Время шло, и я не могла ждать. В ближайшей комнате спала Кларита, и я медленно и беззвучно повернула ручку двери. У меня не было ни малейшего желания разбудить весь дом, так как вор — если таковой был — мог услышать шум и скрыться. Я мягко толкнула дверь и оказалась в полной темноте. Что-либо разглядеть помог неяркий свет из холла. С трудом посередине комнаты различила я кровать Клариты, но оттуда не доносилось ни единого звука, и мне показалось, что под простынями никого нет.
Собравшись с духом, я пересекла всю комнату. Клариты на кровати не было. Итак, я должна была преследовать именно ее, а для этого я не нуждалась ни в чьей помощи.
Я вышла из холла, быстро миновала гостиную, из которой вышла во двор. Здесь было темно, луна все еще пряталась, но теперь погасла и та единственная лампа, которая еще недавно освещала двор. Все застыло. Нигде не было никаких теней, и все казалось спокойным. Тем не менее, кто-то вышел из домика. Во мне снова проснулась тревога. В самой тишине таилась опасность.
Идти босиком по кирпичам было холодно. Вдруг за моей спиной раздались какие-то звуки — второй шепот за ночь. Я не успела обернуться, чтобы защититься. Меня сильно ударили чем-то по спине раз, а потом еще и еще так сильно, что я пошатнулась и упала на колени, напрасно пытаясь уйти от удара. Мой крик разорвал тишину.
Удары прекратились так же внезапно, как и начались, на тропинке впереди раздался крик и звук падения. Почти теряя сознание, я поползла, думая только о невыносимой боли. В доме вспыхнули огни, но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем Гэвин ринулся во двор. Он остановился около меня, но я махнула ему рукой, чтобы он бежал дальше:
— Вперед! Кто-то там упал!
Он пробежал мимо меня, и я услышала задыхающийся голос Хуана.
— Плеть! — простонал он. — Это было наказание!
Я попыталась подняться, чтобы добраться до того места, где Гэвин стоял на коленях около дедушки. Но не сделав и трех шагов, я увидела то, что лежало рядом со мной, — это был кнут, брошенный на камни двора.
Из дома выбежала Элеанора. Она бросилась к старику, что-то при этом выкрикивая. Где Кларита? Этот вопрос крутился в моей опущенной голове, я оглянулась и увидела ее высокую фигуру, стоящую в освещенном проеме двери. Она не двигалась и не кричала, а просто ждала, пока Гэвин и Элеанора помогут отцу вернуться в дом. Затем до меня отчетливо донеслись ее слова.
— Позови доктора, Элеанора. — Ее тон оставался бесстрастным.
Трое прошли мимо меня. Хуан, спотыкаясь, шел между ними, и тут я заметила, что он был полностью одет и что на нем была даже тяжелая кожаная куртка. Возможно, это и спасло его от того, от чего я сейчас страдала. Кларита пропустила их, а затем повернулась ко мне. Но прежде чем она успела что-либо спросить, я первая обратилась к ней.
— Я была в вашей комнате, — сказала я. — Вас не было в постели.
Она не обратила никакого внимания на мои слова.
— Тебе больно?
— Немного, — ответила я.
— Тогда пошли в дом, — велела она и вошла в коридор.
Я с трудом протянула руку, чтобы дотронуться до ноющего плеча, но когда повернулась, чтобы пойти за Кларитой, из тени раздался голос. Голос Пола.
— Могу ли я чем-нибудь помочь, Аманда? Что случилось?
Я не поверила ему. Кнут все еще лежал у моих ног, и я с отвращением подняла его. Орудие жестокости, которым терзали мое тело, повисло у меня в руке.
— Это принадлежит вам, — сказала я с вызовом.
Он подошел ко мне и с удивлением взял плетку.
— Да, это так. Сегодня произошла кража: украли моего «Кающегося грешника». Эта плетка была в повозке с доньей Себастьяной. Почему она здесь?
— Это именно то, что мне хотелось бы узнать, — ответила я. — Кто-то хлестал меня этой плетью, затем ударил дедушку и толкнул его на тропинку. Кто же мог проявить подобную жестокость?
Сильвия, запыхавшись, прибежала через калитку из соседнего двора; она была полуодета: из-под пальто виднелась ночная рубашка.
— Пол, что это? Я услышала голоса — кто-то кричал.
— Возвращайся в постель, Сильвия, — ответил он. — Я буду через минуту.
Положив плеть на ладонь, он нежно погладил ее, одновременно с любопытством наблюдая за мной.
— Кто это сделал, Аманда? Как ты думаешь, кто это сделал?
— Не знаю, — вяло ответила я. Я не собиралась рассказывать ему о том, что Клариты не было в постели, или о том, что я услышала шаги в гостиной. Мне вообще не хотелось с ним разговаривать. Когда я повернулась к дому, он позволил мне уйти, и я шла, не оборачиваясь, пока не достигла стеклянной двери. Тут я оглянулась и увидела, что Пол и Сильвия исчезли вместе с плетью.
Хуан Кордова лежал на кожаном диване в гостиной, Кларита поднесла к его губам стакан вина. Элеанора стояла рядом. В глазах у нее горело больше любопытства, чем сострадания, и когда она увидела меня, она одарила меня злобной улыбкой.
— Что с тобой, Аманда? Тебя тоже избили? Теперь ты видишь, что с тобой может произойти, если ты не покинешь Санта-Фе!
Гэвин стоял на коленях рядом с Хуаном, тихо беседуя с ним. Услышав слова Элеаноры, он быстро взглянул на нее:
— Что ты об этом знаешь?
— Я? — Упрек, прозвучавший в ее голосе, был явно преувеличен. — Не думаешь ли ты, что я могла избить дедушку?
Старик приподнялся и оттолкнул протянутый Кларитой стакан.
— Это была не Элеанора. Она тут ни при чем. Аманда, тебя ударили первой — ты видела, кто это был? Я шел в свою спальню, когда услышал крик, а затем кто-то навалился на меня. В темноте я не мог разглядеть, кто.
— Я тоже, — я подошла к дивану поближе. — Я слышала шорох, но не успела разглядеть, кто меня ударил. Когда плеть хлестнула меня, я упала и не видела, что произошло потом. Мне показалось, что кто-то пробежал мимо, но я была как в тумане.
Он вздохнул и прикрыл глаза.
— Тот, кто хлестал плетью, очень силен. У меня есть враги. Да, враги.
— Вы собираетесь позвонить в полицию? — спросила я.
Все, кроме Гэвина, посмотрели на меня так, как будто бы я произнесла что-то непристойное.
— Здесь не будет полиции, — резко сказал Хуан Кордова, и Кларита в ответ мрачно кивнула.
Элеанора рассмеялась:
— Мы никогда не вызывали полицию, дорогая Аманда. Мы все здесь слишком виноваты. Кто знает, что может обнаружить здесь полицейский?
— Причина не в этом, — холодно произнес Хуан. — Газеты заинтересуются скандалом с Кордова и это не очень хорошо для магазина. Во всяком случае, делать нечего: преступник скрылся. Мы разберемся со всем этим сами.
Мои глаза встретились с глазами Клариты, которая дерзко и презрительно глянула на меня, совершенно не заботясь о том, что я думаю. Где же она была, и почему Хуан Кордова вышел из дому? Я не осмеливалась задать эти вопросы, но Гэвин решился.
— Почему вы были во дворе в такой поздний час? — спросил он Хуана.
Старик с готовностью ответил:
— Я не мог заснуть, выглянул из окна и кого-то там увидел. Поскольку воры здесь уже бывали, я испугался за коллекцию. Пока я выходил из дому, кто-то во дворе погасил свет. Я шел по дорожке, когда услышал крик Аманды.
Он помолчал и, казалось, возвращал себе некое достоинство, как будто не хотел выглядеть старым, больным и полуслепым.
— Я бы бросился к ней на помощь. Naturalment. Но меня ударили, и я не успел.
Элеанора, удивив всех, заговорила дребезжащим голосом.
— Дедушка, ты же прекрасно знаешь, кто пользовался этим кнутом!
Старик вздохнул, и сразу же Кларита стала на его сторону.
— Оставь, Элеанора. Сейчас не время надоедать расспросами.
В дверь зазвонили, и Гэвин впустил доктора. Не теряя чувства собственного достоинства, Кларита поднялась с колен и пошла встретить его. Проходя мимо меня, она произнесла страшным шепотом одно слово:
— Cuidado![4]
Она подошла к доктору, приняла у него пальто и пригласила войти. Доктор Моррисбай был невысокий мужчина, седой, ему было где-то за пятьдесят. Войдя, он поклонился и с мягкой насмешкой обратился к Хуану.
— Снова весь в несчастьях! — сказал он. — Не оставите ли вы в покое моего пациента, Кларита?
Ему никто не ответил. Гэвин несколькими словами объяснил ему, что у нас здесь произошло. Когда доктор удостоверился, что с Хуаном все более или менее в порядке, так как его защитила плотная одежда, Гэвин попросил доктора осмотреть меня.
Тот поднялся в мою комнату.
— Плохо дело, — сказал он, когда я опустила свою одежду. — Кордова нравится насилие. Я был с вашей матерью, когда она умирала.
По моей спине и плечам проходили рубцы, которые причиняли мне острую боль, но слова доктора заставили меня отвлечься от собственных страданий.
— Вы думаете, она покончила с собой? — спокойно спросила я.
Он осторожно натянул на меня рубашку, а затем стал выписывать рецепт мази. Прежде чем ответить, он несколько раз снимал и надевал очки, как мне казалось, чтобы оттянуть время. Когда он заговорил, голос звучал очень мягко:
