— И?
— Да, мне нужен художник здесь и сейчас, а идиотские шведские полицаи так же торопятся закрыть свои местные полицейские участки, как и мы. Как я уже сказал, сегодня в семь утра я стоял перед огромным желтым зданием на улице Эрика Дальсберга в Карлсхамне и глазел на табличку: «Закрыто по субботам и воскресеньям. Открыто с 9.00 до 15.00 по будним дням», вот так.
В субботу закрыто!
— Ага. И что я могу с этим поделать?
— Ты можешь попросить своего товарища из Карлсхамна оказать отделу «Q» из Копенгагена услугу.
— А кто, черт возьми, сказал, что он еще работает в Карлсхамне? Прошло по меньше мере шесть лет.
— Тогда он наверняка уже в другом месте. Я могу поискать его, только скажи, как его зовут. Наверняка он до сих пор шведский полицай; он ведь настоящий зубрилка, правда? А ты всего-навсего попросишь его снять трубку и позвонить эксперту по составлению фотороботов. Едва ли может быть что-либо проще. Или ты сам не сделал бы этого для нашего шведского коллеги, если бы тот вдруг попросил?
Потяжелевшие веки Харди не предвещали ничего хорошего.
— Работа в выходные обойдется слишком дорого, — произнес он. — Если вообще рядом с твоим свидетелем найдется хоть один специалист, который пожелает этим заняться.
Карл взглянул на чашку кофе, которую Мортен поставил на прикроватный столик. Если не знать, что это такое, можно было бы подумать, что он взял кувшин масла и выпарил его во что-то еще более темное по цвету.
— Хорошо, что ты пришел, Карл, — сказал Мортен. — Теперь я могу уйти.
— Уйти? А куда ты собрался?
— Поеду на погребальное шествие в честь Мустафы Хсоунэя. Оно начинается в два часа у станции Нёрребро.
Карл кивнул. Мустафа Хсоунэй — очередная невинная жертва борьбы за гашишный рынок между байкерами и бандами беженцев.
Мортен поднял руку и помахал флагом, вероятно, иракским. И откуда только он его взял?
— Когда-то я учился в одном классе с парнем, который жил неподалеку от Мьелнепаркена, где Мустафа был застрелен.
Другой, наверное, промолчал бы, имея такой сомнительный аргумент для солидарности. Но Мортен не таков.
Они лежали почти рядом: Карл — в уютном уголке, задрав ноги на журнальный столик, а Харди — на больничной койке со своим длинным парализованным телом, повернутым на бок. Глаза его закрылись в тот момент, когда Карл включил телевизор, а печальные очертания рта, казалось, медленно сгладились.
Они походили на пожилую супружескую чету, которая наконец-то после дневных забот попала в неизбежное общество новостей и нагримированных телеведущих. Благополучно дремлющую субботним вечером. Для довершения картины им не хватало только держаться за руки.
Карл приподнял отяжелевшие веки и констатировал, что телегазета, которую он смотрел, неожиданно оказалась последней в этот день. Значит, пора было укладывать Харди на ночь и самому отправляться в постель.
Он пялился на экран, где похоронная процессия Мустафы Хсоунэя медленно двигалась по Нёрреброгэде, преисполненная спокойствия и размеренности. Тысячи молчаливых лиц проходили мимо камеры, и на катафалк из окон падали розовые тюльпаны. Беженцы всевозможного сорта, но не меньше и этнических датчан. Многие держались за руки.
Ведьмовской котел сейчас перестал бурлить. Война группировок — это не всеобщая война.
Карл про себя кивнул. Хорошо, что Мортен пошел туда. Там явно не так много народу из Аллерёда. По крайней мере, он-то сам не пошел.
— Вон стоит Ассад, — услышал он тихий голос Харди.
Карл посмотрел на него. Неужели он все это время бодрствовал?
— Где?
Он обратил взгляд на экран и в тот же миг заметил круглую голову Ассада, торчавшую из толпы, заполонившей тротуар. В отличие от остальных, тот смотрел не на катафалк, а на шествующих за ним людей. Его голова делала еле заметные движения из стороны в сторону, словно он был хищником, выслеживающим жертву из густой чащи. Он был серьезным. Затем картинка исчезла.
— Какого черта? — сказал Карл, скорее сам себе.
— Он напоминает сотрудника ПЕТа,[26] — проворчал Харди.
Карл проснулся в собственной постели около трех ночи с бешено колотящимся сердцем, одеяло как будто весило двести килограммов. Самочувствие хреновое. Похоже на молниеносно возникшую простуду. Словно толпа вирусов поселилась в нем и поразила симпатическую нервную систему.
Мёрк принялся глотать воздух и схватился за грудь. «С чего у меня вдруг паника?» — подумал он и не сразу обнаружил свою руку.
Распахнул глаза в черное пространство.
Я уже испытывал это раньше, констатировал он и воскресил в памяти свой кошмар, а пот тем временем совсем приклеил футболку к телу.
В тот раз это была стрельба по ним с Анкером и Харди на Амагере, этот эпизод словно лежал бомбой и тикал.
Неужели снова то же?
«Пройди в голове весь эпизод от начала до конца, тогда одержимость отступит», — советовала Мона во время сеансов психологической помощи.
Карл сцепил руки и припомнил, как затрясся пол, когда Харди ранили, а ему самому пулей поцарапало лоб. Ощущение тела на теле, когда Харди в падении увлек его за собой и перепачкал кровью. Героическая попытка Анкера остановить бандитов, хотя он сам был тяжело ранен. И вот последний роковой выстрел, навеки поразивший сердце Анкера, вбив его в грязные половые доски.
Мёрк прокручивал это в голове множество раз. Вспоминал свой стыд из-за того, что сам ничего так и не предпринял, и удивление Харди, почему так произошло.
И сердце Карла вновь заколотилось.
— Вот ведь дьявол! — проворчал он несколько раз, зажигая свет и затягиваясь.
Завтра надо позвонить Моне и сказать, что у него снова проблемы. Он позвонит и произнесет это как можно очаровательнее, добавив щепотку бессилия. Возможно, тогда она согласится на нечто большее, чем консультация. Ведь надеяться никогда не запрещено.
Карл улыбнулся при этой мысли и втянул дым глубоко в легкие. Потом закрыл глаза и снова ощутил, что сердце ведет себя, как гидравлический бурильный молот. Он действительно болен, или как?
Обеспокоенный Карл поднялся и проковылял на первый этаж. Не лежать же ему в самом деле наверху в одиночестве в ожидании сердечного приступа.
Здесь он и рухнул. И здесь же очнулся вновь, когда Мортен со следами нарисованного на лбу иракского флага принялся трясти его.
Движение бровей дежурного врача говорило о том, что Карл упустил время. Вердикт был краток: переутомление.
Переутомление! Редкостное оскорбление, после которого последовали типичные замечания врача относительно имевшего место стресса, а затем две таблетки, погрузившие Карла в страну снов, где он пробыл до самой обедни и даже больше.
Когда он пробудился в воскресенье в половине второго дня, голова его пухла от ужасных картин, зато сердце билось нормально.
— Тебе надо позвонить Йесперу, — сообщил Харди со своего ложа, когда Карл наконец притащился вниз. — Ты в порядке?
Мёрк пожал плечами.
— В моей башке крутятся какие-то образы, от которых я не в состоянии избавиться, — ответил он.
Харди попытался улыбнуться, а Карл готов был проглотить свой язык. Вот что хреново в том, что Харди всегда рядом. Нужно хорошенько подумать, прежде чем открывать рот.
— Я тут подумал насчет Ассада, — сказал Харди. — Карл, а что ты вообще про него знаешь? Может, тебе стоит встретиться с его семьей? Не пришло ли время нанести ему визит?
— Почему ты вдруг об этом заговорил?
— А разве это не нормально — интересоваться своими сослуживцами?
Сослуживцами?! Ассад, значит, теперь его сослуживец?
— Харди, я знаю тебя, — сказал он вслух. — У тебя что-то на уме. О чем ты думаешь?
Тот скривил губы в некоем подобии улыбки. Всегда приятно, когда тебя правильно понимают.
— Я имею в виду лишь то, что я вдруг увидел его по телевизору с другой стороны. Как будто я его не знаю. А ТЫ знаешь Ассада, как ты считаешь?
— Лучше спроси меня, знаю ли я что-нибудь вообще. Кто кого, черт возьми, знает в действительности?
— Тебе известно, где он живет?
— На Хаймдальсгэде, кажется.
— Кажется?
Где он живет, какая у него семья? Какой-то перекрестный допрос, ей-богу. А ведь, увы, Харди прав. Он все еще ни черта не знает про Ассада.
— Так я должен позвонить Йесперу, говоришь? — перевел он тему.
Харди слегка качнул головой. С этой эпопеей с Ассадом он явно еще не закончил. И зачем только ему это понадобилось?
— Ты звонил, — через мгновение говорил он Йесперу по мобильнику.
— Можешь идти в кассу, Калле.
Карлом неожиданно овладел моргательный рефлекс. Парень звучал чертовски уверенно.
— Карл! Меня зовут Карл, Йеспер. Если ты еще раз назовешь меня Калле, я тут же прикинусь глухим. Я тебя предупредил.
— Хорошо, Калле. — Он почти явно засмеялся в трубку. — Посмотрим, услышишь ли ты сейчас. Я отыскал для Вигги бедолагу.
