– Это Сатурн, – зачарованно произнес Мейвенс. – Планета Сатурн.
– Да. Мы видим перед собой кольца. – Давид ухмыльнулся. – Я выставил фокус червокамеры в миллиарде с половиной километров от Земли. Здорово, правда? Если приглядеться повнимательнее, можно рассмотреть даже парочку спутников – вот здесь, в плоскости колец.
Хайрем радостно расхохотался и крепко обнял Давида.
– Бог мой, какая классная чертовщина!
– Да. Да, так и есть. Но это не важно. Больше не важно.
– Не важно? Ты шутишь?
Давид принялся яростно нажимать на клавиши софт-скрина.
Изображение колец Сатурна исчезло.
– Я начну преобразования отсюда. Все очень просто. Это Бобби подсказал мне. Я просто не мыслил в таком направлении. Если я сокращаю пространственноподобный интервал на пару метров, тогда остальная часть «червоточины» уподобляется времени…
Бобби наклонился к экрану. Теперь на софт-скрине появилось настолько же зернистое изображение гораздо более приземленной сцены. Бобби сразу узнал это место: это был рабочий кабинет-выгородка Давида в «Червятнике». Давид сидел там спиной к объективу, а рядом с ним стоял Бобби и заглядывал через его плечо.
– Вот так – легко и просто, – тихо и зачарованно проговорил Давид. – Правда, придется погонять, провести несколько экспериментов, тщательно все рассчитать…
Хайрем не понял.
– Но ведь это всего-навсего «Червятник». Что такого?
– Ты не понимаешь. Эта новая «червоточина» имеет точно такую же, скажем так, длину, как предыдущая.
– Как та, с помощью которой мы добрались до Сатурна.
– Точно. Но вместо того чтобы расширять ее и доводить ее размеры до восьмидесяти световых минут…
Мейвенс закончил фразу за него.
– Я понял. «Червоточина» преодолевает восемьдесят минут.
– Вот-вот, – кивнул Давид. – Уходит на восемьдесят минут в прошлое. Послушай, отец. Ты смотришь на меня и Бобби, и это происходит за мгновение до того, как ты вызвал его сюда.
Хайрем широко раскрыл рот от изумления.
Бобби показалось, будто все вокруг него поплыло, странно и неведомо преобразилось, как будто в голове у него включился новый чип. Он посмотрел на Кейт, а та словно бы съежилась – испуганная, шокированная.
А Хайрем, напрочь забыв обо всех своих бедах, сразу понял все, что вытекало из случившегося. Он уставился в пространство:
– Интересно бы узнать, сколько народа сейчас за нами подглядывает?
Мейвенс оторопело проговорил:
– Какого еще народа?
– Из будущего, – отозвался Хайрем. – Не уловили? Если он прав, то это поворотный момент в истории. Этот момент, здесь и сейчас, – изобретение этого… этого объектива прошлого. Может быть, воздух вокруг нас просто-таки кишит фокусами червокамер, в окуляры которых смотрят историки будущего. Биографы. Агиографы. – Он запрокинул голову и осклабился. – Что, глазеете на меня? Да? Помните, как меня зовут? Я – Хайрем Паттерсон! Ха! Смотрите, что я вытворил, тупицы вы эдакие!
И бесчисленные наблюдатели в коридорах будущего встретились с его вызывающим взглядом.
/Часть вторая/
ГЛАЗА БОГА
История… на самом деле не более чем летопись преступлений, ошибок и неудач человечества.
Эдуард Гиббон (1737-1794)
/13/
СТЕКЛЯННЫЕ СТЕНЫ
Кейт находилась под арестом в ожидании суда. Суд должен был состояться не так скоро, поскольку случай был непростой, а юристы Хайрема по договоренности с представителями ФБР вдобавок выговорили разрешение отложить суд до того времени, когда будут закончены эксперименты с новыми возможностями червокамеры, позволяющими заглядывать в прошлое.
В действительности вокруг дела Кейт была поднята такая шумиха, что было решено принять будущее постановление как прецедент.
Еще до окончательного выяснения способности червокамеры смотреть в прошлое было совершенно ясно, что эта технология окажет непосредственное воздействие почти на все принятые в последнее время к рассмотрению исковые уголовные дела. Многие крупные процессы были отложены или приостановлены в ожидании новых улик, а в судах продолжалось ведение только второстепенных дел, не связанных с исками одной стороны против другой.
Каким бы ни был исход процесса, Кейт еще долго предстояло сидеть на месте. Она никуда не могла деться.
Поэтому Бобби решил разыскать мать.
Хетер Мейз жила в местечке под названием Томас-сити, неподалеку от границы между штатами Аризона и Юта. Бобби долетел самолетом до Сидар-сити, а оттуда поехал на машине. Добравшись до Томаса, он оставил автомобиль в нескольких кварталах от дома Хетер и пошел пешком.
Рядом медленно ехала полицейская машина, и полисмен-здоровяк поглядывал из окошка на Бобби. Физиономия полисмена была похожа на широченную недобрую луну, испещренную множеством кратеров базально-клеточных карцином[36]. Но стоило ему узнать Бобби, и его лицо сразу подобрело. Бобби прочитал по губам: «Здравствуйте, мистер Паттерсон».
Полицейский ехал рядом, а Бобби зазнобило от угрызений совести. Червокамера превратила Хайрема в самого известного человека на планете, и для всевидящего ока народа Бобби стоял рядом с ним.
На самом деле он отлично понимал, что уже сейчас, когда он приближается к дому своей матери, у него над головой вьются сотни червокамер, заглядывают ему в лицо в эти, такие трудные для него мгновения, – невидимые эмоциональные вампиры.
Он пытался не думать об этом – только это и было единственно возможной защитой от червокамер. Он шел по центру маленького городка.
Поздний апрельский снег падал на деревья в садах и крыши дощатых домиков, стоявших тут уже, наверное, лет сто. Бобби прошел мимо небольшого пруда, по льду которого на коньках катались дети, описывали круг за кругом и громко смеялись. И хотя солнце светило бледно, как зимой, дети были в темных очках и их лица были смазаны серебристым кремом, отталкивавшим солнечные лучи.
Томас был мирным, спокойным, безликим городком.
«Наверное, таких сотни здесь, в огромном пустом сердце Америки», – думал Бобби.
Еще три месяца назад покажи кто-то ему этот городок – и он счел бы его невыносимо скучным, а если бы его сюда каким-то ветром занесло, он бы, конечно, постарался поскорее смыться в Лас-Вегас. А вот теперь гадал, каково бы это было – вырасти здесь.
Полицейская машина все ехала вдоль по улице, и Бобби обратил внимание на то, что при появлении полицейских люди вдруг начинают по-мелкому хулиганить. Мужчина, вышедший из магазинчика, где продавались суши-бургеры, скомкал бумагу, в которую была завернута еда, и бросил ее на тротуар прямо под носом у колов. На перекрестке пожилая женщина нагло нарушила правила перехода и пошла на красный свет, задиристо поглядывая на ветровое стекло полицейского авто. И так далее. Копы терпеливо на все это взирали. А как только машина проезжала мимо них, люди возвращались к мирной, законопослушной жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
