— Смешного тут как раз мало…
— Скажите, это правда? — не удержалась Прянишникова. — У вас действительно роман с капитаном Абрашиным?
— У нас с Димой любовь! — строго поправила Светлана. — Что же теперь делать? Он хочет уйти от нее ко мне, а она колет ему глаза своими болячками, давит на жалость! Да она сама себе противоречит! То бьет посуду и закатывает истерики, обвиняет во всех грехах, то рыдает, просит, чтобы не уходил. Уж хотя бы была последовательной.
— Трудно быть последовательной, когда рушится твоя жизнь, — задумчиво проговорила Калерия.
— Значит, у нее жизнь, а у нас с Димой? Ну ладно, я не в счет, меня она ненавидит, но Дима? А его жизнь? Он нормальный мужик, он хочет иметь детей и имеет на это право! Кто виноват, что она не родила вовремя?
— Послушайте, Светлана, а вам совсем не жаль Тамару? Она ведь в этой ситуации по-настоящему страдает, — заговорила Наталья Павловна, глядя той в лицо. — Вы-то молоды, сможете еще жизнь построить и с другим мужчиной, а Тамара? Молодость свою отдала ему, здоровье… Разделила с ним все трудности, а теперь? Вы могли бы иметь к ней снисхождение, чисто по-человечески пожалеть…
— Да почему я должна ее жалеть? Она-то меня не жалеет! Думаете, не знаю, какими словами костерит меня? Всех знакомых против меня настраивает. Да и потом — от хороших жен мужья не уходят.
— Молоды вы, Светлана, так вот, огульно, всех-то судить. И от хороших уходят, и с плохими живут. Всякое в семье бывает, — наступала Наталья Павловна. — А вот когда со стороны в эту семью кто-то коварно влезает, тогда конечно. Тут трудно противостоять и быть во всем последовательной и разумной.
Прянишникова в беседу больше не вступала, Людмила вся склонилась в протокол. Знай себе строчит.
Калерии же предстояло что-то сказать, подвести, что называется, итог. Но она не знала, что говорить и к чему привести совет. Ей было противно от своей сегодняшней роли, и она на самом деле не понимала сейчас — кто здесь прав, а кто виноват и какое имеют право посторонние люди сюда вмешиваться.
Заметив ее нерешительность, бразды правления в свои руки взяла заведующая детсадом Кудрявцева.
— И все-таки мы вас, Светлана, призываем еще раз хорошенько подумать. Мы взываем к вашему милосердию. Проявите сострадание, голубушка! Все теперь зависит от вас. Вы должны понимать, что ждет капитана Абрашина благодаря вам. Его могут понизить в должности, даже исключить из партии! Если вы его любите, то…
— Я жду от него ребенка, — перебила Светлана.
Все притихли. Возразить было нечего.
— Я могу идти?
— Да, конечно, идите, — ответила Калерия. — До свидания.
Светлана поднялась и простучала каблучками к выходу. Прянишникова покачала вслед головой.
— Калерия Петровна, вы что же? Так нельзя! Мы даже совсем никак не наказали ее! — не могла успокоиться учительница.
Людмила отложила протоколы и устремила свой взгляд на Калерию. Кудрявцева ерзала на стуле и то и дело посматривала на часы. Заседание длилось второй час. Всех ждали дома.
— А может, она в чем-то и права, — наконец проговорила Калерия. — Нельзя же человека держать! Пусть он сам выбирает, с кем остаться…
— Золотые слова! — торжествующе воскликнула Людмила. — Насильно мил не будешь!
— Да! А как же семья, ячейка нашего общества? — не сдавалась учительница. — Мы не сами по себе, мы среди людей.
— В данном случае, — подвела итог Калерия, — мы сделали все, что смогли.
— Вот именно, — поддержала Прянишникова. — Пострадавшую сторону выслушали? Выслушали. Внушение обидчице сделали? Сделали. По домам, девочки! Нам с Калерией Петровной еще спевки предстоят. Хор сегодня.
Женсовет как ветром сдуло. Всех, кроме Людмилы. Дождавшись, когда все уйдут, Людмила сказала:
— Калерия Петровна, в военторг поступили сапоги австрийские на натуральном меху. Вам прошлый раз не хватило… Оставить? Ваш подъем.
— Оставь, Люда. Если мне не подойдут, маме отправлю. Она у меня модница.
— Пока от нас до Москвы посылка дойдет, зима кончится, — улыбнулась Людмила. — Так вы зайдите.
— Зайду обязательно.
Калерия Петровна поняла, что своим предложением Людмила невольно благодарит ее за такое демократичное отношение к любовникам. Ведь Людмила сама находилась в похожей ситуации. Выходит, Калерия невольно поддержала разлучницу? Со стороны это выглядит так. Выходит, так. А как правильно? И вообще, имеет ли право кто-то со стороны судить — как надо?
Женсовет оставил сегодня тяжелый осадок на душе у его председателя. А ведь сколько вопросов ей приходилось решать прежде, и довольно сложных. Но никогда она не чувствовала такой личной боли и такого сомнения. Душа была не на месте.
Заперев кабинет, она отправилась в зал, где уже слышались звуки баяна и начинали распеваться солисты.
Перед репетицией Калерия все же зашла в буфет и заказала себе крепкого чая — поднять свое низкое давление.
К этому часу обычно в Доме офицеров становилось людно. Наверху в кружковых комнатах шли курсы кройки и шитья для жен военнослужащих. У младшего офицерского состава проходили занятия инженерно-технического университета. Казалось, больше половины городка собирается вечерами в Доме офицеров.
Когда она вернулась в зал, на сцене уже установили скамейки для хора. Первые два ряда, состоящие из женщин, были уже почти полностью заняты. Калерия нашла свое место. Когда вошел концертмейстер, коллектив уже был готов к репетиции, начали распевку. Сегодня как никогда Калерии показалось трудно стоять. Скамья казалась узкой, а зал — душным. Репетиция продлится не меньше часа, нужно набраться терпения. Но где же его взять, если в животе что-то тянет вниз, ноет, ноги затекли и хочется лечь и вытянуться?
Она даже обрадовалась в первую секунду, когда в зал вбежал посыльный матрос и, доложив по форме хормейстеру, стал что-то тихо говорить тому. Она услышала только слово «начальник госпиталя» и еще — свою фамилию.
Это значило, что сейчас она сможет покинуть душный зал, выйти на воздух. Только в фойе ей пришло в голову, что неожиданный вызов мог быть как-то связан с Кириллом, который находился в море. И испугалась.
— Что-то случилось? — спросила у посыльного, но тот только бесцветно ответил:
— Не могу знать!
Возле крыльца на площадке стоял все тот же госпитальный «газик».
— Велено доставить вас на причал, — отрапортовал посыльный и помог ей забраться внутрь.
Еще издали она увидела над ангаром развевающуюся бело-красную кишку, показывающую силу и направление ветра. А когда вышла сама, этот ветер сразу почувствовала — он задирал подол плаща, рвал с шеи косынку. На причале стоял начальник госпиталя, хирург Кураев. Увидев ее, кинулся навстречу, чуть ли не поволок за собой.
