изменился, стал впалым, ноздри сильно удлинились. В ротовой полости отсутствовали зубы, глазницы стали намного больше. Добавилось подобие горба, соединяющее плечи с головой. В целом существо походило на результат какого-то жуткого и бесчеловечного генетического эксперимента.
— Ты когда-нибудь видела что-то подобное? — спросил Ярый.
— Не-а, — покачала головой Косатка.
— Ладно, давай обратно в дом. А то сейчас Шухер нагрянет…
Часть вторая. Косатка. Глава 18. Родственные души
«…А настоящий ли я?»
Этот вопрос неожиданно задал сам себе Ярый. Он вдруг осознал, что большую часть жизни им всегда что-то руководило. Вот, например, он так фанатично стремился найти «лампу», потому что вожделел Дашу и страстно жаждал быть с ней вместе. Но откуда вообще изначально возникло это желание? Что явилось его первопричиной?
Может быть, мысли о ней вызывали у него сильные эмоции, что постепенно привело к формированию эмоциональной зависимости, а он внушил себе, что это любовь? Или что-то извне подтолкнуло его? Возможно ли, что некие высшие силы подстроили цепочку случайных на первый взгляд совпадений, которая привела к тому, что Ярослав влюбился в Дарью? Потому что этим силам зачем-то было нужно, чтобы он оказался в Зоне, в определённое время и в определённом месте? Ярый не мог знать точно, и ему оставалось лишь теряться в догадках.
«Вот, допустим, в литературе каждый уважающий себя положительный или отрицательный персонаж должен, просто обязан иметь мотивацию, — рассуждал Ярый. — Представим, что я герой книги. Тогда мою мотивацию можно кратко обозначить так: “безответная любовь”. Но разве это чувство говорит обо мне всё, даёт исчерпывающую характеристику меня? Если есть сильное, непреодолимое желание, которое определяет все мои действия, значит ли это, что оно определяет и меня самого? А если не определяет — то что же тогда есть “Я”? Набор привычек, качеств характера, фактов из биографии… Манера речи, склонность к саморефлексии, черты внешности, национальность, пол… И всё? Получается, что меня, как литературного персонажа, можно разобрать по частям, свести к строгому набору переменных? Или есть ещё нечто, что составляет мою собственную уникальную идентичность?»
Сейчас он вдруг передумал и решил раз и навсегда покончить с Зоной. Но что если и это тоже не его собственное желание? Вдруг оно тоже навязано кем-то или чем-то извне?.. «И если я всего лишь фальшивка, марионетка для высших сил, какой тогда вообще смысл хоть что-либо делать? Можно, конечно, пустить себе пулю в лоб. Но от этого я не стану свободнее, не стану более реальным, настоящим». От таких мрачных мыслей Ярый ощутил удручающее опустошение и разочарование.
— О чём задумался? — спросила Косатка.
— Да так, ни о чём.
Они сидели в деревянном домике, в котором, к счастью, больше не наблюдалось никакой паранормальной активности, а погода на улице тем временем продолжала ухудшаться. Надвигался очередной Шухер, и двое авантюристов решили переждать его здесь.
— Кстати, держи, — сказал Ярый и протянул Косатке пачку сигарет.
Девушка вопросительно посмотрела на него.
— Купил, когда затаривался на базе Батьки.
— И ты только сейчас мне их даёшь? — она жадно выхватила у него из рук пачку. — Дурак.
— И это вместо «спасибо»?
— Спасибо, — сказала она и с наслаждением затянулась. — Ох, как же давно я об этом мечтала. В секте было запрещено курить. Так только, иногда, во время вылазок за пределы базы, где-нибудь в сторонке от товарищей, в уединении, изредка удавалось… И не дай Зона, если у тебя найдут в вещах сигареты. Там, в «Братстве», у человека нет ничего своего, всё как бы «общее». В любой момент в твоих вещах кто-то может порыться.
— Прямо концлагерь какой-то. И как ты это терпела?
— Видишь ли, многие вещи воспринимаются очень по-разному до и после ухода из секты. Пока ты там, ты веришь, что Учитель свят. Что бы он ни вытворял и как тебя ни унижал, всё делает ради добра — тебя, никчёмного и неправильного, отечески исправляет. Ты любишь его как отца и наставника несмотря ни на что. Как в романе Оруэлла «1984», помнишь? Когда главный герой после всех издевательств вновь видит того, кто его сюда поместил и кто руководил пытками, и когда тот гладит его по голове, Уинстон вдруг испытывает к нему уважение и благодарность?
— Да, кажется, припоминаю… Читал когда-то давно. Слушай, я тоже слабый. Хотя я не был в секте, но я такой же, как и ты, сломанный. Так что нам, родственным душам, нужно держаться поближе друг к другу.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ты сломанный?
— Помнишь, я рассказывал, что у меня был напарник, Кортик? Но я тебе не говорил, как он погиб. В общем, отправились мы в очередную авантюру, в развалины Агро-Комплекса. И там наткнулись на толпу оживших мертвецов. Обычно они довольно вялые, а эти попались какие-то больно шустрые и агрессивные. Видимо, совсем ещё свежие. И их оказалось ОЧЕНЬ много, не меньше полусотни точно. У некоторых было оружие.
И так получилось, что моего напарника зацепило шальной пулей. Это как, знаешь, говорят, мол, и незаряженное ружьё один раз в году само стреляет. Также и овощ один раз в году может случайно в кого-нибудь попасть. Так вот, Кортик оказался «везунчиком» и «выиграл» в эту «лотерею». В общем, его ранило в ногу, не насмерть. И я его сначала тащил на себе.
Но нам от них было не оторваться. Мертвяки всё равно нагоняли. А он взмолился: «Ярый, — говорит, — дружище! Не бросай меня тут, пожалуйста, на растерзание этим тварям! Я не хочу так умирать». А кадавры всё ближе и ближе. И Кортик просит: «Ну или хотя бы пристрели меня, чтоб не мучился, а сам сматывайся. Сам я не смогу, духу не хватит. Пристрели, сделай одолжение, только не оставляй меня им».
И вот я направил на него пистолет, и… ничего. Я испугался. Не смог выстрелить. Монстры уже были совсем рядом, и я убежал. Просто убежал, а Кортик остался там. Я до сих пор виню себя за то, что не сумел выполнить его последнюю просьбу. И тащить дальше на себе тоже не мог, тогда нас бы обоих сожрали. Я знаю, что я трус и слабак.
— Послушай… — сказала Косатка и крепко сжала его руку. — Ты не слабый. Ты какой угодно, но точно не слабый. А то, что было в прошлом, пусть там и остаётся. Прошлое не определяет тебя. Сейчас ты другой человек.
Они держались за руки, но их руки не лежали спокойно, а тоже, как бы независимо от хозяев, вели свой
