Задача, определенная мне, – передавать Громыко по ходу заседания свежую и по возможности полную информацию о происходившем в столице ЧССР. Это нужно для подгонки суждений и решений к реальностям.
Если заседание открылось где-нибудь в десять часов, то примерно в 11.30 дежурный московского узла правительственной связи известил меня: ВЧ-контакт с Прагой оборвался. Перед этим посольство сообщало, что у ограды нашего представительства собирается возбужденная толпа преимущественно молодых людей; отмечаются попытки сломать ворота, проникнуть на территорию совпосольства.
Пишу министру короткую записку. Огласив ее присутствовавшим, он тут же выходит в приемную и требовательно говорит:
– Свяжитесь, с кем найдете нужным, но самым срочным образом установите, что творится в посольстве и вокруг него. Если обстановка чрезвычайная, какой помощи ждет посол.
Генштаб сведениями не располагает. КГБ сам привязан к ВЧ. Используя обходные пути, он пытается прояснить ситуацию. Вскоре, к всеобщему облегчению, оператор правительственного узла связи извещает, что можно говорить с Прагой. Посла на месте нет. Старший советник сообщает, что был выключен или перерублен кабель электропитания посольства. Чехи отказались сотрудничать в устранении неисправности. Имелись трудности с запуском собственного резервного дизель-генератора. У военных запрошена более мощная и надежная передвижная энергоустановка.
Полчаса спустя из кабинета Брежнева выходит К. Т. Мазуров. Обращаясь ко мне по-дружески, Мазуров говорит:
– Валентин, ты что всех пугаешь? – И уже серьезно продолжал: – Зовусь я ныне «товарищ Трофимов» и отправляюсь в Прагу. Хочу пригласить тебя лететь вместе.
– Спасибо за доверие. Если министр не возражает, готов сняться хоть сейчас.
– С твоим Андреем не договоришься. Но за готовность разделить тяготы благодарю.
По возвращении из Чехословакии по декабрь 1968 г. включительно К. Т. Мазуров регулярно обращался ко мне с различными просьбами. До конца его жизни у нас сохранились добрые, взаимоуважительные отношения.
Много нервотрепки стоила подготовка к прилету в Москву президента Л. Свободы и всего политического руководства Чехословакии. Обычно этим визитом маркируют поражение Пражской весны. Данная констатация картины не исчерпывает. Не только А. Дубчека и О. Черника везли на поклон грубой державной мощи, сама эта мощь была вынуждена пятиться, столкнувшись с силой духа.
Что осталось от первоначальной затеи? А. Дубчек и О. Черник – воплощение «ревизионизма» и «отступничества» – остались на своих постах. Их сторонники составляют большинство во всех звеньях руководства, не говоря об общественном мнении. Как сложится дальше, никто не знает. И надо договариваться с тем, кто есть.
Допустим, что А. Дубчек, О. Черник, Г. Гусак и другие повели бы себя как Фр. Кригель. Что случилось бы тогда? Вы не задавались таким вопросом? Мы, эксперты поневоле, спрашивали себя и советовали Л. И. Брежневу избежать фронтального лобового столкновения. Никто не выиграет. Мы же проиграем больше всех.
Л. Свободу встречают 23 августа во Внуково-2 с полным церемониалом. При данных обстоятельствах бестактно. Советские войска усмиряют Чехословакию, а их парадные наряды чествуют президента той же страны. М. Клусак, мой давний знакомец и зять Л. Свободы, не преминул все это выговорить во впечатляющих выражениях, как только мы с ним увиделись в Кремле. Что мог я возразить? Потом будем разбираться, как дошли до жизни такой, сейчас же надо предотвращать сплошной обвал.
По запотевшим, как окна в бане, лицам советских и чехословацких дискутантов, время от времени проскакивающих мимо нас в приемной, видно, что в зале заседаний политбюро в Кремле жарко. Объявляется перерыв.
Он очень нужен не столько для того, чтобы проветрить помещение, сколько для переключения регистров в настроениях. Самое неприятное друг другу сказано. Оно о прошлом и частично о настоящем. Теперь надо искать себя в будущем.
В перерыве официальный диалог делегаций распадается на десяток мини-дискуссий. Со стороны впечатление – оркестранты настраивают или опробывают свои инструменты. Но вот из шумной массы отделяются двое и начинают, о чем-то энергично споря, челночно двигаться вдоль коридора. Это Брежнев и Дубчек. Затем наш генеральный совершает подобную же прогулку с О. Черником.
Второй акт сидения завершается согласием чехословаков на совместный протокол. Имелся ли у гостей, если слово «гость» уместно, выбор? Высказывание Б. Н. Пономарева: «Если вы не подпишете сегодня, то сделаете это через неделю. Если не через эту неделю, то следующую. Если не через следующую, то через месяц» – что-то да значило. Лишь Фр. Кригель был против и, несмотря на уговоры и угрозы, остался против. Думаю, однако, что Дубчек с единомышленниками воспользовались тактикой Швейка. Ответственные перед десятками и сотнями тысяч людей, которые поверили в Пражскую весну, они, упреждая большее зло, заботились об организованном отступлении.
Поздно вечером 23 августа в зале секретариата ЦК рабочее совещание. А. А. Громыко, Б. Н. Пономарев и К. В. Русаков суммируют итоги переговоров в Кремле. Дискуссия прерывается вздохом-мольбой Пономарева:
– Нет больше никакой человеческой возможности. Оставим молодых подготовить к утру проекты документов. Нам уже пора на покой, если хотим быть завтра на ногах.
«Молодые» – это опять мы с В. В. Загладиным. Более юному моему коллеге выпало писать коммюнике, мне – текст документа о войсках. Параметры заданы. Допускаются некоторые вольности в семантике. Пошла моя четвертая ночь бдения.
В 8.00 проект у министра. Затем он попадает к экспертам по договорам из МИДа и Минобороны. На каждой заставе что-то добавляется или вычеркивается. Блестяще в военно-техническом смысле проведенная операция побуждала кое-кого выпячивать грудь. Твердость теснила осмотрительность, а про дальновидность забывали – для собственного удобства.
Можно долго рассказывать о реакции на август 1968 г. в США, Англии, Франции, ФРГ, в малых европейских странах. В проводившихся на советской стороне анализах различались внешние жесты и реальные действия. Последние накладывались на шаги в сравнимых ситуациях в прошлом и… на наши скептические прогнозы. Маловерами и социальными пессимистами нас, экспертов, в глаза не называли, и на том будьте довольны.
Все в поднебесье относительно. В политике, как и на войне, судят по конечному результату. Что вроде бы успешно свершилось, апострофируется в новую реальность. Намеренно или по инерции оставляются за бортом еще вчера имевшиеся варианты развития, совершается резекция споров об альтернативах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});