«Ей просто нельзя никуда выезжать, лорд Хетти», — сказал шурину хозяин замка однажды вечером, когда им не без труда удалось избавиться от Койи для «мужского разговора». Они сидели на насквозь продуваемом всеми ветрами балкончике, обращенном в сторону, противоложную Хаяросу. По правую руку от них заходило солнце, зеленые луны выкатывались на горизонт, зажигались и тут же тонули в поднимающемся из горных котловин мглистом тумане редкие звезды.
В отличие от равнинных замков и даже своих соседей, выстроенных на южных отрогах горной цепи, внутренние цитадели Умбрена не могли похвастать широкими, выступающими далеко во внутренний двор балконами и широченными окнами разнообразных форм. В окошки нового обиталища Койи приходилось протискиваться, на балкончике каминного зала с трудом умещался круглый столик на трех изогнутых ножках и два табурета. Вино тоже оставляло желать лучшего.
- Не извиняюсь, — буркнул хозяин дома, когда Хетти чуть заметно поморщился и поднял бутыль со стола, чтоб рассмотреть этикетку. — Чтобы заказать нормальное вино в наше время, когда на юге так беспокойно, нужно самому лететь на крупную ярмарку.
- Или договариваться непосредственно с Дар-Акилами или Дар-Гавиа, — заметил Хетти, поднимая бокал. — Или Дар-Кауда. Наши с тобой родственники, между прочим.
- Я не могу ни на день ее оставить.
Хрустальный бокал тонул в ручище лорда Дар-Умбра. Хару таращился в его глубину, будто пытался высмотреть там ответ на свои сомнения.
- Ты сам все слышал.
- Да, — Хетти залпом опустошил бокал. — Знаешь, я не думал, что они настолько изменятся. Элджи был абсолютно без нервов, не хуже меня. Ты вспомни, как донимали его Меери и Рейвен. Донимали и донять не могли. Их это здорово задевало. Теперь глаза у нее вечно на мокром месте. Мокрее, чем пеленки ее детей. У лорда Рейвена скоро мечи заржавеют. Сола. она тоже была такая спокойная, такая. над всеми, над всем. Теперь истерит без продыху. Надеется сжить лорд- канцлера со свету. В этом у них полная взаимность.
- Ты не боишься, что он преуспеет первый?
- Я приглядываю, — просто ответил Хетти.
У лорда Хару пошли по спине мурашки. Эта семья, всегда казавшаяся высеченной из самого прочного гранита умбренских скал основой Империи Аккалабата, семья Халемов, устремления и пути которой были всегда прямы и понятны и поэтому вызывали уважение, ныне, не изменяя своей гранитной твердости, обратила взоры к какой-то иной цели. Отец и сыновья Дар-Халемы всегда представлялись Хару, одинокому в своей отверженности, пятью пальцами, сжатыми в кулак, готовыми дать отпор любому, кто осмелится посягнуть на права и территории короны Аккалабата. Теперь окровавленная, с обрубленными культяшками на месте пальцев, эта рука грозно и неумолимо поворачивалась против своих мучителей. Изувеченный, кулак не мог ударить прямо. Но даже того, что осталось, короне Аккалабата стоило бы бояться.
Лорд Хару разрывался между преданностью жене и верностью королеве. Он не мог не ощущать, что зерно заговора зреет у него в замке. Но запретить напрямую Койе вести себя так вызывающе и неразумно он не решался. И одной из причин, его останавливавших, был холодный взгляд Хетти Дар-Халема, когда тот произносил, если речь заходила о любой из его сестер: «Я приглядываю», или «Я в курсе событий», или «Это наше семейное дело».
Но в этот раз на неуютном сером балкончике, так не похожем на просторные прилетные балконы халемского и эсильского замков, Хару дал волю своему темпераменту:
- Ты приглядываешь! — рявкнул он и, упершись обеими руками о стол так, что треснула матовая столешница, навис над Хетти. — Ты хоть соображаешь, чем это может закончиться?
Хетти покрутил бокал в руках, взглянул на клеймо на ножке, недовольно покачал головой:
- Дар-Кауда. Так я и думал. Все в мире делается в мастерских дариата Кауда. Сядь, Хару. Сядь и успокойся. Потому что не может, а обязательно закончится. Этим самым. От чего ты так вскакиваешь, как ужаленный. Все к тому идет. И нам с тобой, вместо того чтобы ссориться, нужно подумать, как расхлебать эту кашу.
- Я не собираюсь. — начал лорд Хару и осекся под уже не холодным, а ледяным взглядом Хетти.
- Ты собираешься, — с нажимом на ты и опасной тенью в глазах произнес молодой Дар-Халем. — Равно как и я. Как Сид. И лорд-канцлер, если уж на то пошло. Помочь нашим девочкам. Не дать им сойти с ума и наделать глупостей. А для этого.
Хетти встал, развернулся к перилам балконца, перегнулся так, что крылья выпятились вверх под орадом.
- Для этого мне нужно знать, что там.
Палец его указывал за внутреннюю цепь Умбрена, покрытую нетающими снегами. Хару поежился.
- Поверь мне, это последнее, что тебе нужно, лорд Хетти. Там ничего. Ничего, кроме стужи, горных волков-оборотней, пещерных медведей. Голые камни, свистящий ветер, туманы и тьма. Если бы был хоть какой-нибудь шанс там выжить, ты думаешь, мы не попробовали бы раздвинуть границы нашего дариата?
- Ну, волки-то там живут, значит, они чем-то кормятся. А медведи потому и зовутся пещерными, что обитают в пещерах. Насколько я понимаю в медведях, там, где они живут, могут поселиться и люди.
- Ты ничего не понимаешь в медведях, лорд Хетти.
- Согласен. Но еще есть время в них разобраться. И с ними тоже.
- Делай, что хочешь.
Лорд Хару никогда не тратил время на споры, в которых не могло быть выигравших.
- Только я тебя попрошу. Не вовлекай в это дело Меери. Они с Китти.
- Уже по горло в дерьме. Я не прав?
- Лорд Дар-Халем!
Хетти повернулся стремительно, руки его легли на мечи. В ограниченном кованым парапетом пространстве бросалось в глаза, насколько он уже в плечах лорда Хару. Но оба дара — седеющий, с изборожденным преждевременными морщинами лбом, и молодой, черноволосый, с губами, дрогнувшими от ярости и снова сложившимися в грозную, четкую линию на бледном лице, оба дара, грозно стоящие друг против друга, знали, что, брось лорд Дар-Умбра вызов своему гостю, шансов у него меньше, чем один против ста. Хетти не просто Халем, он лучший из Дар-Халемов. Поэтому именно в этот момент Хетти отпустил рукояти мечей и плюхнулся в кресло так, что разбитое стекло на злополучном столике отчаянно дзенькнуло:
— Звук какой неприятный. Ладно, Хару. Я им ничего не скажу. Ни Рейвену, ни Меери. Даже Элла и то не знает. Будем выкарабкиваться сами. Только и ты знай.
Хару знал, но предпочел услышать. Глухо ухнув, сел в кресло, стал затирать пальцем трещину на столешнице.
- Королева переступила черту. Ты помнишь слова клятвы верности, принесенной когда-то дарами прекрасной Лулулле? «Ни один из даров Аккалабата, пока он живет и дышит, не позволит сердцу своему усомниться в правоте королевы и взору своему обратиться не туда, куда смотрят очи Ее Величества. И на этом встанет Империя, и будет стоять она вечно». Про прекрасных деле здесь ничего не сказано. Их взоры могут обращаться куда угодно. Хоть Чахи под хвост. А что касается правоты. Сердцем — да, не усомнюсь, но, согласись Хару, правота — это скорее нечто умственное. И тут я способен рассмотреть разные точки зрения. И точка зрения Койи ничуть не слабей точки зрения королевы. Я даже готов согласиться, что это не придумано ею в бреду отчаяния, когда наш драгоценный лорд-канцлер (она не говорит, почему) ее бросил (не дергайся, Хару, мы оба знаем, что мы оба знаем), а вычитано из кое-каких заковыристых книжек в вашей библиотеке, которые здесь, в холодном и влажном климате, магическим образом сохранились на славу. Тогда как в Хаяросе, в королевском собрании рукописей, в идеальных условиях, недостает именно этих томов, сгнили к демонам. Я проверял.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
