лепетать в свою защиту, но его прервали. – Молчать! Убери это! Ещё одна подобная оплошность, то на его месте будешь ты, чтобы возместить испорченный товар, придурок! Настала очередь единственной рабочей руки. Данила к тому времени сорвал голос, однако, даже в воцарившейся тишине смотреть на его пытки было не менее мучительно. Лужи алой тёплой крови растекалась дальше. Следом, начиная с ног, с него ножом срезалась и снималась кожа, обнажая мышцы. Дёрганье тела наглядно демонстрировало лучше всех слов невыносимую боль. На какой-то момент от шока я забывал, что меня ждёт та же участь. – О, сейчас будет мой самый любимый момент! – столько радости звучало в голосе Мучителя, словно ему подарили самый желаемый презент в мире, – с этого момента замедлите скорость воспроизведения в два раза, не хочу упустить ничего, и чтоб этот – тоже! – этот палец указывал на меня. Кому как не ему свойственны познания в извращениях. Помимо жутких кадров, особенно сильно били по ушам тягучие диалоги и шум. Окровавленное тело Данилы все слабело, если судить по дальнейшим кадрам, хотя не уверен, может быть, что дело в скорости. Движения мясника выражали полнейшую хладнокровность, словно перед ним не ему подобный висит на крюке, а невезучий представитель животного мира. Разложив на передвижном столике отрезанную руку и пилу, он стал глядеть куда-то в даль. На несколько секунд его не было в кадре, но появившись, он нёс…бензопилу. После нажатий определённых кнопок, сие чудовищное техническое орудие, служившие в данном случае во имя зла, завизжало, демонстрируя всю мощь на движениях своих острейших дисков. Он стал перед Данилой, ставя его перед неизбежным фактом, что его ждут самое последнее и захватывающее приключение. Бедняга вертелся из стороны в сторону, словно он предпринял ещё одну попытку выразить истерзанным естеством свой протест против обещанного действия, но мясник был неумолим. Камера в руках оператора всячески двигалась то вверх, то вниз. А потом – и вперёд, чтобы плавно отойти на пару шагов назад. Все происходящее запечатлевалось с диким смакованием. В том числе и агония Данилы, которая выражалась в подёргиваний на лице, закатываний глаз и отрывистом дыхании. Отсняв со всех сторон, оператор отступил ещё на несколько шагов назад. Если в действительности мясник молниеносно отпилил обе ноги, то в замедленной скорости казалось, что он отпиливает с педантичностью, и в кадре весьма улавливался каждый отпиленный сантиметр, откуда брызнули остатки крови. Данила молниеносно рухнул головой на предварительно застеленный помощником пол, от чего тело тут же перестало подавать все признаки жизни. Оглушительный треск черепной коробки отдавалось эхом в моем мозгу. Пожелать такого насильственного лишения жизни я не мог и самому злейшему врагу. Для этого пришлось бы потерять человеческий облик, такое слишком даже для хищного животного. Мясник с помощником водрузили останки моего друга на тот же передвижной стол и увезли в неизвестном направлении. На экране появилась заставка «Конец». В моих ушах болезненно отдались эхом чьи-то звонкие аплодисменты; то был Мучитель. – Браво! – восторженно он кричал куда в пустоту; никто не спешил присоединиться к нему. – Это самое лучшее, что я видел! Но надеюсь, что сегодняшнее событие превзойдёт и это. Ведь так? – он обратился к моему будущему палачу. Тот, как всегда, не баловал словесными выражениями, но удостоил ответом в виде уверенного кивка головой, сохраняя при этом полное безразличия лицо.
Анна
Экран снова зажёгся. Только это уже были кадры с каким-то непонятным действием. Камерой старательно запечатлевали каждый уголок, каждый из которых демонстрировал роскошь в прямом смысле этого слова. Зал был декорирован в красно-золотых тонах, и полумрак от сверху висящей роскошной люстры со свечами вместо привычных в быту лампочек усиливал производимый эффект. В зале присутствовали около двух десятков человек. Все эти люди были одеты в самые лучшие костюмы и платья, а вместо лиц можно было увидеть разнообразие масок как в театре. Если бы не величественный дух, то можно было подумать., что это какой-то маскарад. На фоне играла классическая музыка вроде Вагнера. Следующей в кадре появилась Анна. Она возлежала абсолютно голой на столе. Её волосы были аккуратно раскинуты вокруг головы, но руки и ноги были привязаны с виду как шелковыми бантами алого цвета. Лентой была обёрнута и её шея, концы которой обмотаны за крюки в столе возле плеч. Её губы были зашиты чёрной нитью, и они пугали синевой и кровавыми подтёками. У этих уродов хватило духу… На этого невинного человечка, который и мухи не обидит. Бледное лицо Анны выражало ту степень неподдельного испуга, при которой и сердце может не выдержать. Вокруг неё стояли все эти неизвестные в масках, но их улыбки и движения выражали, что им такое зрелище доставляет удовольствие. Изредка мелькали официанты, тоже с закрытыми за масками лицами, разнося бокалы с шампанским. Но больше внимание оператора заострялось не на самом интерьере или присутствующих, а на обречённой девушке. Ему явно была поставлена задача снять каждый участок тела Анны, как бы смакуя все, чем её одарила природа. Камера вдруг застыла над участком её лобка. И перед моим лицом встал Мучитель. – Смотри внимательно, паршивец! – чуть не заверещал он, – смотри, ублюдок! Поначалу я отказывался открывать глаза, но этот урод вытащил кляп изо рта, а затем вывихнул мне плечо, от чего это помещение заполнилось эхом моего душераздирающего крика. Рука безвольно повисла в воздуха, но боль не утихала. – Ещё желаете, господин? – на последнем слове он особенно поставил ударение. Я вновь посмотрел на экран и заметил, что в этом месте красовалась надпись «Это тело было осквернено!». У меня не было сил и желания это комментировать. – Язык проглотил, сволочь неполноценная?! – он снова достал сигарету и закурил. – На неё были особенные планы, но ты со своим членом испортил мои планы. Мои идиоты не уследили, теперь их тела жрут где-то в океане какие-то акулы. Почему именно с тобой все пошло наперекосяк? Еле расшевелив свой вялый язык, я хрипло спросил, что он хотел с ней сделать. – Что сделать? – по его тонким губам прошёлся мерзкий язык с белым налётом, – Заняться с ней любовью, а затем все так же убить, потому что в дальнейшей жизни нет смысла. Скажем так, чтобы её не касался никто больше после меня, это оскорбляет мои чувства. Быть первым и последним – только так и никак иначе. – Падла ты! – не выдержав, я наконец-то воспользоваться возможностью все ему высказать. От вопля зацарапало в горле. – Убить тебя надо, в лучших тради… – мой словесный
