class="p1">Она вдруг взяла меня за руку и стиснула пальцы так, будто сломать хотела.
Может, и хотела. Да силенки не те.
– Твой дурноватый братец, конечно, сунется тебя спасать. И тут все может пойти по-разному… он может погибнуть в процессе. Спасательные операции, чтоб ты знала, порой весьма опасны. А может занять место, достойное его талантов!
И ущипнула.
Вот же… собачья дочь!
– Я тебе шею сверну, – пообещала я ласково. И подумала, что чем-то становлюсь похожей на сиу. Вот и враги появляются.
Личные.
– Хотя… – Молли потрепала меня по щеке. – Учитель милосерден. Он никогда не причинит боли тем, кого любит. Надо лишь понять для себя, достойна ли ты его любви.
И вперед подтолкнула.
А дверь взяла да раскрылась. Честно, я ожидала, что там трубы заиграют, барабаны или еще чего. У нас в городе вот всегда оркестр для торжественных случаев выводят. На трубе играет сын мэра, а барабанщиком – шериф. Остальные уж как придется, но играют громко. Матушка, правда, говорит, что не всегда по нотам, но ведь главное, что получается торжественно.
А тут…
Снова дорожка.
На сей раз, правда, золотая. И мебель тоже золотой тканью обтянута. И шторы с золотыми розами да коронами. А матушка утверждает, что излишняя тяга к золоту и показушности – свидетельство дурного вкуса. Если так – матушке своей я верю, – то человек, что гордо восседал в огромном золотом кресле, явно имел со вкусом проблемы.
Так вот он какой…
Змееныш.
И вправду Змееныш. Старик – тот был… не знаю. Таким, что дух захватывало. А этот… похож на него, да. И красивый. Только прямо коробит меня от этой красоты.
Черты лица правильные.
Волосы зачесаны гладко.
Костюм… черный, а не золотой. Но в ухе поблескивает серьга, а на тонких пальцах – перстни. Помнится, Кархедон тоже их любил. Может, это у него драконья кровь так проявилась? Но я-то в себе любви к золоту не ощущаю.
Я прислушалась.
Точно не ощущаю. И трепета душевного. А вот Молли… стоило ей увидеть этого засранца, так и поплыла, иначе и не скажешь. Вот пристрелите меня, если я когда-нибудь хоть на кого-то буду глядеть таким овечьим беззащитным взглядом, полным немого обожания.
Рот ее приоткрылся.
Щеки заалели.
И ресницы дрожат.
– Я… привела ее, – доложила она низким хриплым голосом. У меня от этого аж уши загорелись.
– Я вижу, Молли. Я тобой доволен.
А вот он говорил спокойно, только от самого звука его голоса она едва не подпрыгнула. И вся засветилась, того и гляди вспыхнет от переполняющего счастья.
Да уж.
Если тут кому шею свернуть и надо, так это Змеенышу.
Он же поднялся, выбравшись из кресла, обтянутого вызолоченной – не знала, что такая бывает, – кожей. И подошел к нам.
А он невысокий.
И носит туфли на каблуке. Когда подходил, я заметила. И едва не фыркнула. Старик тоже ростом не отличался, что не мешало ему глядеть на других сверху вниз. А этот вот… пыжится.
Змееныш.
Он погладил Молли по щеке, и та закрыла глаза, блаженно выдохнув. А Змееныш обратил свой взгляд на меня. Глаза у него красивые. Золотые.
Драконы любят золото.
Надо будет спросить при случае, само по себе они его любят или это что-то да значит. Вдруг окажется, что золото им сил прибавляет. Или еще чего?
– Вот мы и встретились, – произнес он так, что у меня по спине мурашки побежали. А заодно появилось желание убраться куда подальше.
Вместо этого я кивнула.
– Молли, иди, дорогая. Ты устала. Тебе нужно отдохнуть. Хорошо отдохнуть. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты была красивой. Ты всегда красива, но сегодня я жду от тебя чего-нибудь особенного…
Ох, как щеки румянцем вспыхнули. Надеюсь, что только у нее.
А он опять в меня взглядом вперился. И я на него смотрю. Золото в глазах переливается, мерцает, уговаривая поверить ему. И обещая все чудеса мира в мое единоличное пользование.
Только хрена с два.
– Милисента. – И голос низкий такой, доверительный. – Не надо меня бояться.
Еще чего не хватало.
Я не то чтобы боюсь. Я разумно опасаюсь. Змеи – твари опасные, это любой ребенок знает. Нынешняя же опаснее прочих в разы. Вот и… опасаюсь.
Да.
Он протянул мне руку.
– Ну же, дорогая…
И я медленно осторожно коснулась холеных пальцев. Кожа гладкая, как у хорошей шлюхи. И ногти подпилены, покрыты лаком. Почему-то это особенно злило.
– Вот так… тебе надо привыкнуть, так ведь? Ты волнуешься.
– Волнуюсь, – согласилась я, и собственный голос прозвучал донельзя жалко.
– Все волнуются, встретив истинную свою любовь.
Это он о себе? Змееныш прикрыл глаза, ненадолго, а потом распахнул, выпучил и на меня уставился.
– Ты меня любишь, Милисента?
Охренел он, что ли?
Вот так сразу?
Я прикусила язык и пристально посмотрела в ответ. Еще не хватало в него… я представила, как сворачиваю этому угребку шею.
– Конечно, милая… Но тебе нужно еще принять эту любовь. Ты хорошая девочка, сильная… и я верю, что мы найдем способ использовать эту силу во благо. Мы с тобой построим новый удивительный мир.
Конечно.
Куда ж без строительства нового мира. Без строительства нового удивительного мира жизни-то нет. С младенчества только о том и мечтала.
– Вот так, моя дорогая… – Он еще и по руке меня погладил. – Не надо бояться своих чувств.
Я и не боюсь.
Я сдерживаю.
За дверью охрана. Идти тоже не понятно куда. Да и подозреваю, что не так прост этот ублюдок. Поэтому пока глаза таращу, будто мне в туалет приперло до невозможности, и пыхчу.
Ну, типа от большой страсти.
В туалет, к слову, и вправду захотелось. Прямо так резко, оттого и пыхтение получилось преубедительным.
– Хорошая девочка. – Меня потрепали по щеке. – А теперь… позволь свою руку?
Позволила.
Руку – позволила. Ту, что с браслетиком. Змееныш его и снял.
– Ты ведь будешь вести себя так, чтобы меня порадовать?
Я сомневалась, но на всякий случай кивнула.
Робко так.
– Вот и я так думаю. Ты не доставишь проблем, Милисента?
Доставлю. Но попозже.
– Ты меня любишь.
– А то. – Я икнула, потому как язык в горле застрял.
– Замечательно… просто замечательно. – Голос его стал обыкновенным, да и взгляд поскучнел. А ведь Змеенышу все это надоело хуже горькой редьки!
Думаю, сперва было интересно вот так взглянуть и влюбить себя по самое не могу. Еще и учился, небось, чтобы посильнее. Потому-то и голос такой, и глаза таращит, и вообще. Но как научился, так и уверился, будто никто перед ним
