Крылья носа Ягоды задрожали.
— Нам давно известно, как в действительности обстоят дела фирмы «ЯгоФарм». Фирма обанкротилась. Наши коллеги из отдела по борьбе с экономическими преступлениями и мошенничеством готовят сейчас обвинение против вас на основании затягивания с объявлением о банкротстве. Мы знаем, что конноспортивный комплекс в Келькхайме зарегистрирован на имя вашей жены и что официально вам принадлежит немногим больше, чем одежда, которую вы носите. Вы об этом заранее побеспокоились, так как точно знали, что «ЯгоФарм» лопнула.
Ягода смертельно побледнел, его ресницы затрепетали. В какой-то момент Боденштайн стал опасаться, что мужчина упадет в обморок.
— Не оказывайте давление на моего клиента… — начал адвокат, но Боденштайн оборвал его.
— Вы должны посоветовать вашему подзащитному открыть наконец рот, — резко сказал он, — так как иначе и вы от него ничего больше не получите.
— Что вы имеете в виду? — вскочил доктор Петерс, и его очки соскользнули со лба на нос.
— Господин Ягода уже вряд ли сможет заплатить вам гонорар, — спокойно улыбнулся Боденштайн, — а это наверняка было бы для вас серьезным убытком, не правда ли?
Доктор Петерс сел и уже открыл рот, чтобы возразить, но здесь вмешался Ягода.
— Я не собирался никого шантажировать с помощью видео, — глухо проговорил он, опустив голову. — Это была идея Изабель.
Недовольный доктор Петерс снял очки и скорчил гримасу, как будто у него разболелся зуб.
— Это была идея фрау Керстнер — снимать фильм во время полового акта? — Голос Боденштайна стал жестким. — И вы думаете, мы вам поверим?
— Нет, я имею в виду… я… — Ягода подыскивал нужные слова. — Я в отчаянной ситуации. После обвала Нового рынка мне всегда удавалось спасти мою фирму, но вдруг все свихнулись! Заявления акционеров, прокуратура, угрозы… при этом у меня вдруг появился шанс подвести под фирму действительно солидную основу. Все, что мне было нужно, это время.
— Господин Ягода! — Доктор Петерс предпринял последнюю отчаянную попытку прервать показания своего клиента. — Вы не должны здесь ничего говорить!
Ягода словно не слышал.
— Я был всего в миллиметре от своей цели, — сдавленным голосом произнес он. — Я все перепробовал, я умолял и убеждал, но никто не хотел ничего слышать. Никто не верил, что я действительно могу с этим справиться. И тогда Изабель пришла в голову идея с фильмами.
— Я вам не верю. — Боденштайн покачал головой.
— Изабель всегда говорила только о деньгах, — продолжал Ягода, не обращая внимания на протест Боденштайна. — Она копила деньги на новую независимую жизнь. То она хотела открыть школу дайвинга в Австралии, то — организовать конюшню скаковых лошадей в Тоскане или пансионат на побережье в Мексике. В любом случае она всегда была полна идей. Однажды Изабель рассказала о предложении участвовать в производстве порнофильмов. Она серьезно обдумывала эту мысль в течение нескольких дней, затем сказала, что ей предложили слишком маленький гонорар. Но это натолкнуло меня на идею с фильмами.
— Почему вы взломали и обчистили квартиру, которая была официально опечатана? — спросила Пия, не реагируя на гримасы, которые строил адвокат Ягоды.
— Потому что я не хотел, чтобы… — начал Ягода, но передумал и замолчал.
— Потому что вы не хотели, чтобы был обнаружен фильм с участием вас и Изабель? Это было причиной?
— Да, — кивнул Ягода со страдальческим выражением лица. — Моя жена… я не хотел, чтобы она узнала. Это… это бы ее глубоко ранило.
— И вы решились на уголовное деяние, чтобы пощадить чувства вашей жены, которую на записи сами назвали «жирной курицей»? — Боденштайн поднял брови. — Сказать вам, как я это вижу? Остановите меня, если я буду не прав. Думаю, речь никоим образом не идет о чувствах. Вам от жены срочно нужны были деньги, чтобы перебиться до того момента, когда этот препарат появится на рынке. Вы не могли допустить, чтобы хоть что-то вызвало ее недовольство.
На какое-то время в комнате воцарилась полная тишина. Только трель телефонного звонка приглушенно доносилась через закрытую дверь.
— Господин Ягода, — упорствовал Боденштайн, — деньги вашей жены — это истинная причина обыска квартиры?
Ягода закрыл лицо руками и покачал головой.
— И возможно ли, что вы устранили Изабель, так как, будучи посвященной в ваши сделки, она стала слишком опасной для вас?
На готовности Ягоды давать дальнейшие показания теперь можно было поставить точку. Он больше не отвечал ни на какие вопросы. Он ни на что не реагировал и сидел с совершенно опустошенным видом и неподвижным лицом. Когда через пару минут Боденштайн объявил допрос оконченным, он молча поднялся и без видимого душевного волнения позволил конвоиру, который его сюда доставил, надеть на него наручники.
Пия сидела за письменным столом и печатала на компьютере отчет о допросе Ягоды. У Ягоды в любом случае был серьезный мотив. Возможно, Изабель с помощью фильма вымогала у него деньги — деньги, которых у него не было. Он опасался, что Изабель передаст фильм его жене, и тогда и ему, и его дальнейшим планам по поводу «ЯгоФарм» пришел бы конец. Но при чем здесь тогда этот спектакль с пентобарбиталом и мнимым самоубийством? Пия перестала печатать и внимательно посмотрела на монитор. Здесь было еще что-то другое, то, что до сего времени вообще еще не упоминалось, но она не могла понять, что именно. Отдельные фрагменты пазла, которые, казалось на первый взгляд, сходились, в действительности оказывались неподходящими. Для выстраивания полной картинки недоставало еще многих деталей.
— Фрау Кирххоф, — неожиданно позвал Боденштайн, стоя рядом с ней, и она вздрогнула. — О чем размышляете?
— О Валентине Хельфрихе, — сказала она.
— И что?
— У него тоже есть доступ к пентобарбиталу. Я должна с ним еще раз поговорить.
— Хорошо, — кивнул старший комиссар. — А я попытаюсь побольше разузнать об этом Морисе Браульте в Федеральном управлении уголовной полиции.
В кабинете Боденштайна, который располагался по соседству, зазвонил телефон, и он вышел. Пия быстро допечатала отчет. Мысль о том, что Валентин Хельфрих мог иметь какое-то отношение к убийству своей сестры, не давала ей покоя.
Пия положила в карман фотографию, сделанную радаром двадцать седьмого августа. Потом она простояла в пробке на трассе А66 перед въездом в Бад-Зоден и опаздывала на десять минут. Стеклянная дверь аптеки «Лёвен» была закрыта.
— Так, замечательно, — пробормотала Пия. — С часу до трех обеденный перерыв.
В нерешительности она стояла на тротуаре перед аптекой, раздумывая, следует ли ей подождать или уехать, когда из въезда позади здания выехал золотистый кабриолет «Мерседес». За рулем сидела женщина, а рядом, на месте пассажира, — Валентин Хельфрих. Пия направилась к машине, помахивая при этом рукой. Женщина раздраженно опустила стекло и подозрительно посмотрела на нее.
— Добрый день, господин Хельфрих, — сказала Пия.
— А, дама из уголовной полиции! — воскликнул аптекарь. — Вы ко мне?
— Да, конечно, — кивнула Пия. — Мы можем где-нибудь недолго поговорить? У меня к вам есть еще пара вопросов.
Женщина сдала назад, и Пия последовала за машиной во двор, где находились вход для поставщиков аптеки и вход в «Леопольд-пассаж».
— Красивый автомобиль, — заметила Пия, когда Валентин Хельфрих и женщина, которую он представил ей как свою супругу Доротею, вышли из машины.
— Чем могу служить? — спросил провизор, не реагируя на фразу Пии. Та достала из кармана фото с радара и протянула Валентину Хельфриху.
— Это были вы? — спросила она.
— Да, — он передал фотографию жене, — моя супруга сидит за рулем.
Доротея Хельфрих была высокой костлявой женщиной, лишенной малейшего обаяния. Она выглядела на сорок с небольшим, но на ее лице обозначились резкие линии озлобленности.
— Вы знаете, когда и где было сделано это фото?
— Там наверняка это указано. — Доротея Хельфрих в первый раз открыла рот.
— Да, разумеется, — подтвердила Пия. — Это было вечером двадцать седьмого августа, в начале одиннадцатого, при выезде из Кёнигштайна в направлении Келькхайма. Примерно за полтора часа до этого, согласно протоколу вскрытия, умерла ваша золовка Изабель.
Она дала возможность супругам Хельфрих осознать значение ее слов.
— Автомобиль принадлежит не вам, не так ли?
— Он принадлежал моему отцу, — уточнил Валентин Хельфрих.
— Я это знаю, — кивнула Пия. — Но ваш отец умер четыре года назад. Почему вы до сих пор не перерегистрировали машину?
— До недавних пор она стояла в гараже дома моих родителей в Гиссене. — Хельфрих пожал плечами. — Я забрал ее лишь пару недель назад, когда продал дом.
