— Ну беги, раз ясно.
— А я место нашёл уже. У нас в школе, в спортзале. Физрук тоже к вам в ученики хочет.
— Ты там всю школу что ли решил ко мне на занятия пристроить? — прикрикивает он.
— Пока только четверых, но есть ещё от двух до четырёх претендентов. Вы скажите сколько можно, желающих столько будет, что…
— Ты мне это прекращай, ты понял? Это вообще дело опасное.
— Так мы же всем будем говорить, что это спортивное самбо.
— Чего?! — упирает он кулаки в бока. — Это и есть спортивное!
Я покашливаю.
— Ну, да… Понял. Спортивное.
— То-то! А то видишь ты, им ещё и боевое подавай. И так жить некогда. На работе пашешь целый день, а им ещё и все вечера отдай. Я тебе что, нанимался?
— Так это, — протягиваю я ему конверт. — Мы тут с ребятами покумекали…
— Это что ещё за херня?! — вспыхивает он и заглядывает в конверт. — Да вы… Да я вас! Это что такое, я тебя спрашиваю?!
18. Олимпийские надежды
Его глаза мечут громы и молнии. Кажется, он меня сейчас уделает, но чего он так оскорбился, непонятно.
— Виталий Тимурович, вы чего рассердились? Мы же от чистого сердца. Собрали с пацанами. Понимаем же, что для вас эти занятия дополнительная нагрузка в ущерб личному времени. Не хотели выглядеть неблагодарными.
— Ты мне хочешь сказать, что я ради денег это делаю?! — кричит он.
Вот блин, зря я раньше времени ему деньги сунул. Психолог, мля. Надо было потом, когда уже дело бы пошло. Правда, мог бы и отказать, а так, скорее всего, не откажет, даже если не возьмёт.
— Да почему, ради денег, никто так не думает, но жить вам тоже надо. Без бабок-то пока никак невозможно. Опять же, от каждого по — способностям, каждому — по труду. Принцип социализма.
— Забирай! — кипятится он.
— Да не буду я забирать, — прячу я руки за спину. — Нам вообще-то тоже не с неба упало, но мы собрали для своего сенсея. Хотим умения перенимать. Всё по-человечески сделали, с уважением. Чего вы злитесь? Мы же не взятку даём. Пока по-другому не можем благодарность проявить. А потом посмотрим.
— Если не заберёшь, не буду занятия проводить, — говорит он немного тише.
— Ну, значит таково ваше решение. Мы не в обиде. Вы же учитель.
Он ничего не отвечает и пристально смотрит.
— Сска мля, — шепчет он наконец. — Какого хрена, Брагин?
— Виталий Тимурович, мы же не ради глупостей. Вы видите, что на улицах города делается? Хулиганьё распоясалось совсем. Мы хотим не просто себя защитить. Тех, кого ещё можно, хотим вернуть к жизни, так сказать. А тех, кого нельзя… С теми говорить будем жёстко.
— Санитары леса что ли? — презрительно кривится Скачков. — Идите в милицию после школы, там вас и научат.
— Сегодня к вам в группу придёт Андрей Терентьев. Помните, вы разрешили, сказали, пусть приходит.
— Ну, — недовольно подтверждает тренер.
— Вы только ему не говорите, что знаете, я вам просто, чтоб ситуацию обрисовать, а так никто не знает. И родители мои тоже не знают, так что… Вот, видите, шрам у меня на голове?
Я показываю свою изувеченную голову.
— Так вот, это он мне кирпичом засандалил. Я с сотрясом в больнице лежал после этого. Он в интернате учится, с родителями беда, никому не нужен, можно сказать. Связался с плохой компанией, с приблатнёнными какими-то. И вот результат, напали толпой, хотели деньги отобрать. Один с кастетом, другой с ножом, а этот с кирпичом. С теми-то я справился, а он мне приложил кирпичиком. Но не суть.
— И нафига ты мне этого бандита малолетнего притащил? Хочешь из него убийцу сделать?
— Да в том-то и дело, что никакой он не бандит, нормальный парень, просто попал под дурное влияние. Родных, считай что нет, отсутствует берег, к которому причалить можно, тот где близкие стоят и ждут, чтобы обнять, приободрить, поддержать и совет дать.
— Это ты что ли на берегу его приободрять будешь?
— Да что я, — машу я рукой. — Куда мне. Это я к тому, что самбо не просто уверенность вселяет, оно же мозги на место ставит, понятие даёт, помогает уяснить, кто ты есть и ответственность вырабатывает. Причём, не только за себя, но и за других. Я бы хотел, чтобы нормальные ребята имели возможность заниматься и становиться лучше. Ну, и сильнее, конечно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А ты, я смотрю, мастак языком чесать, — качает головой Скачков.
— Ну, так, — улыбаюсь я. — Для первого секретаря доклад писал. Для комсомольского, не для партийного, правда.
— Трепло, — уже без всякой злобы говорит он. — Ладно, Терентьева твоего возьму. Я вообще-то сам детдомовский. Оттуда сразу в училище поступил, так что жизнь казённую неплохо знаю, и просто так слезу у меня не вышибешь, понял? А с отрядом твоим…
Он замолкает
— Да он не мой, а ваш, по сути-то. Куда захотите туда и направите мозги ребятам.
— А тебе значит нет? — приподнимает он бровь.
— А я вам помогу. А за деньги не сердитесь. Правда. Ничего такого. И ребятам лучше не говорите про них.
Он собирается что-то возразить, но в этот момент в зале появляется Трыня.
— Здравствуйте, — говорит он. — Я на самбо пришёл.
— Это и есть твой Терентьев? — спрашивает Скачков.
— Так точно, — киваю я. — Здорово, Андрюха.
— Форма есть?
— Да, только что купил, — отвечает Трыня.
— На какие шиши? Ты из интерната?
— Да… — смущается он. — Егор помог…
— Да, мы там… В общем, решили вопрос, — неохотно говорю я.
— Ясно всё с вами. Ладно. Иди переодевайся. Послезавтра в шесть часов к вам приду. Школа какая?
После тренировки я решаю заглянуть к Платонычу. Жизнь такая пошла, что времени совсем нет. Как бы хорошо было наслаждаться заканчивающимся детством, валяться на диване, читать Фенимора Купера, тренькать на гитаре, заигрывать с барышнями и наслаждаться безделием, изредка прерываясь на выполнение домашних заданий. Ан нет, всё не так, как могло бы быть.
— А, Егор, хорошо, что пришёл. Мы тут как раз с Игорем Исаковичем чаи гоняем.
Я захожу в гостиную.
— Здравствуйте, Игорь Исакович.
Игорёша, скользнув по мне взглядом, произносит несколько нечленораздельных звуков и утыкается в тарелку, на которой лежит кусок торта.
— Сегодня с виделся с Любой, — сообщает Большак, — она тебе привет передаёт и гостинцы. Не забудь захватить, когда пойдёшь. Присаживайся, я тебе чашку и тарелку принесу.
— Как поживаете? — задаю я Игорёше вопрос.
Мне даже интересно, скажет он что-нибудь или снова отделается невнятным мурлыканьем.
— Спасибо, хорошо, — говорит он на удивление внятно, но в мою сторону по-прежнему не смотрит.
Платоныч приносит из кухни посуду и вилку.
— Чай у меня нынче замечательный, — заявляет он. — Со смородиной и вишней. Просто чудо.
— Игорь Исакович подарил? — интересуюсь я.
— Нет, — поджимает губы Игорёша. — Не я.
— Это мне на работе сотрудница одна презентовала.
— О, — улыбаюсь я. — Поклонница оказала знаки внимания?
Большак смеётся:
— Эта поклонница мне в бабушки годится.
Игорёша покашливает:
— Юрий Платонович, ну я пожалуй пойду. В другой раз как-нибудь договорим.
— Игорь, ты что, я тебя еле зазвал. Нет-нет, давай, пожалуйста, сейчас. Тебя Егор смущает? Так это напрасно. Ты ведь и сам мог убедиться в его надёжности. И я ему доверяю, как себе.
— Понятно, — надувает он губы и снова утыкается в тарелку, будто хочет найти там жемчужину. Или таракана. Судя по лицу, скорее второе.
— Думаю, не стоит нам давить на Игоря Исаковича, — вступаю я. — Осторожность, по большому счёту, одно из важнейших наших умений. Так что пойду я, а вы спокойно беседуйте. Извините, что без звонка, как снег на голову. Больше не повторится.
— Ну, ты хотя бы торта кусочек съешь.
— Игорь Исакович принёс? — с улыбкой спрашиваю я, хотя ответ мне конечно же известен.
Игорёша молчит, а лицо его становится ещё более кислым.
