– А? – не понял доктор Фелл. – О нет, нет, Маркс! Можете не беспокоиться, вам ничего не грозит. Спокойно идите на улицу, садитесь в машину и ждите. Вы поступили неразумно, но я не вижу причин, почему вы должны потерять свое место. Я ничего не скажу сэру Уильяму.
Маленький кроткий человечек порывисто подался вперед.
– Правда? – спросил он. – Вы действительно ничего ему не скажете?
– Я говорю правду, Маркс, верьте мне.
Маркс помолчал, затем собрался с духом и одернул на себе пальто.
– Слушаюсь, сэр, – тоном вышколенного слуги сказал он. – Я вам очень благодарен, сэр.
– Включите верхний свет, – обратился доктор Фелл к Рэмпоулу, – и верните блокнот Хэдли, пока его не хватил удар. – Весь сияя, доктор откинулся на спинку кресла и достал резиновую мышку. Сдвинув шляпу на затылок, он нажал на мышку, и она кругами забегала по столу. – Она едва все мне не испортила. Признаться, Хэдли, я страшно жалею, что не купил там накладные бакенбарды.
Когда свет был включен, Хэдли, Рэмпоул и чрезвычайно взволнованный Далри буквально осадили доктора.
– Дайте-ка я все как следует себе уясню, – сказал старший инспектор. – Значит, в субботу вечером Биттон вышел из дому с манускриптом в цилиндре. А этот Безумный Шляпник украл его…
– Да, – мрачно сказал доктор, остановил мышь и хмуро уставился на нее. – И здесь, Хэдли, начало всей этой дикой комедии. Вот с этого самого момента все и пошло вверх тормашками. Дрисколл ни за что на свете не посмел бы оскорбить своего дядю. Снова и снова, чуть ли не со слезами на глазах, я умолял вас верить, что Дрисколл никогда бы не стал касаться любимой рукописи дядюшки. Каковы же были его удивление и ужас, когда он обнаружил, что совершил именно это…
Наступила холодящая душу пауза, во время которой доктор Фелл взял мышь, спрятал ее в карман и задумчиво посмотрел на своих компаньонов.
– Да, да! – сказал он. – Понимаете, Дрисколл и был этим Безумным Шляпником.
Глава 15
ИСТОРИЯ С РЕЗИНОВОЙ МЫШКОЙ
– Минутку! – запротестовал Рэмпоул. – Минутку! Что-то я ничего не понимаю. Вы хотите сказать…
– Только то, что сказал, – раздраженно ответил доктор. – И меня удивляет, как вы сами не поняли. С самого начала в этом невозможно было усомниться. Здесь и сегодня мне дали доказательства. Но мне пришлось прийти сюда и добыть эти доказательства, иначе вы не поверили бы мне. Хотите сигару, Хэдли?
Он поудобнее уселся в кресле и закурил сигару, на лацкане его пиджака все еще сиял золотистый значок, а резиновая мышка лежала рядом с ним на столе.
– Пораскиньте мозгами. Перед вами легкомысленный молодой человек с хорошо развитым чувством юмора и весьма неглупый. Лично я считаю, что он был пронырливым и подловатым, но мы не можем не признать в нем наличие характера, юмора и ума. Он страстно желал прославиться как репортер. Он способен был написать хороший и живой репортаж, будь у него факты. Но у него настолько отсутствовало чутье к сенсациям, что один редактор заявил, что он не заметит свадьбу, даже если окажется у церкви на земле, засыпанной на полдюйма рисом.
Это не только понятно, Хэдли, но и дает дальнейший ключ к его характеру. Его сильной стороной было воображение. Впечатлительные люди редко становятся хорошими репортерами – они ищут живописные, странные и забавные инциденты и частенько пренебрегают прозаическими, но существенными фактами. Заниматься составлением скучных репортажей о повседневных рядовых событиях не их дело. Дрисколл мог бы стать известным автором редакционных статей, но как репортер он ничего не стоил. Поэтому он решил сделать то, что до него делал уже не один начинающий репортер: создать «потрясающую сенсацию», но такую, которая казалась бы ему самому привлекательной. Если вы поразмыслите о том, что нам известно о его натуре, вы поймете, что он собирался сделать.
В каждом из этих эпизодов кражи головных уборов прослеживалась ироническая символика, как будто сцену ставил опытный режиссер. Дрисколл любил выразительные жесты и обожал символику. На уличный фонарь около Скотленд-Ярда был водружен шлем полицейского. «Смотрите, какова власть полиции!» – с байронической усмешкой призывает Дрисколл с обычным цинизмом молодых людей. На лошадиную голову был надет адвокатский парик, так Дрисколл смог найти ближайший подход для того, чтобы подчеркнуть мнение мистера Бамбла, что закон – осел. Затем была украдена шляпа известного еврейского торгаша, нажившегося на военных спекуляциях, которая оказалась на голове одного из львов на Трафальгарской площади. Здесь Дрисколл достигает поистине байроновской силы иронии. «Смотрите, – призывает он, и это действительно очень смешно, как я пытался вам показать. – Смотрите! Вот она – корона Британского льва в наше время упадка!»
Доктор Фелл заворочался в кресле, как гиппопотам, а Хэдли, внимательно смотревший на него, кивнул.
– Я бы не стал так старательно вглядываться в эти его действия, – продолжал доктор, – если бы в них не скрывался ключ к разгадке убийства, как вы сейчас увидите. Он готовился к очередной сенсации – настоящей и окончательной, которая – по его мнению – встряхнула бы всю Англию. – Доктор тяжело запыхтел и усмехнулся. Положив сигару, он порылся в бумагах, которые достал из портфеля Хэдли. – Это его блокнот с записями, которые вас так озадачили. Прежде чем я прочитаю их для вас, позвольте напомнить, что Дрисколл сам и проговорился о своей затее. Вспомните тот вечер, о котором рассказала нам миссис Ларкин, когда он и миссис Биттон прилично выпили и когда он предсказывал, что должно было произойти через неделю. Он говорил о событиях, которые должны были скоро произойти, благодаря которым он составит себе имя как известный репортер. Когда подвыпивший художник рассказывает о своем замысле написать грандиозное полотно, это ни у кого не вызывает ни малейшего удивления. Писатель практически на каждом шагу упоминает о великом романе, который он намерен создать. Но когда газетчик небрежно упоминает о потрясающей истории, которую он намерен написать об убийстве, которое произойдет только на следующей неделе, это наверняка вызовет вопрос о силе его предвидения.
Но вернемся к этому большому удару, который планировал нанести Дрисколл, постепенно подготавливая для него почву менее значительными кражами головных уборов. Прежде всего, он осторожно похитил из дома Биттона стрелу от арбалета…
– Что он похитил?! – вскричал старший инспектор.
Далри и Рэмпоул бессильно рухнули в кресла около стола.
– Ах да, это нуждается в пояснении, – извинился доктор Фелл, как бы недовольный собой. – Но сегодня днем, если помните, я пытался подсказать вам. Да, ее украл именно Дрисколл. Кстати… – Он пошарил рукой около стола и поднял корзину с инструментами. Порывшись в ней, он извлек то, что хотел. – Кстати, вот напильник, которым он заточил стрелу. Напильник очень старый, им давно не пользовались, так что на слое грязи можно видеть свежие косые линии. А вот более ясные следы, которые показывают, как он начал удалять эту надпись «Сувенир из Каркасона», прежде чем кто-то другой украл у него стрелу для другой цели…
Взяв напильник, Хэдли внимательно оглядел его.
– Тогда… – начал он.
– Если помните, я спрашивал, почему эта надпись не была полностью спилена – при условии, что человек, который наточил ее, действительно был убийцей. Предположим, это дело рук убийцы, что он начал ее удалять. Тогда почему он не закончил свое дело? Ясно, что он не хотел, чтобы определили, откуда эта стрела. Но, старательно уничтожив три буквы, он вдруг останавливается. Только тогда я и понял, в чем заключалось дело. Объяснение было подсказано теми непонятными записями в записной книжке Дрисколла. Я понял, что спиливанием надписи и заточкой стрелы занимался вовсе не убийца. Это делал сам Дрисколл. Он не закончил уничтожение надписи, потому что ему помешал убийца, которого не беспокоила принадлежность стрелы. Но эта стрела должна была стать важной составной частью плана Дрисколла, который он задумал как свое самое главное и вызывающе смелое предприятие.
– Господи, какое еще предприятие? – потребовал ответа Хэдли. – Какое оно имеет отношение к краже головных уборов?
– Самое непосредственное, дружище Хэдли, – прогремел доктор Фелл. Задумчиво попыхивая сигарой, он продолжал: – Скажите, Хэдли, кто, по вашему мнению, в глазах народа является первым ура-патриотом Англии? Кто этот человек, который и дома произносит патриотические речи, как делал это во времена своей службы, относительно мощного вооружения, о большом оружии, об арбалетах и об отваге старины? Кто всегда нападал на премьер-министра как на опасного пацифиста? Кто постоянно выступал за гонку вооружения? Кто был тем человеком, которого Дрисколл видел в этой роли?
– Я бы сказал… Пожалуй, сэр Уильям Биттон…
– Именно он, – кивнул доктор, и все его подбородки заколыхались от смеха. – И этот его ненормальный племянник придумал план, который удовлетворял всем запросам его души, столь страстно жаждущей сенсации… Он намеревался стащить шляпу сэра Уильяма и пригвоздить ее стрелой от арбалета к дверям дома номер 10 по Даунинг-стрит!
