Юлию пахнуло запахом дорогого, импортного парфюна, глянул ей в глаза, демонстративно поднял обе свои руки, положил их на груди Юлии и начал грубо лапать и мять их, все также невозмутимо продолжая глядеть ей в глаза. Он демонстрировал ей свою мужскую и административную силу, и ждал ее реак-ции, абсолютно уверенный в том, что Юлия промолчит и покорно согласиться на все, что он ни сделает с ней сейчас. Но Юлия не стала подыгрывать ему, не стала она также ни кричать, ни шарахаться от него в испуге. Она молча вскинула правую руку и хлестко вле-пила ему пощечину.. Затем медленно повернулась к нему спиной и также медленно пошла к двери кабинета.
Марат Гасимович грязно выругался и крикнул ей вслед:
– С-су-учка-а! Ты еще у меня пожалеешь!
Естественно, что после такого поступка работать Юлии на фирме было уже невоз-можно. Оскорбление руководителя при исполнении им его должностных обязанностей не может произойти безнаказанно. Ибо
"трахание" красивых своих подчиненных, будь они женщинами или мужчинами, на своем рабочем месте входит в должностные обязанности руководителей нынешних торговых, да и производственных тоже, структур и должны приветствоваться всеми подчиненными. А женщина, которая осмелилась пойти против во-ли и желания своего Генерального директора, своего босса и своего хозяина – фирме не нужна. И потому она подлежит изгнанию. Позорному изгнанию.. Чтобы никому больше не было повадно. И Юлия не могла этого не понимать.
Юлия пришла к себе в кабинет, достала лист бумаги, взяла ручку, немного подума-ла и написала заявление об уходе по собственному желанию. Заявление она зарегистриро-вала у секретаря, затем сняла себе копию на ксероксе и положила в почту Генерального директора.
Дома вечером она открыла бутылку французского коньяка "Камю", налила полный фужер и почти что залпом, крупными, быстрыми и жадными глотками выпила все. А потом долго сидела, молча, уставившись невидящими глазами в желтоватый узор шведской кафельной плитки на стене кухни. На душе была черная, непроницаемая пусто-та. Жизнь опять прижала ее и прижала так крепко, что выхода из создавшегося положения она не видела никакого. Хоть плачь, хоть вой, хоть в петлю лезь – результат один. И толь-ко один – в объятия к шейху. Можно было, конечно, объятия шейха заменить на объятия Марата Гасимовича.
И тогда все останется по прежнему. Должно остаться.. Если даже не станет лучше.. Но это же – кошмар! Кошмар! Хуже всякой смерти.
Поэтому остается од-но – шейх. Он хоть – не противен физически. А насчет остального – стерпиться.. Пусть как-нибудь, но – стерпиться..
Приходилось и не то еще терпеть…
Что ж, приходилось с прискрбием для себя констатировать, что родная страна что-то не слишком жаловала ее в последнее время.
Родина почему-то упорно делала все, чтобы выпроводить ее поскорее и подальше от своего дома и по существу – отказывалась от нее. Но уезжать в чужую страну, так непохожую на ее родную Россию было непросто, если не сказать – страшно Но еще страшнее было оставаться здесь. Куда она теперь пойдет? Что она будет делать? Устроиться на такую же работу, что и у Отара – невозможно. Марат Га-симович со своими подручными хода ей никогда не дадут. Тогда – куда? Опять на рынок – торговать? Бр-р-р-р! Ни за что! Да и опять же – Марат
Гасимович! Рынки, торговля, лю-бое предпринимательство – это его сфера деятельности. Здесь ей хода – нет! Тогда куда же – опять в инженеры?.Бессмысленно. Инженер – умершая сейчас профессия. Может ко- гда и возрадиться. Ведь без промышленности никакая страна жить не сможет. Но это бу- очень и очень не скоро. А жить-то сейчас хочется. Искать себе покровителя? И через него – место себе в жизни?
Противно. До жути противно. Сыта уже по самое горло.
На другой день вечером она позвонила шейху и все ему рассказала.
Он ответил ко-ротко и просто::
– Приежай ко мне. Будешть моей женой. Я тебе делаю официальное предложение. Свадьбу сыграем здесь. У меня….
И она дала свое согласие..И начала готовиться к отъезду..Хотя, что значит – гото-виться? Собственно говоря, готовиться-то было нечего. Брать с собой она ничего не соби-ралась. Все оставалось здесь. Включая и саму квартиру с обстановкой. А квартиру она за-вещала своей племяннице, что заканчивала школу в далеком Томске.
Квартиру поставили на сигнализацию, зарегистрировали в милиции, закрыли, опечатали и Юлия улетела. А пе-ред отъездом она пришла к
Марине. И они проплакали весь вечер. Потом еще несколько раз они перебрасывались SMS-ками. Но это было до свадьбы. А после свадьбы
Юлия за-молчала.. Замолчала совсем Намертво. В прямом и переносном смысле слова. Потому что Юлии Черновой на этом свете больше не стало. Она приняла ислам. Сменила не только фамилию, но и имя. И стала седьмой женой арабского Шейха… И затерялся ее след для всех, знавших ее в России.
А Россия потеряла еще одну, и далеко не самую худшую, свою дочь.
Как плохая, никчемная мать, Россия в проклятые девяностые годы разбрасывала своих дочерей и сво-их сыновей по белу свету.
Разбрасывала вместо того, чтобы собирать их вместе и с по-мощью их рук, их ума, их силы, таланта и инициативы сделать собственную жизнь нас-только благополучной, чтобы у ее детей никогда бы не появлялось желание уехать в дру-гие края за лучшей своей долей…
Эта случайная встреча Олега с Мариной, их долгий, сбивчивый разговор в кафешке поставил окнчательную и завершающую точку в семейных отношениях Олега и Юлии, так непросто складывающихся в последние годы. Теперь он мог со спокойной совестью считать себя свободным от семейных уз. Свободным?! Ой, ли! Ой ли! А, может, освобо-дившимся? Или, поточнее – опустевшим и даже, в какой-то степени – опустошенным. По-следнее слово, пожалуй, наиболее точно характеризует его душевное состояние после по-лученного им известия о судьбе Юлии. В нем как буд-то бы что-то оборвалось. Что-то очень важное и очень нужное для его дальнейшего нормального существования.
А мир потерял краски, стал плоским и бесцветным. Любил он все-таки
Юлию. Любил несмотря ни на что. И нужна ему была для жизни только одна на свете женщина – его Юлия. Нужна была вопреки всякому здравому смыслу и несмотря ни на что., даже на то, что он узнал о ней от Марины. А как Марина смотрела на него, когда рассказывала про последние пере-петии жизни Юлии! Говорят, что что самый страшный враг женщины – это другая жен-щина., ее лучшая подруга. Хотя, что ее судить? Ведь она любит Олега. Вот вам и дилемма. Марина любит Олега, а Олег любит Юлию.. Ту самую Юлию, которой уже нет рядом с ним и никогда уже не будет…
Придя домой, Олег зашел в их бывшую супружескую спальню. Долго стоял, раз-глядывая простенькую обстановку комнаты, с таким трудом приобретенную ими после получения квартиры. Широкая двуспальная кушетка, а, может, софа или диван-кровать. Кто знает, как они правильно называются, эти неуклюжие образцы семейной мебели, вы-пускаемой в те годы Советской мебельной промышленностью и достать которые было проблемой их проблем
Кушетка или как ее там, стояла вдоль меньшей стены комнаты, прямо вплотную к ней и занимала почти всю его длину. Около кровати – туалеьная тумбока жены, где она держала всякую свою женскую всячину. и куда Олег никогда не заглядывал.Женское есть женское. Мужскому глазу там делать нечего.
Справа, вдоль большой наружной стены комнаты стоял большой трехстворчатый платяной шкаф из темных ламинированных плит с большой тумбой антресолью наверху. Около шкафа, ближе к окну раз мещалась ножная швейная машинка Подольского механи-ческого завода. Вот, пожалуй. и все, что находилось в этой маленькой комнатке-спальне их хрущевской д"двушки".
Олег открыл створки дверей шкафа. Пахнуло знакомым запахом духов
Юлии. Ее запахом. Родным до головокружения запахом. Запахом его любимой женщины. Любимой когда-то, и до сих пор еще – любимой его женщины. В шкафу, на продольной трубе-крон-штейне, закрепленной под верхней полкой, висели ее платья, костюмы.. Труба-кронштей была сделана из полированной нержавеющей трубы, вынесенной когда-то
Олегом с заво-да с громаднейшим трудом.. Зато радости было сколько, когда все удачно получилось и он заменил черную некрасивую. трубу в шкафу на это полированное, сверкающее чудо. Ведь нержа-веющие трубы являлись в СССР стратегическим сырьем и использовались только лишь в оборонных отраслях.
Олег потрогал рукой ее одежду. Что с ней теперь делать?
Выбрасывать? Сдать ку-да-нибудь? Зачем? Для чего? Кому она нужна?
Никому. Впрочем, может, и нужна, только где про это узнвть?.Поэтому, пусть себе висит, пока висится. Никому ведь не мешает? И Олег ничего не стал трогать из ее вещей. Он махнул рукой и закрыл дверцы шкафа.
Затем нагнулся и открыл дверцу ее туалетной тумбочки. Выдвинул один ящик, дру-гой, третий. Коробочки, коробочки, пузыречки, тюбики, баночки и еще бог знает что, ма-лопонятное, и совсем непонятное для мужского глаза. Тайные средства женского оболь-щения. Не видел Олег их никогда и не стоит ему их видеть. Зачем копаться в интимных вещах женщины, пусть даже и бывшей своей жены?. Зачем узнавать о том, о чем ему не положено знать?. Совесть-то хоть какую, пусть даже элементарную, но надо же все-та-ки иметь!. Должны же быть хоть какие-то нормы и правила порядочности в отношениях между мужчиной и женщиной? Обязательно должны. Иначе – какой же ты тогда мужчи-на!.Какой человек?.
