— Сожгу все запасы цилиндров на планете, — абсолютно серьезно заявил я.
Внешне Коновницын никак не отреагировал. Его покрытое небольшими морщинами лицо не дрогнуло ни единым мускулом, а потоки не изменились ни на йоту.
Однако во взгляде боярина мелькнуло нечто новое. То, чего я в нем до этого еще ни разу не видел. Неужели даже он способен испытывать радость?
— Это не радость, а ностальгия, — считав мои мысли по выражению лица, отмахнулся Коновницын.
— С чего это вдруг?
— Борис Жуков сказал тоже самое, — на миг, неожиданно тепло улыбнувшись, сказал боярин, — вы очень похожи.
— Поэтому ты веришь, что я помогу тебе стать Абсолютом?
— Нет, дело в тебе самом. Вера — это удел слабых, Марк, — спокойно ответил боярин, — я же работаю с фактами.
— Фактами, да, — покачал я головой и припомнил причину, которую озвучил Коновницын в прошлый раз, — как тот, что моя одержимая тяга раскрыть секреты моего деда не сработает без наличия связи с ним?
— У вас есть связь, — вскинув бровь от удивления выдал Коновницын и подозрительно сощурился.
— С миром мертвых?
— Борис Жуков жив, пока что, — легко и абсолютно уверенно заявил Коновницын.
На миг я даже растерялся и не знал, что сказать, но быстро взял себя в руки.
— Откуда ты можешь это знать?
— Месяц назад я обещал тебе шанс воскресить Бориса Жукова, забыл?
— Это было давно, с тех пор мне ни разу не удалось установить контакт с Аномалией, ты опоздал. Или ты хочешь сказать, что нашел способ?
— Не нашел, — не стал врать боярин, но взгляда не отвел и продолжил, — говорю тебе как есть, Марк, я действительно не знаю почему Аномалия больше не реагирует на тебя, однако ты должен знать, что твоя связь с тонким миром за этот месяц только увеличилась. Более того, связующая нить от твоего астрального тела уходит так глубоко в тонкий мир, что даже мне не под силу отследить ее источник. Это может быть твой прошлый мир или Борис Жуков.
— А может и не быть, — продолжал упрямиться я.
Что бы ни говорил Коновницын, это просто слова. Я же привык доверять свои инстинктам и чутью. И оно подсказывало мне, что все кончено. Даже амулет матери на моей шее перестал отзываться, чтобы я ни делал. Артефакт больше не излучает ничего, словно это обычная побрякушка.
— Твой мир еще цел, — безапелляционно с нотками стали в голосе опять заявил Коновницын и смерил меня жестким взглядом, — тебе так сложно поверить мне на слово?
— Самому эгоистичному существу на планете? Пожалуй, да, сложно, — пожал я плечами.
На самом деле, небольшая часть меня до сих пор уверена, что мой прошлый мир еще цел, в той или иной степени. А первое же слово Коновницына заставило меня поверить в это еще больше.
Однако я продолжал старательно разыгрывать дурачка и провоцировать боярина на эмоции. Хоть этот ублюдок и заявляет, что ничего не чувствует, это ложь. Да, за восемь сотен лет жизни его чувства атрофировались, состарились и сдохли, но маленькие искорки остались даже в такой жестокой и черствой душе как у Коновницына.
И к ним я и оперировал, пытаясь выудить то, что боярин отчаянно не хотел мне говорить.
Тот факт, что Коновницын что-то скрывает от меня, я понял достаточно четко в самые первые минуты нашего разговора еще на крыльце. И я не успокоюсь, пока не узнаю, что это.
Боярин смерил меня в разы более глубоким, чем до этого взглядом, устало почесал подбородок и сделал настолько тяжелый вздох, что защитные конструкты лимузина жалобно заскрипели.
— Ты ведь осознаешь, что я прекрасно знаю, что ты делаешь? — испытующе спросил Коновницын.
От тембра его голоса тело пробила неконтролируемая дрожь, но я не подал совершенно никакого вида и молча выдержал этот разъедающий взгляд.
— Ладно, твоя взяла, — недовольно закатив глаза, откинулся Коновницын на сидение, едва заметно скосившись на наручные часы, — я с ним говорил.
— С кем говорил? — не сразу понял я, — с дедом?
— Нет, — будто от мухи отмахнулся ладонью слегка раздраженный Коновницын. Первый раз вижу его таким, — с собой, точнее с постаревшей на двенадцать лет версией меня из твоего мира. Благодаря твоему сознанию я определил координаты и через тонкий мир установил связь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вопросы всплывали в голове один за другим. И этот ублюдок молчал, зная об этом настолько явно? Говорил с собой? Из моего мира? Какое там сейчас время? Что случилось после моей смерти? Им удалось убить деда? Это все его план? Есть способ вернуться и все исправить?
Не малых усилий воли стоило подавить все накатившее любопытство и постараться не раскрывать так явно своих желаний перед боярином. Нельзя дать ему понять, что именно мне нужно. Пока я не сделаю боярина Абсолютом, я нужен ему, и он пойдет на все, чтобы удержать меня.
И, к моему сожалению, Коновницын прекрасно понимает ценность информации в своей руке и поэтому не скажет мне ни единого слова из того, что я действительно хочу знать. Не бесплатно.
— Что он сказал? — старательно пряча свои мысли от вездесущего цветного потока боярина, спросил я.
— Это был не совсем разговор, скорее набор сигналов. Тонкий мир это тебе не сотовая вышка, Марк, — старательно сохраняя остатки хладнокровного безразличия ответил Коновницын, — Борис Жуков действительно объявил открытую войну Высшим, а я вместе с Тринадцатым его поддержал. А еще, он нарочно отправил тебя сюда.
— Зачем? — вырвалось у меня.
— Я тоже хотел бы это знать, — сверкнув глазами усмехнулся Коновницын и перевел взгляд налево от меня.
Только сейчас я осознал, что Катя Богданова открыла заспанные глаза, пытаясь понять, где находится и что происходит. Лицо боярина подменили, будто по щелчку пальцев. Искорки интереса и пугающей до глубины души серьезности пропали с его лица, сменившись маской безразличия и скуки.
Едва образовавшаяся нить понимания между мной и боярином разорвалась и нас снова разделяла непроходимая стена, пробиться через которую в присутствии Кати не было никаких шансов.
— Все в порядке, — мягко проговорил я, переключившись на младшую Богданову, — мы в Москве. Как себя чувствуешь?
— Нор… нормально, — все еще озадаченно покручивая головой отозвалась Катя, — почему в Москве?
— Ты сама знаешь почему, — не скрывая недовольства в голосе ответил я, — зачем ты пошла?
— Помочь тебе, — ничуть не смутившись резко ответила Катя и принялась недовольно поправлять растрепавшуюся прическу, — какие-то проблемы с этим?
— Это опасно!
— Пф, — отмахнулась Катя и повернула голову в сторону боярина, — когда прибудем?
— Через тридцать минут, — не поворачиваясь охотно ответил Коновницын.
От былой ненависти и страха в сторону боярина, которыми до краев была наполнена младшая Богданова не осталось и следа.
— Когда вы успели поладить? — удивился я.
— Во сне, — тут же ответила Катя и ее потоки за считанные секунды достигли той же мощи, что и в пиковый момент на крыльце. И сейчас младшей Богдановой это удалось безо всякой оранжереи под боком.
— Тот голос, — догадался я и зло покосился на боярина, — был твой?
— Можно и так сказать, — пожал плечами Коновницын и расплылся в самодовольной улыбке, — моей постаревшей версии из твоего мира.
Глава 29
— Не удивительно, что дед так старался тебя убить, — покачал я головой, переваривая новую информацию, — один твой вид раздражает.
— Я от тебя тоже не в восторге, знаешь ли. Импульсивный, непредсказуемый, чрезмерно нетерпеливый и до сих пор сам не знаешь, чего действительно хочешь, — безразлично отозвался боярин, — однако личные симпатии не имеют никакого отношения к делу.
— Важен лишь результат, — недовольно кивнул я.
— Именно. Хорошо, что ты это понимаешь, — наиграно улыбнулся боярин.
— Плохо, что ты не способен понять, где черта, за которую нельзя переходить. Не знаю, как ты вел дела с предыдущими «избранными», однако одного джентльменского соглашения недостаточно, чтобы мы могли работать бок о бок.
