— Отпусти его, отпусти! — Ксандра схватила Коляна за руки. — Мне не надо. Я на другом буду ездить.
— Другого так же учить надо. Хочешь ездить — надо учить.
Олень устал, затих. Тогда Колян раскрутил веревку, обвившуюся вокруг березы, и снова погнал его хореем. Олень опять рыл землю, кружился, ревел, падал на коленки.
— Упрямый дурак! — бранил его Колян. — Ну, бегай, бегай! Ищи ум!
И еще много раз олень наматывал вокруг ненавистной березы всю веревку, вплоть до своего лба, пока понял, что так ему не убежать. Поняв это, он начал рваться в одну сторону. Береза нагибалась и распрямлялась, то давала ему шаг вперед, то осаживала назад. Обманутый ее податливостью, олень прыгал и прыгал, и ему представлялось, что он убегает, что свободен.
— Вот молодец! — нахваливал его Колян. — Вот и нашел ум!
Пожалуй, самое главное в ездовой науке — приучить оленя не кружиться, а тянуть вперед: не приученный к этому будет ходить вокруг санок, на нем не уедешь и шагу.
Оленя запрягли в санки. Для начала Колян решил проехаться один. Бывало, что олени при первых выездах сильно буянили и выбрасывали седоков.
— Фиу-уть! — свистнул Колян.
Олень вздрогнул — что еще такое? — дернул санки и понял, что можно бежать, и пустился с громким, радостным ревом по мягким мшарам, огибая камни и островки кустарника. Хомутик не сильно и уже привычно — после веревки — щекотал шею. Но олень хотел обязательно сбросить его: ведь если он удрал от березы, то можно удрать и от хомутика, от санок, от надоедливого седока, надо только бежать умело. Ему приходилось спасаться от волков, и тут он повторял то же: на всем скаку вдруг делал большие прыжки, крутые повороты, быстро на миг оглядывался и грозно вскидывал рогатую голову. В иные моменты санки так заносило, что они скользили на одном полозе, а другой летел, не касаясь земли. Оленю казалось, что еще прыжок, еще поворот, и он будет свободен. Но хомутик не переставал щекотать, санки неслись по пятам, и человек сидел в них.
Вернувшись к стаду, Колян снова привязал оленя к березе и продержал там еще сутки: пусть учится бегать прямо. После этого олень действительно начал бегать прямей, меньше делать прыжков в сторону, поворотов, хотя и не нужно быстро. Медленному ходу его учили грузом: Колян и Ксандра усаживались вместе. В то же время обучали понимать окрики: стой, пошел! Беляк наконец присмирел, стал послушен. Тогда его запрягли в тройку с опытными ездовыми оленями — Лебедем и Лебедушкой.
Через неделю упрямых стараний, всяких промахов, падений с нарты, ушибов, скрытых и явных слез Ксандра научилась править оленями. Тогда Колян сказал ей:
— Дарю!
— Не говори глупостей! Какой ты дарильщик, сам ходишь без рубашки. Мы купим оленей.
— Не надо покупать, езди так, — начал уговаривать Колян: он не мог взять деньги от Ксандры. — Дарю до осени, потом ты подаришь мне обратно. Идет?
— А что скажет Максим?
— Осенью эти олени будут мои. Я заработаю их.
— Но сейчас Максимовы. Что скажет он?
— Ничего не скажет. Ему все равно, возят ли кого три оленя или бегают так, пусто.
— А что скажет моя мама? Она вон какая строгая.
— Сперва возьми, потом услышим, что скажет.
Колян дарил тройку оленей, санки, давно служивший, хорошо обласканный многими руками хорей и лайку Черную Кисточку. Оленному человеку нельзя без собаки.
Ксандра подумала, что подарок на время, только до осени, никому не принесет ни убытка, ни обиды, и согласилась принять его.
Ксандра возвращалась домой от стада иногда пешком, одна, иногда на оленях, вместе с Коляном. В этот раз решила прикатить одна на оленях, чтобы родители наконец убедились, поверили… Они знали, что она, как мальчишка-лопарь, носится с арканом, хочет стать заправским оленным ездоком, но не верили ни в ее силу, ни в терпение. «Так вот нате ж, поглядите!» — радовалась она, погоняя оленей.
Перед тем прошел дождь. Мокрая земля, камни, мох были словно намылены — так легко скользили по ним санки. Сильные олени, едва чуя их, неслись быстро.
Подъехав к родительской куваксе, Ксандра крикнула:
— Здравствуйте, старички!
— Здравствуй, беглянка! Где пропадала столько? Мы уж хотели посылать Герасима на поиски, — отозвались родители. — Садись скорей обедать! Все давно стынет.
— Подождет еще маленько. Я сперва прокачу вас. Ну, выползайте живей!
Родители выглянули из куваксы. Там было удивительное — дочь сидела на санках и уверенно, умело поворачивала тройку оленей. И они слушались ее.
— Ну, кто первый? Садитесь! — приглашала Ксандра.
— Вот невидаль, — отмахнулась Катерина Павловна.
— Именно невидаль. Я буду катать, я! Последняя новинка, — принялась убеждать Ксандра. — Папа, садись! Мама, она такая: все не по ней.
— А где Колян? — спросила мать.
— Там, у стада.
— И ты в самом деле приехала одна?
— В самом, в самом деле одна. — Ксандра крикнула на оленей и сделала небольшой круг перед родителями. — Видали?
— Верно, одна, сама. Это хорошо! — похвалил отец.
А мать отнеслась совсем по-иному:
— Чего хорошего? Девичье ли дело гонять извозчиком да кричать: ги-го-го?! Сашка, слезай немедля! Колян, возьми оленей! Коля-ан, где ты?
— Мама, пойми же наконец: я приехала одна, я научилась управлять оленями. Колян далеко, у стада.
— Ох, этот Колян… — Катерина Павловна разлилась потоком жалоб: — Достался нам проводничок. У него все шиворот-навыворот: солнце и звезды ездят на оленях, камни — не камни, а окаменелые люди, звери — оборотни. И сам он какой-то оборотень, не мальчик, не старик. Совсем взбаламутил девчонку. — Повернулась к дочери: — Зачем ты слушаешь Коляновы сказки? К чему они тебе?!
— Ты, мамочка, не баловала меня сказками, вот я и натосковалась по ним, — ответила дочь. — Ты все правду-матку режешь, а мне иногда хочется сказочек.
— Ну, отец, жди: оторвет доченька себе голову, — заключила Катерина Павловна.
— Не пугай. Я видел: лопарские ребятишки куда меньше Саши, а великолепно ездят на оленях, — успокоил ее Сергей Петрович.
Ксандра села обедать и оленей пустила покормиться вблизи куваксы, пустила нераспряженными, чтобы после обеда покататься еще, возможно, покатать и родителей, показать свое искусство Герасиму.
Обедая, она постоянно выглядывала из куваксы.
— Ты чего вертишься, как сорока на колу? — спросила мать.
— Гляжу, как мои олени. Не запутались бы, не удрали бы.
— Твои олени? С чего ты присвоила их?
— Ах, мама, какая ты придира и паникерша! Ничего-ничегошеньки не пропустишь молча. Дай пообедать! — взмолилась Ксандра. — Не то я подавлюсь. И обязательно насмерть.
И как только дочь проглотила последний кусок, мать снова завела разговор об оленях.
— Не присвоила, а получила в подарок от Коляна. Оленей, санки, хорей и лайку.
— И ты взяла? Это немыслимо! Безобразие! — заговорили сразу и мать и отец. — Взять у сироты, у нищего пастушонка… ф-фу!
— Да нет, нет, совсем не так, — старалась перекричать их Ксандра. — Он дарил навсегда. Я отказалась, я взяла временно, только до осени.
— Сейчас же поезжай и верни всё! — требовала Катерина Павловна. — Тебе уже было сказано: нельзя брать такие подарки.
— Заплати ему! — Сергей Петрович полез в карман на кошельком. — Здесь олени недорогие.
— Папа, мама, миленькие, подождите, не сердитесь! — умоляюще шептала Ксандра, расстроенная и тем, что огорчила стариков, и тем, что может лишиться оленей и обидеть Коляна. — Он, Колян, ничего не возьмет. Он сделал по дружбе. Он только рассердится. Осенью я все верну, тогда он возьмет. Мы так условились.
— Зачем тебе олени? — приступила мать.
— Ездить.
— Куда?
— Возить дрова.
— Дрова…
Катерина Павловна хотела наговорить под запал и против этого, но осеклась. Дрова… Они сильно мучили всех даже в сухую, теплую погоду. Очаг сжирал их несравнимо больше, чем две печки в городской квартире. А что будет ближе к осени, когда пойдут дожди, подуют холодные ветры, начнутся заморозки?
Дрова вполне смирили Сергея Петровича. Но Катерина Павловна продолжала воевать.
— Ты понимаешь, что сделала? Ограбила его по дружбе. Хороша дружба! Пусть подарил временно, только до осени, но я не могу оставить так. До осени ты изъездишь санки, упряжь. А если что случится с оленями? Кого, что вернешь? Голую дружбу? Сухая ложка рот дерет.
Родители выпроводили Ксандру к оленям, чтобы они не натворили без надзора греха, сами принялись обдумывать, как выйти из затруднения, устроенного дочерью: не обидеть Коляна, не опозорить себя и дуреху-девчонку.
Решили, что самое лучшее — сделать ответный равноценный подарок. Катерина Павловна и Ксандра поехали к Коляну. Мать всю дорогу была сердита и шипела на дочь: «Не реви, сама виновата! Вытри слезы! Не швыркай носом!» Коляну она сказала, что приехала навестить его: давно не видала и соскучилась. Долго трясла ему руку и благодарила: «Спасибо, спасибо!.. Ксандра так хотела иметь оленей». Затем попросила показать ей стадо, как подросли телята. Идя рядом, она похлопывала Коляна по плечам, по спине. Молодец! Молодец! И незаметно смерила на вершки величину малицы и рубашки.
