В первую очередь, он признавал несоответствие созданных учреждений общественным отношениям того времени; во-вторых, реформы Петра тяжелым бременем легли на налогоплательщиков, не оставляя средств на самоуправление; и, в-третьих, «уже искаженные, считающиеся слишком дорогими и мало полезными, областные учреждения стали вызывать упорную и ожесточенную критику»[614]. Тем не менее автор подчеркивал, что петровские реформы никогда окончательно не разрывали связи с предшествовавшей им системой[615], и в этом смысле Готье поддерживал устоявшийся в исторической науке тезис о внутренних предпосылках петровских преобразований. Возвращаясь к оценке петровских реформ, ученый признавал высокую цену, заплаченную за них страной.
Вся дальнейшая правительственная политика в отношении областного управления, по мнению Готье, была направлена на упрощение и удешевление существовавших институтов. Это совпадало с общей тенденцией отхода от наследия петровских реформ и возвращением к допетровским методам управления: «Сложное и непонятное большинству современников областное управление Петра сменилось сейчас же вслед за его кончиной другой, более простой и удобной системой учреждений, во многом напоминавшей старый московский строй и продержавшейся до Екатерины II»[616]. Исследователь даже вводит термин «контрреформы» в объяснении законов 1727 г.[617]
Большое значение в книге играла глава, посвященная рассмотрению областного деления в изучаемый период. В этом проявилось продолжение традиционного интереса московских исследователей к истории колонизации и, как следствие, исторической географии. В анализе областного деления автор предлагает внутреннюю периодизацию, отличную от данной ко всему местному государственному аппарату. Он разделил историю областного деления на доекатерининское время и подготовку к реформам 1775 г.[618]
Рассматривая реальное функционирование новой административной системы, Готье нарисовал картину полной безотчетности губернаторов и воевод на вверенных им территориях. Отмечая отсутствие единообразия высшего управления еще в эпоху Петра, историк показал, что это же было характерно и для последующей эпохи. При этом автор признавал более устойчивый характер местной администрации[619]. «Порядок, водворившийся во второй половине 1720-х гг., остался господствующим и в дальнейшее время. Частичные изменения и колебания зависят от двоякого порядка явлений. Во-первых, значение имеет количество высших центральных учреждений и их взаимные отношения, а также степень фактического участия верховной власти в делах текущего управления, во-вторых, можно по-прежнему считать общим правилом, что замещение высших должностей по областному управлению интересует больше, чем замещение низших, вследствие чего, например, в назначение губернатора вмешивается больше лиц и даже учреждений, чем в назначение городового воеводы»[620], – писал автор.
Рассмотрев имеющийся материал, Готье пришел к выводу, что, несмотря на видимое всесилие местных «правителей», можно отметить стремление центральных властей контролировать действия местной администрации. «Однако, стремясь регламентировать всякий шаг областных властей, центральное правительство не сумело стройно и правильно организовать службу по местному управлению. Введя довольно однообразное устройство областного управления, оно не справилось с деталями взаимных отношений отдельных его органов»[621].
Особый интерес представляет стремление автора рассмотреть бытовые условия работы местных учреждений. Он указал на слабую бытовую устроенность чиновников, признав это серьезной помехой в нормальном функционировании администрации[622].
Подводя общие итоги эволюции местных учреждений, автор считал, что все отчетливее проявилась «связь местного дворянства с местной администрацией»[623], которое занимало в ней ключевые посты. Но и в этой социальной конфигурации, сложившейся в новых учреждениях, исследователь выявил разделение на «патрициев и плебеев», указав на расслоение служилого дворянства.
В изучении личного состава местных властей автор выбрал путь создания коллективного портрета одновременно с раскрытием основных тенденций через биографии отдельных представителей власти. В его описании местные правители – люди, редко наделенные необходимыми качествами для отведенной им роли. Они не имеют специального образования, познавая все на личном опыте, у них редко есть чувство собственного достоинства, они – мелочные карьеристы, видящие в должности возможность прокормиться. Несколько иной тип представляли собой высшие представители власти на местах, губернаторы. Они были выходцами из обеспеченных слоев и наиболее тесно оказывались связанными с центром, поскольку рассматривали свое губернаторство лишь как эпизод своей карьеры[624]. Основным их качеством был большой опыт администрирования.
Подводя итоги изучения личного состава местной администрации, историк пришел к неутешительному выводу: «Основной задачей реформ 1727 года было упростить учреждения, сделать их более близкими и понятными для управляемых. Но в измененном областном строе люди остались те же. Их подготовка была недостаточной даже и для упрощенных учреждений; их нравственные качества оставались такими же низкими; отождествление своих интересов с казенными, постоянное применение права сильного, самодурство и пьянство остались, как и ранее, самыми обыденными, распространенными явлениями, а постепенное развитие дворянской вольницы, приводившее к установлению связи между местной администрацией и местным дворянством, могло способствовать только большему отчуждению дворян-правителей от тяглого населения, им подчиненного»[625].
Более того, Готье отметил отчужденность и соперничество между высшими инстанциями и местными канцеляриями, ставшими оплотом бюрократической волокиты. По мнению ученого, реформы Петра лишили учреждения патриархального духа, а взамен привнесли канцелярскую формалистику, не добавив при этом в их деятельность бюрократической рациональности, столь необходимой в условиях нехватки чиновников[626].
Резюмируя полученные выводы, автор писал следующее: «Учреждения, созданные в 1727 году, заставляли во многих отношениях желать лучшего; это сознавали и различные правительства полустолетия, протекшего от Петра до Екатерины II. Они пытались, одно за другим, помочь делу, следуя традициям Петра, созидая и поддерживая особые органы надзора, развивая в очень широких размерах систему особых поручений… и пробуя произвести частичные попытки исправления недостатков существующего областного строя, пока, наконец, неудача всех подобных попыток и начинаний не привела к убеждению, что необходима коренная перестройка системы областного управления»[627].
Монография, написанная в русле традиций Московской исторической школы на стыке историко-юридического и социального исследования, была представлена автором в качестве диссертации на соискание докторской степени. Защита состоялась 19 мая 1913 г. Официальными оппонентами выступили М.К. Любавский и М.М. Богословский. Любавский во время своего выступления «приветствовал появление книги, которая по своему содержанию вполне отвечает очередным задачам исторической науки»[628]. Тем не менее оппонент выступил против манеры изложения материала: «Эту манеру изложения можно назвать протокольной, тогда как сама тема нуждается в описательном изложении»[629]. В этом Любавский уловил неприемлемый для него стиль исторического исследования, свойственного новому поколению московских историков, когда текст строится на предельной концентрации фактического материала и зачастую превращается в подробный пересказ всего материала, представленного в источниках. Старшее поколение предпочитало иллюстративный принцип включения источников в архитектонику исследования. Из-за подхода, которого придерживался Готье, книга, по мнению Любавского, лишилась внутреннего единства. Выступил рецензент и против общей концепции эволюции областного управления, предложенной Готье. Он не согласился с тезисом защищавшегося, что областные реформы постпетровского времени –
