которое дали ему мы с Нилинь.
— Я, так и быть, помогу вам доставить вашего «чичжу» прямо в нужную комнату, — обещает Тай. — Более того, сделать это без последствий смогу только я. Ну, или вам будет нужно искать ещё одного люфа, которому абсолютно насрать, что с ним случится дальше, как и мне. Только, прежде чем искать его, подумайте о том, что он может запросить и треть. Или половину. За молчание. Или, как вариант, сдаст вас властям в надежде, что его восстановят в правах за такой ценный донос.
Сажусь на стул, понимая, что косить под дурачка и делать вид, что мы тут в ролевушечки играем, бессмысленно. Я понимаю, что следит она за нами очень давно и, раз не сдала нас службам, наверняка имеет какие-то собственные интересы.
— А ты готова молчать всего за один камешек, значит? — перестаю притворяться я. — И не попытаешься сдать нас, чтобы тебя за такой ценный донос восстановили в правах?
— Нет. Но жадность — это плохо.
— Раз ты не собираешься нас подставлять и легализовываться каким-то другим способом, нахрена тебе камень?
— Свалю отсюда в один из Центральносибирских сити, — самодовольно заверяет она и тут же отвечает на незаданный мной вопрос, поднимая ладонь в упреждающем знаке: — Есть каналы. За такую цацку меня не только переправят в сити, но и чип справят вполне официальный и денег на счет накинут. Вы в курсе, что там наличку уже несколько лет как отменили?
Она смотрит на нас с таким выражением лица, будто ожидает бурного удивления или ещё какой-то эмоциональной реакции. Но, не дождавшись, продолжает:
— Э! Привет! Кто из нас люф, лишенный коммуникаций? — ехидно спрашивает она. — Ввели обязательный базовый доход и отменили наличку. Понимаете? Нет? Там уже давным-давно машины работают вместо людей и государству насрать, чем ты занят. Ты получаешь необходимый минимум, жильё, возможность заниматься тем, чем тебе хочется заниматься, а не тем, что приказали вышестоящие товарищи, — она делает характерный жест партийного приветствия: левую руку к груди и кивок.
— И ты не просишь треть, как это мог бы попросить гипотетический кто-то, если бы оказался на твоем месте?
— Один камешек, пусть и самый большой, не так много, чтобы меня из-за него убивать, но в качестве подачки, затыкающей мне рот, более чем достаточно. Тем более, я вам открыто говорю: единственное, что интересует меня — возможность свалить, — она достает флакон, вытряхивает на ладонь две бледно-розовые капсулы и картинным движением закидывает их в рот. — Коммунизм, который планировалось здесь построить, мутировал в рабовладельческий строй с кнутом и пряниками. Пряников, конечно, больше, но если по тебе пройдется кнут, то возвращение к нормальной жизни становится проблемой.
Она начинает мне нравиться, несмотря на тревожный звоночек с капсулами.
* * *
Тай устроилась в музей. Её обязанности сводятся к тому, чтобы чистить мусорные контейнеры роботов-уборщиков, наполнять их резервуары моющими средствами, менять изношенные щетки, следить за уровнем заряда, вовремя менять батареи. Примитивная работа. Но люфам выбирать не приходится. Они, в большинстве своём, рады и такой.
Проблема в том, что долго люфов на одном месте не держат, чтобы не забывали о том, как однажды решили отказаться от правил системы, в которой жили — тот самый кнут, о котором разглагольствовала Тай. Поэтому я всё свободное время провожу в убежище, в сотый раз проверяя механизм паука-трансформера, а также дописывая и отлаживая программу для киберпаразита, которого Тай посадит в корпус уборщика, чтобы перехватить управление.
— Ты тут как? — спрашивает Нилинь, входя.
— Вроде бы укладываюсь.
— Помощь нужна?
— Да, — киваю на стол, туда где лежит киберпаразит, — перезалей прошивку прямо с десктопа.
Сам возвращаюсь к роботу, ещё раз проверяя все узлы механизма и обрабатывая его жидкостью, растворяющей жир. И, в конце концов, понимая, что оттягивать дальше некуда, гружу «чичжу» в сумку.
— Тяжелый, — говорю Нилинь, — как бы она не попалась с этой сумкой.
— Ну, дурой она себя ни разу не показала, — отзывается та, надевая перчатки. — Если не считать наркоты, которой она закидывается как не в себя.
— У каждого свои недостатки, — пожимаю я плечами. — А с другой стороны, у нас нет выбора. Третий, как ни крути, был нужен. Согласись, что человеку с документами устроиться уборщиком — это подписать себе приговор. Люф вызовет меньше подозрений.
— Хм, — выдыхает Нилинь через нос и возвращается к прошивке киберпаразита.
Мне не очень нравится её отношение к Тай, но я думаю, что это объяснимо — женщины всегда что-то чувствуют, особенно, такие как Нилинь.
* * *
— Ни сегодня на смене? — спрашивает Тай, заходя в убежище.
В какой-то момент она сократила имя Нилинь до Ни. Но называет её так только тогда, когда самой Нилинь рядом нет. Потому что Нилинь это, мягко говоря, бесит. И теперь «Ни» я слышу только тогда, когда мы вдвоём с Тай.
— Да. У неё пятичасовая сегодня, — отвечаю ей, не отрывая взгляда от доски. — Работает на благо фармакологической отрасли.
— Прекрасно, — я слышу, как щёлкает крышка флакона и гремят капсулы, а мысленным взором отчетливо вижу Тай, вытряхивающую две розоватых пилюли и закидывающую их себе в рот. — Успеем пару раз.
— Что успеем?
Я только собираюсь удивиться и оторвать взгляд от десктопа, а Тай уже прижимается ко мне сзади и сначала облизывает, а затем прикусывает мочку моего правого уха.
— Потрахаться. Быстро, без прелюдий, — шепчет она таким голосом, который не оставляет шансов.
Секс действительно быстрый и без прелюдий.
— Ну и нахрена? — спрашиваю я, когда всё заканчивается.
— Давно хотела это сделать, — буднично отвечает Тай, натягивая свои узкие джинсы. — Твою мать, ну вот кто их шьёт? Слетают в миг, а напяливать потом заманаешься.
* * *
Мысленно я раз за разом проигрываю в голове действия Тай, пошагово представляя, как она вынимает емкость для мусора из робота мусорщика и запихивает внутрь «чичжу» — медленного робота-шагохода, как крепит и активирует киберпаразита, перехватывающего управление на себя. Представляю, как после закрытия музея, уборщик едет по его залам и комнатам в алмазный зал, останавливается между двумя кадками с пальмами — единственном месте, не простреливаемом видеосенсорами. Представляю, как активируется «чичжу», выбираясь из нутра уборщика, и как уборщик едет дальше.
После того, как уборщик покидает алмазную комнату, видеосенсоры начинают фиксировать данные, непрерывно сравнивая картинку с тремя тысячами предыдущих кадров относительно текущего, а шагоход-«чичжу» начинает своё движение к лотку с драгоценными камнями, в центре которого расположилось «Небесное Око».
Я мысленно проигрываю то, как манипуляторы хватаются за лоток, то, как вместе с лотком шагоход возвращается на исходную
