На месте бывшей Тайной экспедиции было построено здание для Духовной консистории - синодской канцелярии.
После пожара 1812 года к Лубянской площади были присоединены "три обывательских владения, - как сказано в решении Комиссии для строений в Москве, ведавшей восстановлением города, - без строений ныне остающиеся" видимо, выморочные участки; были снесены петровские укрепления, засыпан ров, стены и башни Китай-города приведены "в их вид, соответствующий древности", другие же участки по периметру образовавшейся площади проданы частным лицам под застройку.
Участок по левой стороне площади (если смотреть от Никольской башни) от Театрального проезда до Пушечной улицы (сейчас его занимает универмаг "Детский мир") приобрел князь А.А.Долгоруков и выстроил двухэтажный длинный дом, первый этаж которого был приспособлен под лавки и сдавался торговцам. В этих "долгоруковских рядах" снимали помещение торговцы самыми разными товарами: в 1830-е годы тут торговал, среди прочих, И.Дациаро - владелец фирмы, специализировавшейся на продаже эстампов, гравюр и картин, - внешний облик Москвы 1830 - 1840-х годов мы представляем в основном по нескольким сериям "Виды Москвы", изданных им. В 1890 - 1900-е годы в одном из помещений находился трактир Колгушкина, который посещали издатели и авторы "народных книг". У Гиляровского есть колоритное описание этого трактира.
"Здесь сходились издатели: И.Морозов, Шарапов, Губанов, Манухин, оба Абрамовы, Преснов, Ступин, Наумов, Фадеев, Желтов, Живарев. Каждая из этих фирм ежегодно издавала по десяти и более "званий", то есть наименований книг, - от листовки до книжки в шесть и более листов, в раскрашенной обложке, со страшным заглавием и ценою от полутора рублей за сотню штук. Печаталось каждой не менее шести тысяч экземпляров. Здесь-то, за чайком, издатели и давали заказы "писателям".
"Писатели с Никольской!" - их так и звали.
Стены этих трактиров видали и крупных литераторов, прибегавших к "издателям с Никольской" в минуту карманной невзгоды. Большей частью сочинители были из выгнанных со службы чиновников, офицеров, некончивших студентов, семинаристов, сынов литературной богемы, отвергнутых корифеями и дельцами тогдашнего литературного мира.
Сидит за столиком с парой чая у окна издатель с одним из таких сочинителей.
- Мне бы надо новую "Битву с кабардинцами".
- Можно, Денис Иванович.
- Поскорей надо. В неделю напишешь?
- Можно-с... На сколько листов?
- Листов на шесть. В двух частях издам.
- Ладно-с. По шести рубликов за лист.
- Жирно, облопаешься. По два!
- Ну хорошо, по пяти возьму.
Сторгуются, и сочинитель через две недели приносит книгу.
За другим столом сидит с книжником человек с хорошим именем, но в худых сапогах...
- Видите, Иван Андреевич, ведь у всех ваших конкурентов есть и "Ледяной дом", и "Басурман", и "Граф Монте-Кристо", и "Три мушкетера", и "Юрий Милославский". Но ведь это вовсе не то, что писали Дюма, Загоскин, Лажечников. Ведь там черт знает какая отсебятина нагорожена... У авторов косточки в гробу перевернулись бы, если бы они узнали.
- Ну-к што ж. И у меня они есть. У каждого свой и "Юрий Милославский", и свой "Монте-Кристо" - и подписи: Загоскин, Лажечников, Дюма. Вот я за тем тебя и позвал. Напиши мне "Тараса Бульбу".
- То есть как "Тараса Бульбу"? Да ведь это Гоголя!
- Ну-к што ж. А ты напиши, как у Гоголя, только измени малость, по-другому все поставь да поменьше сделай, в листовку. И всякому интересно, что Тарас Бульба, а ни какой не другой. И всякому лестно будет, какая, мол, это новая такая Бульба! Тут, брат, важно заглавие, а содержание наплевать, все равно прочтут, коли деньги заплачены. И за контрафакцию не привлекут, и все-таки Бульба - он Бульба и есть, а слова-то другие.
После этого разговора действительно появился "Тарас Бульба" с подписью нового автора, так как Миронов самовольно поставил фамилию автора, чего тот уж никак не мог ожидать!"
В 1880-е годы сзади Долгоруковских лавок был пристроен магазин "Лубянский пассаж", оборудованный на европейский манер, наподобие других появившихся тогда в Москве магазинов-пассажей.
По правой стороне Лубянской площади, на месте разобранного за ветхостью дома Университетской типографии, в 1823 году трехэтажный большой дом выстроил Петр Иванович Шипов - личность весьма таинственная. В одних источниках его называют камер-юнкером, в других - камергером. В.А.Гиляровский называет его генералом, известным богачом, человеком, "имевшим силу в Москве", перед которым "полиция не смела пикнуть". Однако никто из писавших о Шипове современников не сообщает никаких сведений о его происхождении и биографии.
Известен Шипов в Москве был тем, что, построив на Лубянской площади дом с торговыми помещениями в первом этаже и квартирами во втором и третьем, он разрешил занимать квартиры всем, кому была нужда в жилье, не брал со своих жильцов плату, не требовал прописки в полиции, и вообще никакой записи их не велось.
Дом Шипова в Москве называли "Шиповской крепостью".
"Полиция не смела пикнуть перед генералом, - рассказывает В.А.Гиляровский, - и вскоре дом битком набился сбежавшимися отовсюду ворами и бродягами, которые в Москве орудовали вовсю и носили плоды ночных трудов своих скупщикам краденого, тоже ютившихся в этом доме. По ночам пройти по Лубянской площади было рискованно.
Обитатели "Шиповской крепости" делились на две категории: в одной беглые крепостные, мелкие воры, нищие, сбежавшие от родителей и хозяев дети, ученики и скрывшиеся из малолетнего отделения тюремного замка, затем московские мещане и беспаспортные крестьяне из ближних деревень. Все это развеселый пьяный народ, ищущий здесь убежища от полиции.
Категория вторая - люди мрачные, молчаливые. Они ни с кем не сближаются и среди самого широкого разгула, самого сильного опьянения никогда не скажут своего имени, ни одним словом не намекнут ни на что былое. Да никто из окружающих и не смеет к ним подступиться с подобным вопросом. Это опытные разбойники, дезертиры и беглые с каторги. Они узнают друг друга с первого взгляда и молча сближаются, как люди, которых связывает какое-то тайное звено. Люди из первой категории понимают, кто они, но молча, под неодолимым страхом, ни словом, ни взглядом не нарушают их тайны.
Первая категория исчезает днем для своих мелких делишек, а ночью пьянствует и спит.
Вторая категория днем спит, а ночью "работает" по Москве или ее окрестностям, по барским и купеческим усадьбам, по амбарам богатых мужиков, по проезжим дорогам. Их работа пахнет кровью. В старину их называли "иванами", а впоследствии "деловыми ребятами".
И вот, когда полиция после полуночи окружила однажды дом для облавы и заняла входы, в это время возвращавшиеся с ночной добычи "иваны" заметили неладное, собрались в отряды и ждали в засаде. Когда полиция начала врываться в дом, они, вооруженные, бросились сзади на полицию, и началась свалка. Полиция, ворвавшаяся в дом, встретила сопротивление портяночников изнутри и налет "иванов" снаружи. Она позорно бежала, избитая и израненная, и надолго забыла о новой облаве".
В 1850-е годы, после смерти Шипова, дом приобрело "Человеколюбивое общество". С помощью воинской команды из него изгнали всех обитателей, которые в большинстве своем, уйдя, осели неподалеку на Яузе, положив начало знаменитой Хитровке. "Человеколюбивое общество", подремонтировав дом, стало сдавать квартиры за плату. Его заселила, по словам Гиляровского, "такая же рвань, только с паспортами" - барышники, торговцы с рук, скупщики краденого, портные и другие ремесленники, чьим ремеслом была переделка ворованного так, чтобы хозяин не узнал.
Продавалось же все это поблизости на толкучем рынке вдоль Китайгородской стены с ее внутренней стороны от Никольских ворот до Ильинских. Здесь между стеной и ближайшими зданиями было свободное незастроенное пространство, в прежние времена соблюдаемое в военных целях. В 1790-е годы московский генерал-губернатор Чернышев распорядился построить на пустом месте "деревянные лавки для мелочной торговли". Вскоре возле лавок возникла торговля с рук и образовался толкучий рынок.
Пространство, занимаемое рынком, в различных документах и в разное время называли то Новой, то Старой площадью, поэтому в мемуарах можно встретить и то, и другое название. В настоящее время название Старая площадь закрепилось за проездом вдоль бывшей Китайгородской стены от площади Варварских ворот до Ильинских ворот, а Новая площадь - от Ильинских ворот до Никольской улицы, то есть там, где и находился рынок.
В народе же это место называли просто Площадью, без уточняющих эпитетов. Это народное название оставило напоминание о себе в фольклорном выражении "площадная брань". Очеркист второй половины XIX века И.Скавронский в своих "Очерках Москвы" (издание 1862 г.) замечает, что на Площади "нередко приходится слышать такие резкие ответы на обращаемые к ним (покупателям) торгующими шутки, что невольно покраснеешь... Шум и гам, как говорится, стоном стоят". Особенно умелой руганью отличались бабы-солдатки. Они, по словам Скавронского, "замечательно огрызаются, иногда нередко от целого ряда". Именно эту высшую степень умения ругаться и имеет в виду выражение "площадная брань".
