На этот раз на воротнике гауптштурмфюрера не было ни пудры, ни запаха, оставленного прижавшейся к мундиру женщиной. Скорее всего, Герц вернется в Германию или в конце концов устанет от своей военно-полевой невесты, так случается со всеми. И все-таки это движение, которым Герц коснулся уха Юдит, не давало Эдгару покоя, потому что оно было именно таким, о котором мечтал сам Эдгар. В городе было полным-полно красивых женщин, почему же именно Юдит заполучила мужчину, который с одинаковой беззаботностью поедал устриц в Берлине и подписывал смертные приговоры в Остланде и чей парабеллум наверняка стрелял с поразительной точностью. Юдит заполучила мужчину, который заслуживал лучшего. Расстановка сил была проблематичной.
Эдгар прислонил голову к стеклу и ударялся о него на каждой выбоине. Это было даже приятно, расставляло мысли на свои места, отодвигало прокравшиеся в голову желания на задний план. Никогда прежде он не сидел так близко к Герцу, к гауптштурмфюреру Герцу. Шея шофера была крепкой и надежной, он напевал что-то себе под нос. Вряд ли Юдит, развалившись на дорогих покрывалах, говорила о своем браке, но как отнесся бы к законному мужу своей любовницы гауптштурмфюрер, узнав, что это господин Фюрст? Возненавидел бы его, это ясно, но Эдгар не хотел ненависти с его стороны.
— Бауфюрер Фюрст, я слышал, что у вас были проблемы, связанные с тайным провозом продуктов на территорию лагеря, люди Тодта передавали ее заключенным.
— Так точно, герр гауптштурмфюрер. Мы пытаемся пресечь эту цепочку, но, с другой стороны, это сдерживает мятежные настроения, и если…
— Исключений не должно быть. Зачем они это делают?
Эдгар задержал взгляд на петлицах Герца, он не хотел запутаться в словах. Суть ожидаемого ответа была ему неясна: следует ли высказать подтверждение его предположениям или, наоборот, опровергнуть их, или же что-то третье? Жест Юдит снова пронесся перед глазами Эдгара, и ему страстно захотелось узнать, какие разговоры они вели между собой. Была ли Юдит честна со своим любовником или говорила лишь то, что тот хотел услышать?
Эдгар откашлялся.
— Эти эстонцы являются исключением, постыдным пятном нашей нации. Возможно, они передают продукты только эстонцам, не евреям.
— Согласно рапортам, местные жители тоже подкармливают заключенных, тех, что выходят на работы за пределы лагеря. Откуда такие симпатии?
— Это единичные случаи, герр гауптштурмфюрер. Я уверен, что если это и происходит, то речь идет только о военнопленных. Все знают, что евреи возглавляли здесь в сорок первом году истребительный батальон. Руководителями Народного комиссариата внутренних дел и партии большевиков были евреи, мы все это прекрасно знаем. Политруки и комиссары — все они были евреями! Троцкий, Зиновьев, Радек, Литвинов! Всем известны их настоящие фамилии! Когда Советский Союз оккупировал Эстонию, сюда приехали толпы евреев, которые были чрезвычайно активны в организации новой политической системы!
Гельмут Герц открыл было рот, набрал воздуха, словно хотел что-то сказать, но промолчал, оставив без внимания защитную речь Эдгара. Эдгар решил пойти на риск:
— Конечно, свою роль играет и тот факт, что эстонцы прекрасно знали участников истребительных батальонов, и надо сказать, не все они были евреями.
— Конечно, среди них были и представители других национальностей, но все же самые важные решения принимали…
— …евреи, я знаю. — Эдгар повел себя грубо, перебив Герца, но тот, казалось, не заметил этого, а напротив, вытащил из кармана серебряную фляжку и две стопки.
Неожиданное проявление братских чувств порадовало, коньяк прогнал неуверенность, которую Эдгар испытывал, продумывая ответы. Он не знал, умолчал ли унтерштурмфюрер Менцель о деятельности Эдгара в советское время, хотя и дал слово офицера хранить это в секрете. Однако опыт работы в НКВД оказался очень полезным в делах Вайвары, поэтому Эдгар рискнул убедить немцев в том, что доставка рабочей силы на поездах не вызовет никаких вопросов. И не вызвала. С Бодманом они вели интересные беседы на эту тему. Бодман интересовался психологией. Люди слишком боялись поездов, каждый вагон напоминал им о том, что, если немцы отступят, следующие поезда повезут уже исключительно эстонцев, и прямиком в Сибирь. Некоторые смельчаки приносили к поездам хлеб и воду, если евреям удавалось разбить окна и выставить наружу свои котелки, но Эдгар никак не реагировал на эти случаи, даже не докладывал о них Бодману. Ради хорошего рабочего состояния заключенных стоило пойти на небольшой риск. А что, если Герц заговорил об истребительных батальонах специально, проверяя Эдгара? Ведь он, как никто, знал, что сведения о евреях в составе батальонов сильно преувеличены, но что это меняет? Или он напрасно волнуется? Заразился тревогой от немцев? Их лица становились день ото дня все более жесткими, как скукоживающиеся над плитой грибы, развешенные для сушки.
Гауптштурмфюрер Герц опустил тщательно начищенные сапоги в слякотную землю лагеря, и нос его незаметно сморщился. Эдгар бросил быстрый взгляд на охранников — часть из них незнакомые тодтовцы, среди них много русских, все хорошо. Оберштурмфюрер фон Бодман вышел из административного барака, как только машина с Эдгаром и Герцем остановилась во дворе. Приветствие, щелчок каблуками. Бодман и Эдгар обменялись взглядами, к делу стоило перейти сразу же после формальностей. Бодман предложил Эдгару перейти на “ты”, когда заметил, что оба они одинаково заботятся о процветании лагеря. Порой казалось, что вопрос этот не заботит, кроме них, никого другого. Используемая рабочая сила была физически слабой, к тому же ее сильно подкосила эпидемия сыпного тифа: какой-то вредитель собрал зараженных вшей в спичечный коробок и распространил их по лагерю. Бодман постоянно отправлял сообщения о нехватке лекарств и одежды, но безрезультатно. Когда Эдгар видел, что местные приносят заключенным продукты, он отворачивался, чтобы никто не мог обвинить его в неисполнении правил безопасности. Семьи немецких инженеров, напротив, крайне жестоко обращались с узниками. Одна дама избила свою служанку-еврейку до потери сознания лишь за то, что она унесла с собой ключ от ящика с хлебом. С Бодманом можно было хотя бы разговаривать о дефиците продуктов, с инженерами и их женами не стоило даже заикаться об этом.
— Каждый заключенный добывает ежедневно до двух кубометров сланцевой породы, из которой в течение двух часов получается сто литров нефти! — Бодман повысил голос на слове “сто”. — Понимаете ли вы, какие потери несет рейх, если вклад одного рабочего уменьшается, а это происходит постоянно. Военнопленные физически более крепкие, евреи же, поставляемые из вильнюсского гетто, находятся в ужасном состоянии, и, чтобы отобрать среди них тех, кто пригоден к работам, их нужно завозить гораздо больше… Бауфюрер Фюрст, проясните ситуацию.
— Предприниматели и бизнесмены не хотят евреев. Хотя речь идет о нескольких тысячах, а не о десятках тысяч, как в случае с военнопленными. Следует увеличить приток военнопленных. Результат будет лучше, если мы сможем использовать физически более здоровую рабочую силу.
— Именно. Гауптштурмфюрер Герц, мы неоднократно посылали запрос, что делать со стариками. Читает ли кто-нибудь наши рапорты? Почему из Вильнюса присылают целые семьи? В некоторых из них совсем нет работоспособных мужчин, — продолжил Бодман.
— Отправляйте их в другое место, — раздраженно сказал Герц. Эдгар заметил, что в его голосе появилась нота презрения, хотя Бодман был все же оберштурмфюрером СС и входил в лагерное руководство.
— За пределы Эстланда? — уточнил Эдгар.
— Да куда угодно!
— Спасибо, именно это мы и хотели узнать. Несмотря на наши письма, мы не получили подтверждения на запрос о подобных действиях. Зато нам обещали прислать дополнительную рабочую силу. Нам нужны люди, которых можно использовать.
Эдгар решил сменить тему и перевести разговор на достигнутые успехи:
— Мы построили водопровод, и теперь за водой не надо ходить за пределы лагеря. Во время этих походов евреи часто вступали в контакт с местным населением, и хотя мы старались сделать так, чтобы заключенные ходили за водой в самые ранние часы, чтобы избежать обмена информацией, ситуация долго оставалась безнадежной, но теперь все иначе.
В бараке повисло напряженное молчание. Бодман незаметно покачал головой.
— Думаю, мы еще успеем познакомить вас с нашими методами, а пока, господа, я попросил подготовить нам скромную трапезу, давайте пройдем за стол, — предложил Эдгар и услышал в ответ одобрительное мычание.
На улице раздался выстрел. За ним последовала тишина. Унтершарфюрер СС Карл Тейнер, очевидно, приступил к обычному обходу, покинув изолятор. Кончик носа Герца нервно дернулся, он поднялся и вышел, на столе остался нетронутый стакан.
Снаружи выстроилась шеренга дрожащих от холода обнаженных заключенных с белой иссохшей кожей. Руками они кое-как прикрывали половые органы. Судя по судорогам, застреленный все еще был жив, но зубов у него уже не было. На место прибыл художник с блокнотом в руках и теперь старался запечатлеть событие.
