– Не очень много, мистер Хэдли, – недовольно отозвалась она. – Мне ничего не говорят. Я ничего не добилась от Лауры и от папы, а Боб только сказал, что это был несчастный случай и он был заколот тем самым человеком, который ворует головные уборы, но только…
Она замолчала с виноватым видом, когда в комнате появился Далри, который привел себя в порядок.
– Шейла, – сказал он, – пора тебе заняться вещами, которые ты хочешь забрать. Мне здесь очень не по себе, куда ни пойди. Мне кажется, Фил по-прежнему находится здесь. Весь дом полон его присутствием. Лучше бы я был начисто лишен воображения…
Он вздрогнул и машинально протянул руку за сигаретами, коробка с которыми стояла на табурете, затем вспомнил, чьи они, и отдернул руку. Рэмпоул предложил ему свой портсигар, и он с благодарностью взял одну.
– А я не боюсь, – заявила девушка, выпячивая верхнюю губку. – Я не верю в привидения. Ты так много времени провел в этом заплесневелом от древности Тауэре, что…
– Тауэр! – воскликнул Далри, взъерошив свои светлые волосы. – Господи, я и забыл! – Он вытащил часы. – Ну вот! Без четверти одиннадцать. Я уже опоздал на три четверти часа. Дорогая, придется твоему отцу потерпеть меня у себя в доме на эту ночь. Будь я проклят, если останусь здесь!
Он посмотрел на кожаный диван, стоящий у стены, и снова передернул плечами.
– Мисс Биттон, если не возражаете, давайте продолжим наш разговор. Прежде всего расскажите об этой невероятной истории, как ваш кузен выразил пожелание умереть в цилиндре.
– Что? – сказал Далри. – Господи, а в чем дело?
– Как, Роберт Далри, – горячо сказала Шейла, – ты же отлично знаешь… Ох нет, не знаешь. Я вспомнила. Ты тогда сказал, что тебе пора возвращаться в этот противный Тауэр и тебе пришлось рано встать из-за стола. Это было в тот вечер, когда мистер Эрбор… Нет, не в этот, потому что тогда дома не было дяди Лестера. Словом, это было как-то вечером.
– Несомненно, мисс Биттон, – согласился старший инспектор. – Точная дата не имеет значения. Так что же произошло в тот вечер?
– Да, теперь вспомнила. За столом были папа, дядя Лестер и мы с Лаурой, да и, конечно, Филип. Это был такой мрачный вечер, если вы меня понимаете. И теперь я знаю, когда это было, потому что это был не воскресный вечер, а Филип был у нас. Вот, я вспомнила! Это был вечер накануне отъезда Лауры и дяди Лестера в Корнуолл. И Филип повел Лауру в театр, потому что дядя Лестер отказался в последний момент, у него были какие-то дела, понимаете, и он не смог пойти. Но они собирались уехать в Корнуолл, потому что, кажется, дядя Лестер потерял много денег или что-то в этом роде. И он был ужасно расстроен, у него появились мешки под глазами, и доктор сказал…
Ах да! Я чуть не отвлеклась. Так вот, это был очень мрачный вечер, шел сильный дождь, и ветер так ужасно завывал, а папа терпеть не может ужинать при электрическом свете, только при свечах, потому что он говорит, что это так похоже на старую Англию, да когда еще в камине горит огонь и старый дом поскрипывает, – словом, может, поэтому мы все так странно себя чувствовали. Дядя Лестер заговорил о смерти, что было странно для него, и у него был криво повязан галстук. Я захотела его поправить, но он не дался и выглядел так, как будто давно не спал. Все из-за проклятых денег, которые он потерял. И он спросил у папы, мол, если бы ему пришлось умереть, какую бы смерть он предпочел. В тот вечер папа был в хорошем настроении, что для него непривычно. Он рассмеялся и сказал, что он предпочел бы умереть как какой-то герцог, который, кажется, заявил, что предпочел бы кончить свои дни, утонув в бочке с вином… Ужас! Потом они стали всерьез это обсуждать, и мне стало страшно, потому что они говорили так тихо, а за окном бушевала страшная буря.
Наконец папа сказал, что, наверное, предпочел бы умереть от яда, про который ему говорили, что достаточно только вдохнуть его, как сразу умрешь. А дядя Лестер сказал, что он предпочел бы пулю в голову, и Лаура сказала: «Фи, какая гадость. Фил, пойдем же, а то опоздаем к первому акту». И когда Фил встал из-за стола, дядя Лестер спросил, как бы ему хотелось умереть. Фил только засмеялся. И знаете, он был таким красивым при свечах – в этой своей белой рубашке и волосы так красиво завиты! Он сказал что-то на французском. Потом папа объяснил мне, что это означает «Во всем оставаться джентльменом», и наговорил кучу всяких нелепостей и сказал… Словом, что ему безразлично, как умирать, если он может умереть в цилиндре и если хоть одна женщина прольет слезы над его могилой. Ужас! Я хочу сказать, это просто нелепо, как люди могут думать о таких вещах. А потом они с Лаурой уехали в театр.
На улице шарманка по-прежнему выводила унылые звуки песенки «Майне штайн». Четыре пары глаз, прикованные к Шейле Биттон, даже в ней пробудили волнение. И чем ближе она подходила к концу своего рассказа, тем больше нервничала и тем быстрее говорила. Наконец девушка заплакала:
– Пожалуйста, я не могу… Не надо так на меня смотреть! Я не обманываю вас. И мне никто ничего не говорил. Но я знаю, что я сказала что-то такое, что не следовало. В чем дело?
Она вскочила на ноги, и Далри неловко положил руку на ее плечо.
– Дорогая… э… – пробормотал он и больше не нашел что сказать. Он был бледен, говорил хрипло и сипло, как граммофон, у которого кончался завод.
Все подавленно молчали…
– Мисс Биттон, дорогая, – деловито заговорил старший инспектор, – вы не сказали ничего лишнего. Мистер Далри скоро объяснит вам. А сейчас меня интересует это утро, когда вы завтракали. Что сказал ваш дядя относительно своего намерения повидаться сегодня с Филом?
– Послушайте, мистер Хэдли, – откашлявшись, вмешался Далри. – Я хотел сказать, что они относятся к ней как к ребенку. И когда стало известно о смерти Дрисколла, сэр Уильям приказал ей подняться к себе и оставаться там. Он велел мне сказать ей, что это был несчастный случай. Вы считаете, это справедливо?
– Да, – резко ответил ему Хэдли. – Да, считаю. Итак, мисс Биттон?
Она нерешительно посмотрела на Далри и облизнула пересохшие губы.
– Собственно, он не очень распространялся. Просто дядя Лестер сказал, что хочет сегодня поговорить с Филом. И когда я сказала, что в час дня Фил должен быть в Тауэре, он ответил, что тогда стоит зайти к нему с утра, чтобы застать его дома.
– И он это сделал?
– Дядя Лестер? Да. Я видела, как он вернулся днем… И помню, дядя Лестер сказал папе: «Послушай, дай мне свой ключ, на случай если я не застану его утром. Тогда я останусь там и дождусь его».
Хэдли удивленно посмотрел на нее:
– У вашего отца был ключ от этой квартиры?
– Говорю вам, – с горечью ответила Шейла, – он относился к нам как к малым детям. Это одна из причин, из-за чего Фил так выходил из себя. Папа сказал, что не будет платить за квартиру, если у него не будет своего ключа, чтобы он мог прийти когда ему вздумается… Ужас! Как будто Фил маленький ребенок. Вы не знаете папу. Но это было так… Я хочу сказать, что на самом деле он и не думал проверять его, потому что заходил к Филу только раз в месяц. И папа дал свой ключ дяде Лестеру.
Хэдли живо подался вперед:
– Он виделся утром с Филом?
– Нет, не виделся. Потому что я ведь видела, когда он вернулся. Фила не оказалось дома, дядя Лестер подождал его с полчаса и ушел. Казалось, он был…
– Сердитым? – помог ей Хэдли.
– Н-нет. А как будто усталым и разбитым. Я знаю, он старался выглядеть нормально. И странно… Он казался веселым и даже возбужденным и смеялся.
– Смеялся?!
– Постойте! – прогремел доктор Фелл, который даже водрузил на нос очки и теперь смотрел на девушку через них. – Скажите, дорогая… У него в руках было что-нибудь, когда он возвратился?
Она опять расплакалась:
– Это имеет какое-то ужасное отношение к дяде Лестеру, и я не хочу иметь с этим дело! Он единственный человек, который всегда прекрасно ко мне относился, и сейчас тоже, и я не хочу всего этого. Еще когда я была совсем маленькой, он один приносил мне кроликов, шоколадки и кукол, а папа говорил, что это глупые игрушки. И…
Она в замешательстве топнула ножкой и вдруг повернулась к Далри.
– Будь я проклят, – вспыхнул тот, – если она ответит еще хоть на один вопрос. Слушай, Шейла, иди в другую комнату и посмотри, что ты захочешь там взять…
Хэдли собирался что-то сказать, но доктор Фелл остановил его взмахом руки. Затем доктор дружески заговорил:
– Все в порядке, дорогая. Я не хотел вас огорчить, да это и не важно. Делайте то, что предложил вам мистер Далри… Только еще одно… Нет-нет! – быстро сказал он, когда она хотела заговорить. – Я больше не буду спрашивать о том, что вы думаете. Видите ли, по телефону я спросил, есть ли в доме кто-нибудь, кто сможет вам помочь с вещами? И предложил, чтобы камердинер вашего отца…
– Маркс? – озадаченно воскликнула она. – Да, помню. Он сидит в машине…
