— Наверное, ты его очень любишь, — сказала Морин.
Сэнди отвернулась от окна.
— Попробовала бы я его не любить!
Взгляд девушки затуманился, рот приоткрылся, а губы медленно скривились в улыбке.
— На самом деле он — прелесть, — сказала Сэнди. — Боже, а какой он в постели… Думаю, что свое прозвище Дикарь он получил именно за это. Когда у него встает, его и палкой не прошибешь. — Сэнди мечтательно покачала головой, но потом перевела взгляд на Морин и спросила: — А вы чему улыбаетесь?
— У меня в таких делах тоже есть опыт, — ответила Морин. — Знаешь, я девять лет прослужила в отделе преступлений на сексуальной почве… Там было на что посмотреть. Некоторые случаи были совсем курьезные.
— Боже, там же, наверное, было так интересно! — сказала Сэнди. — Наверное, имели дело со всякими насильниками и извращенцами, да?
— Ага. В огромных количествах. Причем извращенцами оказываются люди, на которых никогда не подумаешь, что они способны на такое…
— Наверное, учителя… священники?
— Ага. Среди них столько эксгибиционистов…
— Эксгибиционисты — это которые распахивают пальто, а под ним ничего нет?
— Профессионалы вырезают на своих трусах переднюю часть, — ответила Морин. — Помню, поступил к нам звонок об изнасиловании в мэрии: мужик затащил секретаршу на лестницу, сорвал с нее одежду и изнасиловал. Мы попросили ее описать насильника, спросили, запомнила ли она какие-нибудь особые приметы. Она ответила, что запомнила очень маленький, просто детский, пенис.
— Тоже мне насильник, — разочарованно произнесла Сэнди. — Так вы поймали его?
— Мы составили список всех мужчин, которые когда-либо нападали на женщин, — ответила Морин. — Но для того, чтобы выявить среди них того, кто совершил преступление, нам надо было их всех проверить. Ну, ты понимаешь как.
Лицо у Сэнди мгновенно просветлело, глаза заискрились.
— Ага. Вам пришлось измерять им члены. — Девушка нахмурилась. — А какие члены считаются очень маленькими? — спросила она.
— Подожди, — сказала Морин. — Осмотр подозреваемых должен был производиться так. В комнату приводят подозреваемого, а один из наших сотрудников велит ему снять штаны.
— И вы их всех видели?
— Ну, нескольких. А вообще во время следствия мы осмотрели где-то полторы сотни пенисов. Точнее, сто пятьдесят семь.
— Ух ты! — радостно воскликнула Сэнди. — Сто пятьдесят семь! — Вдруг она задумалась: — Погодите-ка. Девушка сказала, что у насильника был маленький член. А по сравнению с чьим? Ведь у ее хахаля мог быть шланг до колен. Вы хоть это учли?
— Мы об этом подумали, — ответила Морин. — Но, знаешь, того насильника полиция так и не нашла.
— Да, обидно, — заметила Сэнди. — Но нет худа без добра. По крайней мере, вы повидали много интересного.
— В общем, скучать не приходилось, — ответила Морин.
Морин ушла, и Сэнди осталась одна. Тишина и темневшее с каждой минутой небо за окном действовали на нее угнетающе. Девушка прошла в спальню и, глянув на себя в большое зеркало, заплакала. За несколько минут она, вытирая слезы, извела почти всю коробку бумажных салфеток. Веки ее, губы и нос распухли, глаза покраснели.
— Какая же я несчастная, — разглядывая свое отражение в зеркале, громко произнесла она. Потом приоткрыла рот и захлопала ресницами. — Боже мой, я же не знала, — сказала она, гримасничая и надувая губки. — Я думала, что ты будешь доволен, а ты, как старый зануда, вечно ко мне придираешься.
Сэнди увидела свои опущенные плечи, и ей стало себя страшно жалко. Она долго вглядывалась в свое отражение, а затем резко произнесла:
— Катись ты к черту!
Девушка сняла майку и джинсы и, не сводя глаз с зеркала, сунула руку между ног, сделала томные глаза и, повернувшись вполоборота, посмотрела на себя через плечо. Затем, поглаживая себя по узким бедрам, она снова встала лицом к зеркалу и раздвинула ноги.
— Привет, — сказала она себе и слегка подняла подбородок. — Ты Сэнди Стентон? Фигурка у тебя — просто обалдеть! Все при тебе. Ты только посмотри на себя! Ты такая сексапильная, знаешь? Да, знаю. Тогда в чем проблема?
— Ты что, в лагере нудистов? — недовольно пробурчал вошедший в спальню Клемент. — Господи, да выруби ты эту нудную музыку.
— Мы сегодня не в настроении?
Лениво волоча ноги, Сэнди, успевшая выкурить две самокрутки, подошла к проигрывателю и сняла запиленную пластинку «Би Джиз».
— Что с тобою творится? — спросила она.
Мэнселл подошел к окну и посмотрел на улицу.
— У тебя что, наступило время для раздумий? — вновь пытаясь его разговорить, спросила Сэнди.
Мэнселл молчал.
— А я здесь сидела и весь день так за тебя волновалась. Ты бы хоть позвонил мне. Телефон изобрели уже давно.
«Да пошел он к черту», — подумала Сэнди.
Рано утром она впустила в дом Скендера санитаров из «скорой», сказала им, чтобы они спустились в подвал, быстро вышла на улицу, где ее в машине ждал Мэнселл. Они проехали Вудворд-авеню, затем свернули к собору, и тут Клемент остановил машину, высадил ее и велел ехать домой на такси.
— Мне что, голосовать, как уличной шлюхе? — возмутилась Сэнди.
Клемент подтолкнул ее к открытой дверце. Она спросила его, где он собирается остановиться.
— Не волнуйся — найду, — хмуро посмотрев на нее, ответил Клемент. Он явно был не в том настроении.
«Опять он за свое, — подумала Сэнди. — Ну что ж, придется мне стоять на углу Вудворд-авеню под любопытными взглядами чернокожих и ловить машину».
— Обо мне не беспокойся, — сказала она. — Лучше подумай о себе.
— А я думал о тебе, — продолжая смотреть в окно, ответил Клемент. — Иди сюда. Ты когда-нибудь была на верхнем этаже «Ренессанса»?
— Конечно, была. Я же там работала.
Он обнял ее за талию и притянул к себе.
— Двести с чем-то метров… Ты сидишь со стаканом коктейля в руке, а ресторан медленно вращается. Тебе на время становится виден кусочек Канады. Бросаешь взгляд на реку и видишь мост Амбассадор. Любуешься панорамой Детройта, а ресторан так медленно вращается, что о многом успеваешь подумать.
— Я твой пистолет в реку не выбросила, — неожиданно сказала Сэнди. — Я отдала его Мистеру Свити.
— Знаю.
— Хочешь, объясню, почему?
— Я знаю почему.
— Откуда?
— Я разговаривал со Свити.
— Злишься на меня?
— Н-нет, — неуверенно произнес Клемент. — Знаешь, когда я был там наверху, то думал о тебе.
— Да?
— Я звонил тебе, но твой телефон был занят.
Сэнди ничего не ответила.
— Я все думал, с кем же ты могла болтать. Не с албанцем же.
— Ну, я… — лихорадочно соображая, что же ей ответить, произнесла Сэнди.
— И тогда я решил, что ты говорила со Свити.
— Господи, какой же ты догадливый, — с дрожью в голосе сказала девушка и положила руку на плечо Мэнселла. — Да, я разговаривала с ним. Я знаю, ты не любишь, когда я курю травку. Но когда я нервничаю, мне просто необходимо покурить.
— Из-за чего же ты нервничала?
— Думала, что ты рассвирепеешь, когда узнаешь, что пистолет я не выбросила. Мне показалось, что будет лучше, если я отдам его Мистеру Свити.
— Понимаю, — ответил Клемент. — Но теперь еще один человек в курсе моих дел.
— Да ничего он не знает! Ему известно только о пушке.
— Тогда почему он так перепугался? Почему просит срочно забрать пистолет? Я ему сказал, если боится держать пушку дома, пусть утопит в реке. А он мне в ответ: «Не желаю связываться с засвеченной пушкой. Раз она твоя, ты сам от нее и избавляйся». Интересно, откуда ему известно, что пушка засвеченная?
— Может, его копы допрашивали. — Сэнди не успела договорить, как поняла, что допустила ошибку. Но было слишком поздно.
— Да, это мысль, — сказал Клемент и крепко сжал ее плечи. — Тебя они тоже допрашивали, да?
Сэнди показалось, что потолок рушится, а стены сдвигаются. Стало трудно дышать, как будто она вдруг очутилась в гробу. Ей стало страшно.
— Я целый день так за тебя волновалась, — пролепетала она. — Не знала, где ты, что с тобой…
— Они к тебе сегодня приходили?
— Да. Заходила тетка-сержант. Спрашивала, известно ли мне что-нибудь о пушке. Но не очень настаивала…
— Дурачила тебя, — заметил Клемент.
— Да. Но я ей ничего не сказала. Правда.
Клемент похлопал Сэнди по плечу.
— Дорогая, я знаю, что ты ничего ей не рассказала. Копы часто прикидываются своими в доску. Работа у них такая… Ты опять курила травку?
— Подумаешь, пару косячков. — «Странно, он как будто совсем не сердится», — подумала Сэнди.
— Когда ты добыла травку?
— Вчера.
— Когда отдала Свити пушку?
— Да. Но я взяла у него совсем немного.
— О боже, — с тяжелым вздохом произнес Мэнселл. — Судьба играет человеком, если он ей позволяет.
