Вопрос с поездкой в Москву решили быстро. Сразу нашлись желающие сопровождать детей. Людмила вызвалась собрать сухие пайки на дорогу. Осталось представить готовый план начальнику политотдела и ждать ответа.
Вот со вторым вопросом обстояло все гораздо сложнее. Вопрос был щекотлив, и Калерия не знала, как приступить к его решению.
— Поступило заявление от Тамары Львовны Абрашиной с жалобой на Светлану Назарченко, которая якобы пытается разбить крепкую советскую семью капитана Абрашина. Какие будут предложения?
Людмила усмехнулась и покачала головой. Наталья Павловна сурово свела брови к переносице.
— Давайте выслушаем Абрашину. Она, кажется, уже здесь.
Вошла Тамара Абрашина, которая была примерно ровесница Калерии и которая не так давно лежала у них в госпитале по поводу бесплодия.
— Садитесь, Тамара, расскажите нам, что произошло, — дружелюбно пригласила Калерия.
Тамара сразу же начала плакать. Потом уже заговорила тихо, еле слышно. Ее никто не перебивал.
История была типична, как это ни печально. И чем дальше женщина углублялась в нее, тем больше Калерии хотелось заслониться от этой истории. Примерно так же человек чувствует себя на похоронах, не относящихся к его близким. Ты вроде бы сочувствуешь, ты разделяешь чужое горе, но в то же время тихонько радуешься, что оно не относится к тебе лично.
Наконец женщина выговорилась и замолчала.
Калерия тоже молчала, потому что не знала, что сказать. Хорошо бы пообещать этой женщине, что они все уладят, что мужа вернут в семью, а разлучницу накажут. Но если было бы все так просто…
— Вы успокойтесь, Тамара, — заговорила Наталья Павловна, наливая в стакан воды из графина. — Вот, выпейте. Может, все не так плохо, дорогая моя? Возможно, вы сгущаете краски. Может быть, нужно поступить мудрее? Ну, скажем, сделать вид, что вы ничего не замечаете? И он, видя ваше терпение и любовь, одумается?
Продавщица Людмила чуть заметно дернула носом. Калерия подумала, что та, конечно же, примеривает ситуацию на себя и Тамаре сочувствует мало. Но нужно что-то делать. А что тут сделаешь?
— Тамара, а почему у вас нет детей? — вдруг спросила жена Прянишникова. От бестактности вопроса Калерия вздрогнула. Заплаканная Тамара повернула к спросившей лицо.
— Детей? Так ведь Дима не хотел сначала. Мы на точке служили, где один сторожевой катер. Там даже помыться негде было. За любой надобностью в поселок ехать надо за тридцать километров. Какие там дети…
— А потом?
— А когда сюда перевели, не получалось уже. Когда проверилась, оказалось — спайки у меня. Видно, простыла когда-то и не пролечилась толком…
— Да обыкновенное дело, — отозвалась Людмила. Сама она детей заводить не торопилась. Ее, судя по всему, вполне устраивала роль любовницы начальника штаба. Она поправила золотые перстни на пальцах и что-то записала в протокол.
— А вы, Тамара, не пробовали поговорить со Светланой Назарченко? — осторожно поинтересовалась Прянишникова. Калерия и сама хотела спросить об этом, поскольку они пригласили на свое заседание и Светлану, которая должна была подойти с минуты на минуту.
— С ней? — вздрогнула Тамара. — Да я видеть ее не могу! О чем я буду с ней разговаривать? Рассказывать, как мы на точке жили, как Дима с дежурства мне цветы приносил? Соберет на сопке целую охапку…
Тамара снова не сдержалась и разразилась слезами.
Калерия вздохнула. Остро захотелось увидеть мужа. В их жизни тоже была своя сопка, цветы, которыми богат дальневосточный край, прогулки по берегу океана, закаты в бухте. И мечты о ребенке, осуществление которых то и дело откладывалось. Потому, что не было условий, потому, что трудные условия и Кирилл постоянно в плавании, и еще… Да много чего еще! И вот наконец решились. И долгожданная беременность. Лицо Кирилла… Как он кружил ее, носил на руках по тайге, среди высоких кедров…
Беременность была тяжелой. Ей посоветовали лечь в клинику, в Москву.
И в самолете у нее случился выкидыш. И…
Господи, она, казалось, навсегда забыла эти тяжелые моменты, и вдруг все выплыло так ясно, встало в горле — ни туда, ни сюда.
— Конечно, она молодая. Родит ему… Но разве она сможет понимать его… всего, какой он есть?
Тамара заикалась от слез.
Все, кто был в комнате, подошли к ней, пытаясь утешить. Даже Людмила подвинулась, подняла косынку Абрашиной.
— Тамара, ну не нужно так… убиваться, — проговорила Калерия, когда женщины хлопотали вокруг несчастной, покинутой жены. — Мы обязательно… примем меры. Прежде всего мы поговорим с ней… со Светланой Назарченко.
Тамара подняла на Калерию заплаканные глаза. В них мелькнула надежда.
— И с мужем? — спросила она.
Калерия поежилась. По спине пробежал холодок.
— С мужем… С мужем — нет, — замялась она, представив себе все то, что ждет теперь капитана Абрашина. — С мужем скорее всего будут разговаривать в политотделе и в… Он у вас член партии?
— Да. А как же?
— Ну тогда партийная организация в стороне не останется.
Когда Абрашина ушла, у Калерии закружилась голова. Она поняла, что упало давление.
— Ну надо же, какой подлец! — горячилась Наталья Павловна. — Из армии таких гнать надо! Одну использовал, извините за выражение, за другую принялся!
— Ну если всех гнать, кто служить-то будет? — усмехнулась Прянишникова, качая головой. — Капитан Абрашин, между прочим, старший помощник командира на корабле. Что ж, выходит, в армии теперь только святые нужны?
— Не святые, а порядочные!
— А если у него — любовь? — возразила Людмила.
— Не будем устраивать базар, — прервала прения Калерия. — Нам предстоит еще говорить с Назарченко. И я попрошу вас, товарищи, не быть пристрастными. У нас женсовет, а не лавочка у подъезда.
— Постараемся, — насупилась Наталья Павловна.
— Люда, пригласите Назарченко.
В комнату вошла цветущая женщина лет тридцати. Пушистые светло-русые волосы рассыпались по плечам, из-под плаща выбивается яркая косынка.
— Здравствуйте.
Ни смущения, ни неловкости. Огляделась, выбрала стул, села. Закинула ногу на ногу. Короткая юбка, капроновые колготки, лаковые сапоги-чулки. Последний писк моды. На продавщице Людмиле точно такие же.
«Наверное, мужчинам трудно пройти мимо такой», — подумала Калерия и сказала:
— Светлана, мы пригласили вас…
— Да знаю, зачем пригласили, — перебила молодая женщина. — Вам Димина жена нажаловалась. Не перестаю удивляться! Так не уважать себя, чтобы выносить сор из избы, таскаться по организациям. Смех!
— Смешного тут как раз мало…
