ему Черный Плащ. — А вот держание за руки она нам не спустит, это точно. Еще и в еженедельник эту фотку вставит.
— Хозяйка не даст, — покачал головой Генрих Г. — Она все просматривает, ты же знаешь. Шефу все пофиг, а ей нет.
— Мы говорим не о Травниковой, а о Шелестовой, — фыркнул Черный Плащ. — Дим, ты же знаешь, что если она захочет…
— Ну не все, что она хочет, ей достается, — перебил его Генрих Г. — Ты это не хуже меня знаешь. Возьмем, к примеру…
Неизвестно, о чем эти двое еще бы поговорили, но тут у бочки вышибли крышку, Флоси опустил в нее черпак, с наслаждением просмаковал пряный и запредельно крепкий эль, а после заорал:
— Парни, идите сюда! Это наш главный приз, и мы выпьем его вместе!
Парочка игроков переглянулась и потопала к бочке. В самом деле — праздник же, что разговоры разговаривать? И потом — они победители! Время пожинать плоды этой победы.
Что до Флоси — он был просто счастлив! Йольская ночь не прошла впустую, традиции были соблюдены, и это означало, что в следующем году у него все будет хорошо! А это уже немало!
А. Смолин — ведьмак
Несколько рассказов о приключениях Александра Смолина, произошедших с ним в Европе и России.
Город на скале
Покой. Именно так можно было охарактеризовать то, что в данный момент меня окружало. После шумных Парижа, Праги и Рима, после гвалта международных аэропортов и людных улиц, я наконец-то попал туда, где тишина являлась нормой вещей. Особенно странно это звучало применительно к Италии, с которой данное понятие, казалось, несовместимо.
И тем не менее — все так. Просто городок Матера, в котором я решил на время осесть, чтобы перевести дух, видимо, являлся исключением из общего правила. Или, может, все небольшие поселения этой солнечной страны таковы? Может, наиболее шумная и экспрессивная часть населения сразу после достижения совершеннолетия отбывает в Неаполь, Милан и Рим, а люди степенные и немногословные остаются там, где родились?
В любом случае, мне сейчас было очень хорошо. Я расположился на крохотной веранде небольшой траттории, потягивал холодный кродино и наблюдал за тем, как на противоположной стороне улицы местные мальчишки играют в бочче. Данная забава чем-то напоминала боулинг, по крайней мере мне так казалось.
— Сеньор, самое время для того, чтобы выпить немного кофе, — на не очень хорошем английском сообщил мне усатый тратторщик Арриго.
— Сладкая вода — это прекрасно, но жизнь не так пряна без кофейного аромата.
Мы были знакомы с Арриго уже без малого неделю, то есть ровно столько, сколько я прожил в Матере, и все это время он искренне недоумевал над тем, как мне удается прожить день без десятка-другого чашечек кофе? Просто сами итальянцы пили его в ужасающих количествах. Ну на мой взгляд, разумеется, им-то подобные злоупотребления кофеином казались нормальными. Но я на подобное отважиться не мог, опасаясь, что даже мое ведьмачье здоровье такого испытания не перенесет.
— Жизнь прекрасна в любом случае, — ответил ему я. — Но, может, позже я последую твоему совету.
— А вечером я вас порадую калабрийской кухней, — белозубо улыбнулся он. — Мой троюродный брат Амадео ездил в Козенцу по своим делам, так я попросил привезти его ндуи, пекорино и тропейского лука. Он отзвонился, сказал, что все купил и скоро будет здесь. Калабрийцы изрядные чудаки, но в колбасах и сырах они смыслят!
Еще бы понять, что из ндуи и пекорино есть сыр, а что колбаса. Это в крупных городах Италии рестораны, кафе и траттории заточены под массового посетителя, который из итальянской кухни знает лишь несколько самых раскрученных названий, вроде спагетти, лазаньи, пиццы и тирамису. А здесь, в глубинке, все совсем не так. Ты думаешь, что заказал мясо, потому что название вроде бы ему соответствует, а тебе приносят похлебку, сваренную по старинному семейному рецепту, пахучую и невозможно перченую. И лучше даже не пробовать выяснять, из чего именно она сварена, для собственного же душевного равновесия.
— А еще он сказал, что везет ящичек анноны, — причмокнул Арриго. — Моя дочь Джиоффреда будет счастлива, она очень ее любит!
Ну вот, опять. Что такое аннона? И даже в интернете не посмотришь, ибо тут его просто нет. Нет, то есть так-то он есть, но с мобильной сетью дело обстоит просто никак.
— Аннона! — Заметив мое недоумение тратторщик сложил пальцы в щепоть и помахал ими в воздухе. — Черимойя. Мадонна, вы не пробовали этот подарок богов нашей доброй земле? Сеньор, вы не знаете, что такое наслаждение! Не сомневаюсь, что многие славные сеньориты дарили вам блаженство взаимности, но когда вы попробуете аннону, вы поймете, что такое истинный рай на земле!
Жанна, пристроившаяся неподалеку от меня, на маленьком крылечке, ехидно хихикнула в тот момент, когда тратторщик сделал мне сугубо мужской комплимент, подразумевающий, что я имею немалый успех у прекрасного пола.
Нет, кто-кто, а она-то отлично знала, что некие основания для таких заявлений имеются, поскольку монашеского образа жизни в странствиях я не придерживался, но поскольку призрачная красавица уже неделю как на меня дулась, любой комплимент в мой адрес воспринимался ею как повод для насмешки.
Причина на то была веская. Дело в том, что вместо того, чтобы поехать в Милан, что ей было обещано, мы отправились сюда. Само собой, в такой глуши, как Матера, никто не проводил модных показов и фестивалей, а из магазинов стояли только маленькие лавки с жизненно необходимыми товарами. Факт физической смерти не отнял у Жанны ее любви ко всему модному, яркому, пестрому и дорогому, потому мое решение ей было воспринято не просто в штыки, а как личное оскорбление, которое требовало мести.
Серьезно она навредить мне не могла, потому выбрала путь насмешек и иронии. Прямо скажем, это не совсем ее конек, так что получалось плохо. Относительно меня — я был спокоен. За те два года, что Жанна ошивалась в моей компании, я ее неплохо изучил. Более того — даже как-то привязался. В хорошем, естественно, смысле, без малейших ноток некрофилии.
Да и свозил бы я ее в Милан, мне не жалко, только в большие города Италии после римских приключений мне соваться очень не хотелось. Может, я дую на воду, может, сам себя накручиваю, но кто знает? Ну и отдохнуть немного хотелось, конечно, от той круговерти, в которой меня мотает, как лотерейный шарик в крутящемся барабане. Сначала Вена, потом Лондон