живота жены:
- Но откуда? Почему ты так уверена?
Но она лишь улыбнулась:
- Я знаю, и всё. Поверь мне.
И тут снова слабый, едва ощутимый толчок, и Роберт почувствовал его своей рукой. Он с любовью посмотрел на жену:
- Эл, я почувствовал, и правда толкается.
И он поцеловал живот своей жены.
Утром следующего дня, Элейн не мешкая ни минуты, помчалась на драконью лужайку. Она не стала брать сопроводителей, решив, что отныне в этом нет нужды. Но когда она была в тридцати метрах от своих чад, она, в тревоге, остановилась. Она ощутила, как дитя в её чреве, зашевелилось и начало сильно толкаться, и толчки не прекращались, а лишь усиливались. Элейн подняла глаза на своих драконов, они смотрели на неё, ожидая, что наконец то она подойдёт к ним, но она в отчаянии, побежала прочь. Она боялась, что может ещё рано, ребёнку явно что-то не нравилось, он беспокойно толкал её снова и снова, и что-то было не так. Она не хотела рисковать драгоценным даром, и решила, что подождёт ещё несколько недель.
И по мере удаления от драконов, дитя успокоилось.
Спустя три недели, она снова шла к своим чадам, но теперь медленно, пытаясь уловить малейшие знаки и сигналы в своём чреве. И когда она была в двадцати метрах от них, дитя вновь начало беспокоиться внутри, но.. лишь на несколько секунд. А потом оно успокоилось. И Элейн медленно приблизилась к Беллатриксу. Она несмело протянула руку, всё ещё опасаясь коснуться его, и застыв ненадолго, и не ощутив ничего внутри себя, погладила дракона меж ноздрей. И снова прислушалась к себе… Но нет, всё спокойно. И теперь она безудержно ласкала, и с нежностью прижималась к огромным, шипастым мордам. Драконы с шумом выдыхали воздух, и нетерпеливо топтались на месте, и по всему было видно, как они были рады. Но всё ж Элейн решила не задерживаться надолго в первый раз, и с любовью взглянув на драконов, пошла назад. Как только она ушла, они поднялись в небо и разрывая небеса громким рёвом, парили над замком весь день. Они были словно расшалившиеся дети, они взмывали высоко в верх, и камнем падали вниз, едва не касаясь башен Мидлтауна, а затем расправляли крылья, и вновь взмывали в небеса, подхватываемые мощными взмахами, и парили. Элейн любовалась ими и улыбалась, умиляясь их проделкам.
Теперь она ходила к ним каждый день, но ещё не отважилась полететь. Она опасалась за дитя, ей всё же было немного не спокойно, и она откладывала полёт. Она не сказала Роберту, о причине, по которой она заставила ждать его так долго, долгожданного дитя, переживая, что он не пустит её к ним до рождения ребёнка. И когда он спросил её, почему Беллатрикс больше не прилетает на их башню с мостом, она сказала ему, что лишь перестраховывается, чтобы тот рёвом, не будил её, и не прерывал, и без того неспокойный, сон.
Но теперь с этим покончено, и её дракон может вернуться на свою излюбленную башню. И спустя месяц, она полетела. Она снова парила в небесах, и счастье окутывало её мягким коконом, и разливалось приятным теплом по всему телу.
Но срок близился. И в одну из ночей она проснулась от резкой боли в животе, и почувствовала, как простыня под ней, намокла. Она села на кровати и толкнула мужа:
- Роб, кажется, началось.
Роберт не сразу понял спросонья, но быстро очнувшись, выбежал в коридор, и приказал охране бежать за лекарем и повитухами. Король не мог унять волнение, он с тревогой смотрел на жену и был совершенно растерян, он метался по комнате, и с ужасом смотрел, как его жена, периодически корчится от боли, хватаясь за живот. Наконец целая армия прибежавших повитух и лекарей, отправили его прочь из покоев.
Рождение его первенца заняло много времени. И Роберт переполошил весь замок. Он допытывался и у своей матери, Кони, почему так долго, потом с пристрастием допрашивал Вэл, нормально ли, что Элейн так долго мучается, а потом и Хелен не избежала допросов с пристрастием. И будучи матерью уже дважды, она успокаивала Роберта, как могла. Но наконец, под вечер, когда Роберт и сам уже был вымотан волнением и переживанием, и уже просто сидел на полу в коридоре, у дверей покоев, слушая вопли жены, раздался долгожданный детский плач. Его сердце забилось, как будто готовилось вырваться вон, наружу, но он не решался войти. И скоро повитуха открыла дверь, и махнула ему рукой:
- Ваша светлость, у вас девочка, входите.
И он несмело вошёл, и Элейн сидела на кровати, вся мокрая от пота и слёз, растрёпанная, и держала на руках дитя, завёрнутое в мягкий, пушистый плед. Её глаза светились от счастья, хоть и усталость, на грани изнеможения, тоже отчётливо угадывалась в них. И он медленно подошёл, и осторожно сел рядом. Он поцеловал жену, и несмело отодвинув край пледа, и первый раз, с замиранием сердца, взглянул на свою дочь. По щеке Элейн стекала слеза, и он вытер её и сказал:
- Я так люблю тебя. Спасибо.
Элейн устало улыбнулась и сказала:
- Придумай ей имя, Роб.
И он не задумываясь ответил:
- Изабелла.
И они улыбнулись друг другу.
Девочка была очень крепкой и здоровой. И спустя неделю, Роберт уже не боялся брать её за пухлую пяточку, и даже сам мог держать её на своих руках, не опасаясь потерять сознание.
Элейн же, буквально на следующее утро после родов, ещё очень слабая, шаткой походкой вышла на балкон, и пошла по мосту к Беллатриксу. Она провела с ним полчаса, она просто сидела, облокотившись на могучую грудь, и уже на следующий день она полностью оправилась. Больше ничто не напоминало о её жестоких муках и немощи, что терзали её ещё два дня назад.
Через десять дней Роберт закатил пир, в честь рождения своего первенца, и наугощался похлеще Майлса Барта, который теперь всегда крутился подле Короля, не забывая напоминать окружающим, что в семье, к коей он себя безусловно причислял, пополнение, и он несказанно этому рад. И он восторгался, и нахваливал Роберта и его жену, и без устали, лил бальзам на душу Короля. Радость Роберта, и без того, была безмерной, и он весело подливал себе и Майлсу, поощряя его раздутое эго, и тот опрокидывал чарки, одну за одной, упиваясь прилюдным расположением Короля, и собственной значимостью
