Масса построившихся солдат, апатичных и подавленных, осталась позади. Еще до этого мы присмотрели в деревне стоявший в гараже легковой автомобиль. С чувством наслаждения мы взломали карабинами ворота гаража, сели в «реквизированный» автомобиль и отправились в западном направлении. Хотя один из моей группы был содержателем военного имущества, отвечавшего за автомобили, и теперь он сидел за рулем, машина дальше 30 километров не проехала. Мотор не удалось завести даже с буксира. Поэтому дальше нам пришлось идти пешком. Пройдя немного, мы выбросили наши карабины, ставшие нам ненужными, в речку и пошли дальше на запад безоружными.
Вопреки последней сводке Вермахта от 8 мая 1945 года, мы не «сложили свое оружие по праву и гордо» и не «приступили храбро и уверенно к работе во имя вечной жизни нашего народа». Мы пытались выбраться из ситуации, оказаться в которой мы, простые солдаты, не хотели никогда в жизни. Мы также не знали, сможем ли мы вообще работать для нашей собственной жизни. После того как мы свои карабины выбросили, словно трухлявые деревяшки, мы встретили группу солдат, которой еще командовал капитан. Они ехали в повозках, запряженных лошадьми. Мы спросили:
— Можем ли мы к вам присоединиться?
Капитан нас критически осмотрел, и по нему было
видно, что он с большим неудовольствием решил взять с собой унтер-офицеров, очень смахивавших на дезертиров. Через пару часов на перекрестке мы встретили разведывательный бронеавтомобиль с пушкой («пуму»). Один из сидевших на нем солдат оказался знакомым нашего содержателя военного имущества, который окликнул его:
— Возьмите нас с собой!
Так нам, четверым беглецам, удалось присоединиться к солдатам, уже сидевшим на машине. Мы быстро поехали на запад, и нам удалось у Линца переправиться через Дунай, которому вскоре суждено было стать границей между американцами и русскими.
Наконец-то мы оказались на территории американской зоны, где еще никто не занимался новой задачей приема в плен и размещения в лагере притекающих немецких солдат. Американские солдаты сказали нам, чтобы мы размещались и оставались на площадке между недостроенными деревянными домами. Теперь мы могли быть уверены, что война окончательно завершена и мы относимся к тем, кто ее пережил. Мы были счастливы еще и потому, что у самого Дуная нам удалось улизнуть от наступающих русских, хотя мы еще не знали, что ждет нас у американцев.
Если подумать о том, насколько быстро немецкие солдаты во время войны (смотри у генерала Шёрнера), особенно на ее последнем этапе, когда особенно процветал террор, развязанный убежденными нацистами, могли попасть в сети полевой жандармерии с последующим расстрелом или повешением, то американский плен мог считаться счастливым выходом.
Ежедневно и даже ежечасно прибывали новые солдаты, так что в лагере, который охраняли один-два американских солдата, вскоре насчитывались тысячи пленных. Еды мы сначала не получали. Приходилось ходить и просить у местных жителей. А что они могли нам дать, когда и самим им нечего было есть. По крайней мере, погода была хорошая. Из имевшегося материала мы построили себе убежище. Для этого мы повалили на землю четыре столба, положили на них доски, сверху накрыли толем, который придавили по углам камнями. Там мы жили и ждали, что будет дальше. Рядом с нами расположились солдаты СС, у которых был большой брезент, который они положили на столбы вместо толя. И в лагере для военнопленных эти элитные войска не отказались от приказов и стойки «смирно». Каждое утро в шесть часов раздавался свисток, и эсэсовцев будили криком «Подъем!». После построения они начинали бегать туда-сюда, шуметь и стучать: из имевшегося материала солдаты СС должны были построить хороший дом. Въевшаяся в них муштра полностью сохранялась в плену, и ни один солдат СС не мог или не хотел от нее освободиться. Несмотря на плен, все они продолжали держаться вместе. Ни один из них не отошел от других, чтобы присоединиться к нам, «лентяям». Мы же просто дремали, поскольку без питания необходимо было по возможности беречь силы и стараться слишком много не двигаться. Хотя нам досаждал шум и стук, мы вскоре от этого получили выгоду. По первому приказу американских солдат в лагере для военнопленных мы должны были поднять вверх голую левую руку, чтобы те могли проверить наличие или отсутствие татуировки. Тех, в ком по вытатуированной группе крови определяли солдат войск СС, американцы перевели в особый лагерь для эсэсовцев. Но те уже успели построить дом. Когда их увезли, над нашим лагерем разразилась гроза, мы, конечно же, покинули наше примитивное убежище и перебрались в прочный деревянный дом.
Освобождение — дорога домой со страхом и счастьем
17 мая 1945 г. американская охрана зарегистрировала нас на основе наших солдатских книжек. Американский врач осмотрел пленных в лагере. Для этого нам пришлось построиться голыми. Сначала он снова проверил у всех наличие татуировок под рукой, которая раньше эсэсовцам давала привилегированное положение, а теперь становилась признаком их дискриминации. Затем он карандашом у каждого поднимал половой член, критически осматривал. После этого у всех сняли отпечатки пальцев, и мы наконец были готовы к освобождению.
21 мая 1945 года я получил справку об освобождении, и вместе с другими солдатами меня посадили в грузовик. Эти грузовики, за рулем которых чаще всего сидели цветные водители, отправлялись в Штутгарт, Нюрнберг или Франкфурт. Выбирать предоставлялось самому. Так как я хранил свой чемодан с гражданской одеждой в Тутлингене, то я поехал в Штутгарт. Когда садились в кузов автомобиля, один американский солдат показал взглядом на мои часы. Я подумал, что он их хочет у меня отнять, и сказал:
— Но, сэр.
Ответ был внезапным: он по-ковбойски врезал мне прямой в подбородок. Растерявшись, я сунул ему часы под нос, но они ему больше были не нужны. И я, как побитая собака, но при часах смог залезть в кузов. Поездка проходила по автобану, так как по другим дорогам нельзя было проехать из-за взорванных мостов.
На второй день пути наш грузовик с отпущенными из плена солдатами добрался до Штутгарт-Дегерлоха.
— Мне надо в Тутлинген, там у меня чемодан с гражданской одеждой, поэтому мне в Штутгарт не надо, — сказал я друзьям. — Я сейчас спрыгну, бросьте мне мою сумку!
Когда грузовик затормозил перед поворотом, я спрыгнул и поймал брошенную мне сумку. Через некоторое время я уже сидел в трамвае и ехал в Эхтердинген. Как и все отпущенные солдаты, я давно уже снял с себя все свои регалии — череп с костями, погоны, знак государственной принадлежности, орденскую ленту, знаки за танковый бой и за ранение. Моя скромная танкистская куртка с брюками навыпуск походили скорее на лыжный костюм. Но, несмотря на это, во мне издалека узнавали отпущенного солдата. В трамвае один «коллега» меня сразу же спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
