, чтобы ответить, однако Хук закрыл ему рот ладонью, рявкнув:
— Помалкивай!
Арбалетная стрела, влетев в траншею, ударилась о кольчугу Хука и отлетела прочь. Другая угодила в кремневую породу, посыпались искры.
— И что теперь? — спросил Хук, отнимая ладонь от рта Перрила.
— То есть как?
— Я тебя спасу, а ты будешь меня выслеживать, чтобы убить?
— Нет! — запротестовал Перрил. — Вытащи меня, Ник! Я даже двинуться не могу!
— Что теперь? — повторил Ник.
Арбалетные стрелы стучали по бревенчатому укрытию, как частый град по деревянной крыше.
— Я не буду тебя убивать! — пообещал Перрил.
— Что теперь?
— Вытащи меня, Ник, пожалуйста! — не отставал Перрил.
— Я говорю не с тобой. Что мне делать?
— А как ты думаешь? — Знакомый резкий голос святого Криспина прозвучал издевательски.
— Это убийство! — заметил Хук.
— Я не стану тебя убивать! — повторил Перрил.
— Неужели мы спасали девушку для того, чтобы теперь ее изнасиловали? — спросил святой Криспиниан.
— Вытащи меня из этого дерьма! — взмолился Перрил. — Пожалуйста!
Хук дотянулся до арбалетной стрелы, упавшей ближе всех — в локоть длиной, в два пальца толщиной, с жесткими кожаными лопастями вместо оперения. Наконечник, хоть и тронутый ржавчиной, оставался острым.
Убить Перрила оказалось легче легкого. Стукнув его по голове и не дожидаясь, пока тот отойдет от удара, Хук вогнал ему стрелу прямо в глаз. Стрела пошла легко, чуть задев кость у глазницы. Хук давил на толстое древко до тех пор, пока ржавое острие, пройдя сквозь мозг, не уперлось изнутри в заднюю стенку черепа. Судороги, хрип, дрожь продолжались недолго — смерть не заставила себя ждать.
— Роберт! — крикнул Том Перрил со стороны укрытия.
Тяжелый снаряд стрелометной машины ударил в каменную печь, торчащую среди обгорелых остатков какого-то дома, и, отскочив, перелетел далеко за английские траншеи. Хук вытер о рубаху убитого правую руку, вымазанную сочившейся из глаза Перрила слизью, и выбрался из-под засыпавшей его земли. Близилась ночь, из-за орудийного дыма сумерки казались гуще. Хук, переступив через Перрила, побрел на затекших ногах к укрытию. Вокруг сыпались арбалетные стрелы, но Хука шатало так, что целиться в него было невозможно, поэтому до укрытия он добрался невредимым и, пройдя вдоль стены, опустился наконец в защищенную траншею. Увидев в отблесках светильников его лицо, покрытое коркой грязи, солдаты замолчали.
— Сколько еще выжило? — спросил кто-то из латников.
— Не знаю, — выдавил из себя Хук.
— Держи. — Какой-то священник сунул ему в руки кружку пива, и Хук жадно к ней припал: он и не подозревал, как хотелось пить.
— Где мой брат? — спросил сидевший здесь же Томас Перрил.
— Убило арбалетной стрелой, — коротко ответил Хук, взглянув в его длинное лицо, и безжалостно добавил: — Прямо в глаз.
Перрил застыл, не сводя с него взгляда, но тут сквозь кучку солдат протиснулся сэр Джон Корнуолл.
— Хук!
— Жив, сэр Джон.
— По тебе не скажешь. Пойдем. — Командующий, подхватив Хука под руку, повел его к лагерю. — Что там стряслось?
— Французы нагрянули сверху. Я шел к выходу, обвалилась крыша.
— Обвалилась над тобой?
— Да, сэр Джон.
— Тебя явно кто-то любит, Хук.
— Святой Криспиниан, — кивнул лучник и в тот же миг увидел в свете костра Мелисанду, которая бросилась к нему с объятиями.
А потом, в темноте, ему снились кошмары.
* * *
На следующее утро люди сэра Джона стали умирать. Болезнь, обращающая кишки в грязное вместилище мутной жижи, первыми унесла двоих стрелков и латника. Умерла Алиса Годвайн. От того же недуга мучились еще дюжина латников и десятка два стрелков. Чума уничтожала армию, над лагерем стоял запах дерьма, а французы каждую ночь возводили стены все выше. На рассвете англичане из последних сил тянулись к орудийным окопам и траншеям, где их все так же одолевали рвота и понос.
Отец Кристофер тоже заболел. Мелисанда нашла его в палатке бледного и дрожащего. Он лежал в собственных нечистотах и от слабости не мог двинуться.
— Я ел орехи, — выговорил он.
— Орехи?
— Les noix, — повторил он по-французски голосом, скорее звучавшим как слабый стон. — Я не знал.
— Не знал чего?
— Лекари потом сказали, что орехи и капусту есть нельзя. Когда вокруг болезнь. Я ел орехи.
Мелисанда его вымыла.
— Я только сильнее заболею, — жалобно простонал священник, не в силах ей помешать.
