сложилось впечатление, будто некоторые психологи сошли с ума – они попытались сопоставить эти различия со всеми психологическими теориями, которые были когда-либо выдвинуты. Наша культура быстро поддалась очарованию возрожденной в современном обличье старой идеи, гласящей, что разум является «местом встречи» для пар взаимно отрицающих принципов. С одной стороны, к примеру, стоит логика, а напротив нее помещается аналогия. Левая половина мозга рациональна, тогда как правая половина эмоциональна. Неудивительно, что многие ухватились за эту псевдонаучную схему: она вдохнула новую жизнь едва ли не во все давно почившие идеи о том, как разделить ментальный мир на две половины, подобно персику.
Что дурного в идее о том, что каждый мозг содержит много частей, а не только две? Вдобавок, пусть имеется множество отличий, мы также должны спросить, почему левая и правая половины мозга настолько похожи? Каково их назначение? Что ж, нам известно, что при серьезном повреждении части мозга молодого человека «зеркальная» область иногда берет на себя функции поврежденной части. Вероятно, даже когда нет никакой травмы, агент, который «освоил» все доступное пространство вокруг себя, может проникнуть в «зеркальную» область. Другая теория такова: пара зеркальных по отношению друг к другу агентов может быть полезной для сравнения и распознания различий, поскольку, если один способен сделать копию своего состояния в другом, после выполнения какой-то работы он сможет сравнить начальное и конечное состояния и оценить степень прогресса.
Моя собственная теория о том, что происходит, когда разрушаются взаимосвязи между половинами мозга, заключается в следующем: на заре жизни все мы располагаем приблизительно одинаковым набором агентов в обеих половинах мозга; позже, по мере взросления (и усложнения организма), комбинация генетических и внешних факторов приводит к тому, что на каждой половине берет верх какая-то своя пара агентов. В противном случае нас могли бы парализовать внутренние конфликты, потому что многим агентам пришлось бы, так сказать, служить двум господам. Со временем «администраторы» многих навыков будут развиваться в той половине мозга, которая отвечает за язык, поскольку эти агенты взаимодействуют с необычно большим числом других агентов. Менее «доминирующая» половина мозга тоже будет развиваться, не притязая на равное количество административных функций, и в итоге сохранит больше низкоуровневых навыков, но будет меньше участвовать в решении задач более высокого уровня, которые подразумевают использование сразу нескольких агентов. Если по воле случая эта половина мозга окажется в одиночестве, она будет производить впечатление детской, менее зрелой, именно потому, что отстала в «административном» развитии.
11.9. Теория гантели
Увлечение теориями относительно различий между половинами мозга, причем как среди ученых, так и среди широкой публики, не является чем-то новым. Это очередное свидетельство того, как мы усваиваем пары слов, каждая из которых делит какое-либо явление на противоположные полюсы.
Рис. 40
Все подобные деления не лишены недостатков, но они часто обеспечивают полезные способы мыслить. Делить явления на две части – неплохой способ приступить к анализу, однако всегда следует искать хотя бы один третий вариант. Если не получается, значит, пора заподозрить, что перед нами не два понятия, а всего одно, «отягощенное» какой-то своей противоположностью. Проблема с этими «двухчастными» формами заключается в том, что многие из них очень похожи, вследствие чего плодятся ложные аналогии. Рассмотрим приведенные ниже пары, в которых каждое понятие разделено, так сказать, пополам, и оценим, из-за чего складывается впечатление, будто они выражают нечто общее.
Пункты слева воспринимаются как нейтрально-объективные и механические, они существуют лишь в сознании. Мысль и ее окружение представляются нам точными, строгими и безразличными. Пункты справа считаются «уделом сердца», они жизненно важные, теплые и индивидуальные; нам нравится верить, что чувство – наилучший судья в вопросах, имеющих наибольшее значение. Холодный ум сам по себе выглядит слишком безличным, чересчур далеким от потребностей плоти; эмоция лежит гораздо ближе к сердцу, но она тоже может быть предательской, когда становится настолько сильной, что полностью подчиняет себе разум.
Сколь чудесна эта метафора! Неужели она, такая привлекательная, не зиждется на некоей базовой истине? Но подождите: всякий раз, когда какая-то простая идея претендует на объяснение всего на свете, следует подозревать некий трюк. Прежде чем прибегать к «гантельным схемам», мы обязаны самим себе попытаться постичь их диковинную притягательность, дабы нас не обманывала, как писал Вордсворт,
…некая мнимая внутренняя сила,
По воле которой в мгновения слабости мы создаем различия,
А затем мыслим, будто установленные нами нелепые границы
Суть действительность, кою мы воспринимаем, а не та, кою мы сотворили[16].
Глава 12
Усвоение значения
Сколько раз в течение всей моей жизни реальность разочаровывала меня, потому что в тот момент, когда я воспринимал ее, воображение, будучи единственным моим органом восприятия красоты, никак не могло с ней соотнестись в силу непреложного закона, гласящего, что невозможно представить себе то, чего не существует[17].
Марсель Пруст
12.1. Сценарий арки из кубиков
Нашему ребенку, который играет с кубиками и игрушечной машинкой, случилось создать вот такую структуру. Назовем ее аркой из кубиков.
Рис. 41
Эта арка как будто порождает странное новое явление: когда мы проталкиваем сквозь нее автомобильчик, наша рука словно попадает в ловушку! Чтобы завершить действие, нужно извлечь автомобиль, то есть обогнуть арку и, возможно, сменить руку, которая его держит. Ребенок начинает задумываться над этим процессом «смены рук» и задается вопросом, почему арка так себя ведет. Вскоре он строит другую конструкцию, похожую на предыдущую, за исключением того, что эффект смены рук исчезает, поскольку через такую арку автомобильчик не протолкнуть. Тем не менее обе конструкции соответствуют одному и тому же описанию!
Рис. 42
Но если строительство арки провоцирует эффект смены рук, то вторая конструкция не может быть аркой. Поэтому ребенок вынужден искать способ изменить ментальное описание арки, ведь первое определение уже не годится. В чем разница между двумя случаями? Возможно, в том, что теперь вертикальные кубики соприкасаются, а прежде они не соприкасались. Мы могли бы адаптироваться к изменению ситуации, изменив наше описание арки: «Нужны два вертикальных кубика и один горизонтальный. Вертикальные кубики не должны соприкасаться». Но и этого будет мало, потому что ребенок вскоре находит еще одну конфигурацию кубиков, соответствующую такому описанию. Здесь тоже нет эффекта смены рук; теперь
