В Провансе не пренебрегали и языческими ритуалами, сочетая их с церковными. Так, бездетным супругам советовали совершить на Троицу паломничество в Сент-Бом, к пещере Марии-Магдалины. По дороге делали остановку, во время которой складывали небольшую кучку из камней – «замок», символизирующий эрекцию, – а потом муж прикреплял ветку омелы к поясу жены. В Эксан-Провансе супруги отправлялись к священному оливковому дереву в Туэсс и водили вокруг него хоровод, во время которого должны были трижды стукнуться о его ствол своим задом. В Коллобриере женщины карабкались на корень старого каштана на Дороге влюбленных: дерево с давних пор считалось фаллическим символом.
Среди католиков, почитавших Пресвятую Деву, бездетность априори считалась женским изъяном. Мысль о том, что в ней может быть повинен мужчина, даже не возникала. Развод был почти небывалым делом (Церковь могла признать брак недействительным, если он «не был свершен», и продавала подтверждающие это документы зажиточным парам, проведя постыдное и не всегда честное расследование). Единственная надежда бездетной пары заключалась в усыновлении сироты. Иначе оставалось ждать смерти одного из супругов, чтобы вдовец или вдова попытались обрести счастье в новом браке.
Даже забеременев, женщина продолжала исполнять свои обязанности по хозяйству: работала в доме, в огороде, ухаживала за скотиной, жала, ворошила сено, собирала виноград… Порой тяжелый физический труд вызывал выкидыши. Впрочем, это несчастье могло случиться и с аристократкой: так, беременность Анны Австрийской четырежды обрывалась до срока. Во второй раз это случилось, когда королева, возвращаясь ночью вместе с герцогиней де Шеврез и сводной сестрой короля Габриэль де Верней в свои покои в Лувре, вздумала пробежаться через темный, как печь, тронный зал и упала, наткнувшись на трон. Людовик страшно разгневался на всех трех; его нежной любви к Анне пришел конец, и отныне он делил с ней постель только из чувства долга.
В хороших семьях беременная могла опереться на поддержку других женщин: своей матери, сестры, подруг, старых соседок, щедрых на советы о том, чем следует питаться и как себя вести. По народным поверьям считалось, что, если отказать беременной женщине в ее просьбе, на глазу вскочит ячмень. В городском уставе Тулона значилось, что любая беременная женщина может набрать в чужом саду полную пригоршню фруктов или столько же съесть, но если унесет больше пригоршни, должна уплатить пять су.
Молитвы, реликвии и талисманы и тут приходили на помощь. Когда Анна Австрийская наконец забеременела в 1638 году, ей принесли пояс Богородицы из Пюи – его носила каждая французская королева.
В помощь грамотным горожанкам издавали альманахи и книжицы из «синей библиотеки», содержавшие описания народных традиций и верные способы определить пол будущего ребенка. Мальчик был жизненной необходимостью; вся Франция издревле жила по салическому закону: отцовское достояние наследовал сын. Народные приметы сводились к следующему: если беременная женщина найдет булавку, у нее родится сын, если иголку – дочь. Если выпить остатки вина из бутылки, тоже родится дочь. В Провансе будущей матери давали ключицу съеденной курицы, которую надо было бросить наземь. Если раздвоенная косточка упадет «ногами кверху», родится девочка. Нетерпеливые мужья подбрасывали монетку, которую предварительно надо было пропустить между рубашкой и телом беременной жены: «орел» – мальчик, «решка» – девочка. А если вдруг на платье будущей матери помочится собака, тогда точно жди сына.
Момент родов был крайне важным – и опасным; всем, что с этим связано, занимались исключительно женщины. Роженица избавлялась от бремени всегда у себя дома, в главной комнате, в окружении матери, сестер или соседок. Ими руководила повитуха или самая опытная в таких делах женщина деревни. Зачастую повитуху приглашали по рекомендации кюре, который должен был поручиться за ее «моральный облик», а главное – в том, что она сумеет дать малое крещение ребенку, если тот родится хилым.
Церковь запрещала делать кесарево сечение живой женщине и призывала спасать душу новорожденного, а не тело его матери (по бытовавшим тогда представлениям, женщина, умершая родами, попадает в рай). Кроме того, из-за невежества сельских повитух близнецы и их мать были почти всегда заранее обречены.
Женщина рожала сидя, не раздеваясь. Никаких санитарных норм не соблюдалось, даже повитуха не утруждала себя тем, чтобы предварительно вымыть руки и вычистить грязь из-под ногтей. Уровень смертности среди женщин в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет заметно превышал тот же показатель у мужчин. Бывало, что деревенские знахарки, бормоча молитвы и заклинания, заворачивали новорожденного в специально приготовленные пеленки, в которые были накиданы паутина, листья целебных растений, а то и сушеные насекомые или даже экскременты животных, сообщает историк Пьер Губер. Обрезав пуповину, ее прикладывали к голове ребенка, чтобы обеспечить ему долгую жизнь. Но, разумеется, шансов выжить было больше у детей, появившихся на свет в зажиточных семьях. Дети бедняков, родившиеся с врожденными физическими недостатками, были обречены на верную смерть. Кстати, процент новорожденных с различными изъянами был выше, чем в наши дни, что неудивительно, с учетом того, в каких условиях женщинам приходилось рожать.
Страшно подумать, в какой зависимости находилась зарождающаяся жизнь от всякого рода условностей. Когда родился будущий Людовик XIII, повитуха Луиза Буржуа (впоследствии оставившая «Подлинное повествование о рождении французских принцев и принцесс», изданное в 1609 году) не сразу перерезала пуповину, из страха поранить ребенка. Тот пострадал от ее промедления и был крайне слаб. Тогда повитуха попросила одного из камер-лакеев короля принести вина и ложку и сказала Генриху IV, который при сем присутствовал: «Сир, если бы это был другой ребенок, я набрала бы в рот вина и впрыснула ему, чтобы привести в чувство». Король тотчас вставил горлышко бутылки ей в рот и сказал: «Поступайте, как с другими». Испытанное реанимационное средство подействовало.
Личный врач Людовика XIII Жан Эроар, наблюдавший за ним с самого рождения, вел дневник, содержащий много любопытных подробностей. Там есть, в частности, такие записи: «Одиннадцатого ноября 1601 года (Людовик родился 27 сентября. – Е. Г.) ему впервые натерли голову. 17 ноября 1601 года ему натерли лоб и лицо свежим сливочным маслом и миндальным молочком, поскольку там появилась грязь. 4 июля 1602 года его впервые причесали, ему это нравилось, и он поворачивался головой там, где у него чесалось. 3 октября 1606 года ему омыли ноги теплой водой… в первый раз. 2 августа 1608 года впервые искупали».
Надо полагать, крестьянские дети были лишены даже таких процедур.
В XVII веке зачатие до брака было нечастым явлением (в среднем каждая двадцатая беременность), но крайне нежелательным. Во избежание детоубийства королевский эдикт от 1585 года обязал незамужних девиц и вдов, ожидающих ребенка, заявить о своей беременности гражданским или церковным властям (такие заявления заносились в приходские книги). Те же женщины, которые отваживались на искусственное прерывание беременности, рисковали жизнью. Впрочем, как правило, смертные приговоры в исполнение не приводили, согрешившие отделывались поркой, клеймением и ссылкой. Церковь и общественность, особенно женская, доносили на девиц, подозреваемых в детоубийстве.
В аристократической среде рождение детей «на стороне» было обычным явлением. В отличие от других стран во Франции положение бастарда было не унизительным, а вполне достойным, если не почетным. Генрих IV признавал всех своих детей – и от жены, и от любовниц; все они жили вместе в Сен-Жермен-ан-Лэ, и, приезжая туда, король прогуливался во главе своего многочисленного семейства (например, 17 июня 1604 года он гулял по саду в сопровождении двух детей от Марии Медичи, трех – от покойной Габриэль д'Эстре и двух – от здравствующей маркизы де Верней). Но малолетний Людовик очень быстро понял, что он с сестрой не ровня внебрачным королевским детям, восставал против одинакового обращения короля со своими детьми и отказывался признавать детей последующих любовниц отца своими братьями и сестрами. Сам Людовик, будучи крайне благочестив, оставался верен своей жене; его немногочисленные романы были чисто платоническими. В те времена такое поведение короля было достойно осмеяния, но впоследствии Людовик XIV с лихвой наверстал упущенное своим отцом, заполонив двор бастардами.
Бывали случаи, когда и рождение законных детей оказывалось нежелательным: однажды в Бретани два монаха застигли мужей, бивших своих жен ногами в живот, чтобы спровоцировать выкидыш. Власти принимали меры, чтобы решить проблему отказа от нежеланных детей, плода «беззаботности или насилия»: их сдавали в приюты, причем не только бедные родители, но и зажиточные. Святой Винсент де Поль создал больницу-приют для брошенных детей, подобные заведения открылись и в провинции.
