Он проделал все это молча. Молча же захлопнул дверь и надежно запер ее снаружи.
Она даже не успела позвать на помощь. Да и кто мог бы ей помочь?
«Он хочет оставить меня тут?» — подумала она. Диафрагма двигалась от дыхательных движений в грудной клетке. Она могла видеть лишь полосы света от велюксовского окна у себя над головой да коричневые картонные поверхности.
Когда наконец наступила полная темнота, у нее в заднем кармане зазвонил телефон.
Он звонил и звонил, пока не перестал.
21
За первые двадцать километров дороги к Карлсхамну Карл выкурил четыре сигареты «Сесиль», чтобы справиться с периодическими приступами дрожи, одолевавшими его после жуткого утреннего кофе у Трюггве Холта. Если бы они закончили допрос накануне, он сразу же отправился бы домой и в данный момент лежал бы в своей тепленькой постельке с газетой на животе, вдыхая обеими ноздрями ядреный запах оладьев Мортена.
Мёрк принюхался к собственному несвежему запаху изо рта.
Субботнее утро. Через три часа он будет дома. А пока что остается только держаться.
Карл едва настроился на «Блекинге Радио», как затрезвонил вальс в исполнении хардангерфеле.[24]
— Ну и что? Ты где, Калле?[25] — поинтересовался голос на другом конце провода.
Мёрк вновь взглянул на часы. Девять часов. Запахло жареным. Когда последний раз его пасынок поднимался в такую рань в субботу?
— Йеспер, что стряслось?
Парень был расстроен.
— Я больше не желаю оставаться у Вигги. Возвращаюсь домой, ладно?
Карл приглушил звуки польки.
— Домой?! Эй, Йеспер, послушай. Только что Вигга поставила мне ультиматум. Она тоже хочет вернуться домой, а если меня это не устроит, она потребует продать дом, чтобы смыться со своей долей. И где, черт возьми, ты тогда будешь жить?
— Но она же не может так поступить?
Карл улыбнулся. Поразительно, насколько плохо мальчик знает свою маму.
— В чем дело, Йеспер, почему ты хочешь домой? Устал от дыр в крыше садового домика? Или, может, вчера пришлось самому мыть посуду?
И снова улыбнулся. Подколы отлично помогали сокращениям диафрагмы.
— До гимназии Аллерёда отсюда охренеть как далеко. Час на дорогу в один конец. Это сумасшествие. И Вигга постоянно плачет. Мне надоело это слушать.
— Плачет? Как это? — Карл пожалел о таком вопросе — как можно было спрашивать такую глупость? — Нет, Йеспер, забудь. Я не желаю ничего об этом слышать.
— Господи, Калле, не в том смысле! Она плачет всякий раз, когда в хозяйстве не оказывается мужика, и сейчас его как раз не оказалось. Просто кошмар какой-то!
Сейчас не оказалось мужика? А что же случилось с поэтом, обладателем очков в роговой оправе, будь он неладен? Нашел себе музу с более толстым кошельком? И которая способна хоть иногда закрывать рот?
Карл посмотрел на промозглый пейзаж. GPS-навигатор советовал ехать через Рёдбю и Брекне-Хоби, дорога была извилистой и слякотной. Одному черту известно, сколько в этой стране деревьев!
— Поэтому она и стремится обратно в Рённехольтпаркен, — продолжал парень. — Там у нее будешь хотя бы ты.
Карл покачал головой. Дерьмовый комплимент получился.
— Хорошо, Йеспер. Ни при каких обстоятельствах Вигга не вернется домой. Послушай: я готов выложить тысячу, если ты ее отговоришь.
— Ну ладно. А как это сделать?
— Как? Найди ей какого-нибудь мужика, мальчик, неужели ты не справишься сам? Две тысячи, если ты устроишь это в ближайшие выходные. А еще в этом случае тебе можно будет вернуться, иначе никак.
Двух зайцев одним выстрелом. Карл был весьма доволен собой. Парень на другом конце провода оказался совершенно растерян.
— И еще одна вещь. Когда вернешься, я больше не желаю слышать никакого брюзжания по поводу того, что у нас живет Харди. Если тебе не нравится запах булочной, можешь оставаться в степном домике.
— Что-что?
— Ты понял? Получишь две тысячи, если уладишь все в эти выходные.
На мгновение Йеспер замолк. Новой мысли нужно было пройти через подростковый фильтр привычной лени и упрямства, смешанных с изрядной долей похмельной тупости.
— Ты говоришь, две тысячи, — наконец произнес он. — Хорошо, я дам объявление.
— Ну-ну.
Карл сомневался в таком методе. Он уж скорее представил бы себе, что Йеспер соберет в летнем домике разорившихся художников, чтобы они собственными глазами увидели, какую чудесную и совершенно бесплатную студию могут заполучить вместе с потрепанной хиппушкой в придачу.
— И что же ты намерен писать в объявлении?
— Да кто его знает, Калле. — Он на секунду задумался. Тут явно нужен был особый подход. — Что-то типа: «Привет. У меня симпатичная мама, которая ищет симпатичного парня. Унылым беднякам и убогим неудачникам просьба не беспокоиться». — Он рассмеялся.
— Ну-ну. Возможно, тебе придется еще раз продумать все хорошенько.
— Отлично! — Йеспер вновь с похмелья хрипло рассмеялся. — Чувак Калле! Можешь отправляться в банк за деньгами. — И он положил трубку.
Карл слегка рассеянно посмотрел поверх приборной панели на пейзаж, состоявший из красных домиков и пасущихся на моросящем дожде коров.
Никакие современные технологии были не в состоянии устранить основополагающие элементы жизни.
Харди встретил Карла жалкой унылой улыбкой, когда тот вошел в гостиную.
— Где ты был? — тихо спросил он, пока Мортен вытирал картофельное пюре с уголков его рта.
— А-а-а, ездил в Швецию. Доехал до Блекинге, там и переночевал. Утром предстал перед основательным полицейским участком в Карлсхамне и постучал в запертую дверь. Они, кажется, работают еще хуже, чем мы. Пиши пропало, если преступление совершается в субботу.
Он позволил себе ироничную улыбку, однако Харди это совсем не показалось веселым.
На самом деле все происходило не совсем так, как рассказывал Карл. У двери участка висел домофон. «Нажмите „Б“ и изложите свою проблему», гласила надпись на табличке, располагавшейся рядом. И он попытался, но не понял ни черта, когда дежурный ему ответил. Потом мужчина перешел на так называемый английский язык с жутким шведским акцентом, из которого Карл опять ничего не понял.
После чего он уехал.
Карл похлопал своего могучего квартиранта по плечу.
— Спасибо, Мортен. Давай теперь я покормлю. А ты не сделаешь мне чашку кофе? Только, пожалуйста, не очень крепкого.
Карл проследил взглядом, как бомба, представлявшая собой зад Мортена, проследовала в сторону кухни. Он, что, на протяжении последних нескольких недель питался исключительно сливочным сыром? Его зад больше напоминал пару тракторных покрышек.
Мёрк повернулся к Харди.
— Ты сегодня какой-то грустный. Что-то случилось?
— Мортен медленно и верно меня убивает, — прошептал Харди, тяжело дыша. — Он насильно кормит меня весь день напролет, как будто больше нечем заняться. Жирной пищей, от которой я постоянно сру. Я не понимаю, чего он хочет, он ведь сам потом убирает дерьмо. Ты не мог бы попросить его оставить меня в покое? Хотя бы на время? — Он затряс головой, когда Карл поднес к его рту очередную ложку. — И еще целый день эта его болтовня. Я схожу с ума. Пэрис Хилтон, и закон о престолонаследии, и выплата пенсий, и прочее говно. Какое мне дело до всего этого? Темы пролетают по воздуху жирным, безразличным, нефильтруемым потоком.
— А ты сам ему не можешь сказать?
Харди закрыл глаза. Оʼкей, он, очевидно, уже пробовал. До Мортена не так легко было достучаться.
Карл кивнул.
— Конечно, Харди, я с ним поговорю. А в остальном как дела? — Он задавал этот вопрос крайне осторожно, ибо тот относился к разряду вопросов, расположенных в самом центре минного поля.
— У меня фантомные боли.
Карл увидел, как кадык Харди совершает глотательные движения.
— Дать тебе воды? — Он вынул бутылку из держателя на краю кровати и аккуратно вставил изогнутую трубку в уголок рта Харди. Если Харди и Мортен поссорятся, кто будет делать все это в течение дня? — Ты говоришь, фантомные боли. А где именно?
— Мне кажется, в коленях. Точно невозможно сказать. Но болит так, словно кто-то стучит по мне стальной щеткой.
— Ты хочешь укол обезболивающего?
Харди кивнул. Мортен сделает ему инъекцию.
— А что с чувствительностью в пальце и плече? Ты все еще можешь пошевелить кистью?
Уголки рта у Харди опустились. Это был красноречивый ответ.
— Насчет фантома. Ты, случайно, не сотрудничал с полицией Карлсхамна по какому-нибудь делу?
— Что? Какое отношение это имеет к фантомным болям?
— Никакого. Просто ассоциация. Мне нужен полицейский художник, чтобы составить фантомный портрет убийцы, то есть фоторобот. У меня в Блекинге есть свидетель, который может его описать.
— И?
— Да, мне нужен художник здесь и сейчас, а идиотские шведские полицаи так же торопятся закрыть свои местные полицейские участки, как и мы. Как я уже сказал, сегодня в семь утра я стоял перед огромным желтым зданием на улице Эрика Дальсберга в Карлсхамне и глазел на табличку: «Закрыто по субботам и воскресеньям. Открыто с 9.00 до 15.00 по будним дням», вот так.
