виноградным соком.
— Овощи и фрукты из Айталайи прислали сегодня. У вас тут с фруктами просто беда.
— Да, есть такое.
Кирсанова с удовольствием уплела за обе щёки стряпню Айнара. Действительно, она частенько замечала парня с яблоком и другими дарами их родины, будь то за чтением, чертежами, которыми он любил заниматься, или даже за просмотром телевизора. Как и Хрисанф, он совершенно не брезговал ширпотребом, и, можно сказать, даже упоительно этому отдавался.
— Что, старикан твой тебя не накормил сегодня?
— Он же на открытии моста.
— Смотрю, этот пердун жоско осовременился тут, слился с местными.
— Не говори так, у Хрисанфа с Калитой — талант к ведению бизнеса, они много работают, плюс твой отец — ведущий ценный специалист в институте.
В эту минуту в кухню заглянула Виктория с Хайджи, чтобы взять домашнего печенья для братьев и сестёр. Далила внутренне прыснула оттого, что и Айнар и Викки задрали носы и стали смотреть куда-то высоко в сторону.
Когда девочки ушли, Кирсанова спросила.
— Почему ты не женишься? По идее, вы ведь старше меня. Айтал поведал, что у него есть невеста.
Пасынок хмыкнул, чуть не поперхнувшись чаем с земляничным (местным) вареньем.
— Брат и столб будет обожествлять, если представить ему это, как женщину.
— Но он говорил, что это любовь всей его жизни. И Хрисанф в курсе.
— Пфф, сеньора. Не будьте так наивны. Он и вам наверняка клал поклоны.
— Но. Просто я его мачеха.
— Вы что ли не замужем за моим гребаным родителем. Могли бы и догадаться, что Айтал такой елейный в папку своего любимого.
Далила покраснела и отставила стакан с соком.
— Вообще-то, этот ваш папка считает, что именно ты больше похож на него, а не твой братец.
Тут густо свекольным стал Айнар, даже его тёмные веснушки слились в этой огненной краске.
— Ни за что! Я — Аичи! Во мне нет и капли этого старого уродца!
— Да что ты говоришь. Посмотри на себя в зеркало.
Видимо, пасынок понял это буквально (впрочем, как и Хрисанф — он тоже часто так реагирует), и подошёл к подоконнику, где стояло небольшое квадратное зеркало, в которое Вероника любила чморить свои ничтожные прыщи.
— Да это Аичи. Вы что, смеётесь надо мной?!
Далила подавила свой сардонический хохот.
— Полагаю с возрастом, у вас и разрез глаз изменится и волосы потемнеют.
— Сеньора, вы издеваетесь?!
— И эти милые веснушки тоже, наверное, спадут.
— Прекратите! Или не получите на десерт ни кусочка кастеллы.
— Молчу-молчу! Но я не хотела тебя обидеть, ведь я считаю мужа самым красивым человеком в мире. И его дети также красивы для меня.
— Замолчите уже, и кушайте!
— Ох, эту даму не заткнуть. Если бы ты женился, ты бы мог получить часть наследства раньше и построить собственный дом.
— Мне ничего не надо от этого ублюдка!
— У вас троих сомнительное происхождение, но мне интересно, почему ты так холоден к нашим горничным? Прости, но мне пришлось быть свидетелем того, как ты относишься к прочим субъектам противоположного пола.
— Только не говорите, что это в Хрисанфа!
— А в кого же? В Арания?
Айнар впился зубами в бисквит, чтобы не отвечать докучливой мачехе. Прошло минут пятнадцать прежде, чем он открыл рот.
— Вы спрашиваете. А зачем? Зачем жениться? Зачем заводить детей?
— Как зачем? Это… Так положено. Мироустройством. Как же ты собирался продолжить род Аичи без самого главного?
— Сеньора, любовь всё портит. Ты отдаёшь ей всё, а взамен получаешь нож в спину. Я никогда не женюсь. И никогда никого не полюблю. Мне это не нужно.
И тогда Далиле, кажется, стало частично понятно, почему он западал именно на "определённых" женщин. Он не хотел влюбляться и вёл себя так, чтобы быть противным для слабого пола. Чтобы и они не влюблялись в него. Может, Айнар пришёл к такому выводу из-за того, что его отец бросил его мать, или оттого, что считал Айтала носителем лучших генов, нежели он, а, может быть, где-то внутри, желал любви также сильно, как Хрисанф, отчего боялся даже признаться себе в этой сокровенности.
По причине тотальной экономии в долгом волосе в их семье, он также скупо относился к единокровным сёстрам: ведь у них с братом ничего подобного не было от слова вообще. Айнар и ненавидел их, и сердился, и не мог спокойно реагировать, когда в коридоре доносился весёлый глупый беспричинный смех. Как говорил дядюшка Тургенев, самый лучший в мире.
Ох, мой милый мальчик, маленькая, хоть и большая, гордая копия отца, его искаженное отражение. Что же будет, когда ты познакомишься с Аэлитой? Ты и так подолгу рассматриваешь её фотокарточку, что она мне подарила, и которую я вставила в няшную розово-белую рамочку. Ты находишь здравый работающий повод, чтобы полазить в моей библиотеке, но по пути всегда замираешь над столом у этой яркой улыбки и сияющих глаз. Наверное, тебе башку снесёт, когда она приедет на каникулы и ворвётся в наш дом с-ничем-не-спутать возгласами. Может, ты напал на Арсена также: придумав себе вполне реалистичное оправдание. А ты, Аэл, и в жизни бы не поверила да, что в тебя влюбится не только твой обожаемый толстяк.
Глава 33
Хрисанф счёл лучшим забить на контакт жены со старшим сыном.
Она права. Если мы с ним не можем найти общий язык, а она может с обеими — то в этом нет её вины. Наоборот, дураком выхожу я с этими возрастными прицепами.
Но, разумеется, чтобы не было протечи, в доме всегда оставался надёжный наушник в виде Стефана: в случае форс-мажора он должен был непременно и немедленно оповестить Кирсанова.
А их секреты. Ладно, наверное, это и значит быть семьёй: иметь возможность вступать в самую близкую конъюгацию, но не делать это против воли. В конце концов, Далила достаточно умна, чтобы не рассказывать ему лишнее, а Айнар, надеюсь, понял, что в этом доме распускать похотливые руки запрещено.
Его сомнения также были вызваны тем, что Аичи прежде неблаговидно отзывался о его супруге не потому, что откровенно так считал, а из нелюбви именно к нему. По жизни в женщинах он был чисто по внешности абсолютно не разборчив (или всеяден), и ни возраст, ни нация, ни разнообразные мелкие недостатки не были ему помехой, чтобы удовлетворить свои биологические потребности.
Я эту шкурку знаю. На том же заводе сделана. Хотя, скорее всего, он не во вкусе Далилы. Этой привереде только деликатес подавай.
Агний вспомнил о ненавистном Корсуне и поехал домой.
Она встретила его лениво в
