Только спустя много лет балка застраивается многоэтажными домами. Появляется стадион и плавательный бассейн. Теперь этот район называется «Загородная балка».
7. Как я был пионером
Я захотел стать пионером, когда увидел, как старший брат надел красный галстук и прищемил его специальным зажимом. На зажиме был изображен костер и выбиты слова: «Будь готов!» – это сверху, а внизу – «Всегда готов!». Дело было ещё до войны. После войны галстуки стали повязывать узлом.
Желание усилилось, когда я увидел и близко постоял возле пионерского барабана и горна с вымпелом. Подаренный мне детский картонный барабан и жестяная зеленая дудка не смогли меня утешить. Полное очарование наступило, когда я увидел настоящий пионерский костер.
В пионерском лагере в «Алсу» отбывал свой пионерский срок старший брат. Туда на торжественное закрытие лагеря мы поехали на дядином мотоцикле «Октябрь». Теперь на таких мопедах гоняют подростки. Меня втиснули в щель между дядей и тётей. Весь долгий путь мне было тесно и душно, копчик бился о железную раму мотоцикла, и я все время боялся, что мы упадём и разобьёмся. Дядя был сильно не трезв.
Но все же мы доехали. Жалкие кусты. Зеленые деревянные будки. Лужа вместо реки. Брат здесь в пионерских начальниках. Он сводил меня к большой площади, где в центре из сухих веток была сложена трехметровая куча – будущий костер. Потом меня затискали тётки-пионерки, потому что брат заставил рассказывать им стишки. От них мне захотелось спать, и те же девчонки уложили меня в раскалённой деревянной будке. Сон был тяжелым, и я проснулся больным. Солнце село. Отряды собирались на торжественную линейку. Пришла пора «Элевсинских мистерий».
После традиционной сдачи рапортов линейка превратилась в круг из сидящих на земле пионеров. Вышла луна. В глубокую темно-синюю тень от кучи хвороста выставили меня. Оттуда, из темноты, невидимый голос стал вещать балладу о коричневой пуговке. Когда эта часть ритуала закончилась, появился главный шаман, начальник лагеря. В руках, как и положено шаману, он держал факел. В одно мгновение вспыхнул костер и вознесся высоко к небу. Ещё выше взлетели искры. Яркий свет вырвал из темноты круг участников мистерии. Нестройный хор голосов завопил: «Пусть ярче горит наш пионерский костер!» Но, несмотря на это пожелание, костер осел, и уже в полумраке жрица огня, старшая вожатая, надрывно прокричала в небо: «Пионеры, в борьбе за дело Ленина – Сталина будьте готовы!» Все встали. Сделали пионерский салют и с умеренным экстазом ответили: «Всегда готовы!» Потом хором пели песни. «Взвейтесь кострами, синие ночи!».
Потом была война.
Когда наши освободили Севастополь и в ускоренном темпе был закончен не начинавшийся учебный год, славное дело организовал горком Партии. Чтобы детвора не шаталась по развалкам и чтобы подкормить дистрофиков, при школах и просто в брошенных усадьбах были созданы детские площадки. Я попал на такую площадку в районе «Рудольфы». Просторный Дом с большим садом. Пребывание под надзором с 8.00 до 18.00. Трехразовое питание. Небольшая библиотека и незатейливые детские игры.
Но вот появляется старшая пионервожатая. Будем организовывать пионерский отряд. Кто не пионер, выйти из строя. Я и ещё несколько человек вышли. «Вас через неделю будем принимать в пионеры. Вот текст пионерской клятвы. Переписать и выучить».
Ну, вот! Близок час исполнения заветного желания. Пионерская клятва выучена. Её содержание помню до сей поры. Клятва суровая, создана в военное время. В конце нешуточная угроза нарушителю клятвы. «Так нет же, не бывать тебе пионером!», – сказал ржавый гвоздь и вонзился мне в пятку. Через сутки нога стала болеть, и я не мог на неё наступать. Накрылась площадка, ритуал приема в пионеры пройдет без меня. Ещё через сутки стопу раздуло, боль постоянно усиливалась, появился ознобы, и поднялась температура. «Грифы, почуяв добычу, стали кружить в небе надо мной». Лекарств не было никаких. Скорой помощи и участковой службы не было. Женщины клана собрали совет и решили, что надо меня нести к хирургу и резать. Поликлиника в пятистах метрах на углу нашей улицы. Идти я не могу. Костылей нет. Мама берет меня на спину и выносит из дома. Тут я начинаю так орать, что на улицу выползают все соседи. Мама вынуждена вернуться. Ночью у меня начинается бред. Периодически знобит. Утром температура до сорока. «Люди! Это же сепсис. Я умираю».
Появляется отважный и смелый человек, моя двоюродная тетка Надежда. Женщины о чем-то шепчутся за стеной. И вот молча и даже торжественно, они приближаются к моей кровати. Чую недоброе и начинаю что-то верещать. Тётя Надя спокойно говорит: «Покажи ножку» и тут же обхватывает лодыжку мощной пролетарской рукой. Тетя Таня накрывает мою голову подушкой, а мама всем своим телом прижимает меня к кровати. Личность человечка повержена и раздавлена. Сквозь подушку я ору: «Бляди, бляди!».
Папиной опасной бритвой дорогая моя спасительница вскрывает гнойник, да ещё и выдавливает до пятидесяти граммов гноя. Какая там асептика-антисептика, какой дренаж и гипертонический раствор. Повязка, и меня отпускают. Вскоре я впадаю в забытье, в сон, до следующего утра. Какое светлое пробуждение! Нет боли. Нет температуры. Я буду жить! Слава Богу, я выздоровел. Вот только пионером не стал. Насколько все было серьёзно, я осознал только потом, когда проработал некоторое время хирургом.
Детская площадка отработала свой срок. Пионерская организация самораспустилась, не оставив после себя никаких следов и никакой памяти обо мне. «Отряд не заметил потери бойца» (М. Светлов). 1 сентября я отправлялся в новую школу № 19, где меня никто не знал. Я смекнул, что могу произвести себя в пионеры, минуя формальности посвящения. Так лже-пионер, пионер самозванец, мальчик с временно оккупированной территории внедрился в пионерскую организацию школы. Легенда прикрытия: меня приняли в пионеры на детской площадке, вот на ноге ранение, похожее на входное отверстие пули. Все пионеры отряда рассеяны по другим явкам по всему городу. Разглашать адреса не имею права, так как не знаю. Тем не менее, в первые дни я боялся разоблачения. Какой позор! Мальчик с вражеской территории, пионер-самозванец. Но не было пролетарской бдительности у окружающей шпаны.
Вскоре я легализовался в связи с насильным избранием звеньевым. Это самый младший пионерский чин, но главное – оказано доверие. В четвертом классе все были переростками. У мальчиков рос пух под носом, а девочки имели всё, что надо женщине, и бегали на танцы с матросами на Исторический бульвар. Я был самым маленьким и по возрасту, и физически (13 лет, рост полтора метра). На правый рукав тужурки мне нашили красную лычку, но авторитета мне это не прибавило. Во дворе школы я кое-как произвел построение своего звена из десяти мужчин и женщин. Мои команды, типа «смирно» и «равняйся», вызвали у взрослых детей такие обидные положения тел, жесты и вопли, что к горлу подступил комок, а к глазам слезы. В отчаянии и со злостью я сорвал с себя красную лычку (так не доставайся же никому) и покинул ристалище. Учился я посредственно, карьерный рост, обозначаемый увеличением количества нашивок на рукаве, мне не грозил. Поэтому я без всякого сожаления расстался с чином звеньевого. Только классная руководительница, не во что не вникавшая от отупения работой с таким контингентом, недоуменно пожала плечами и тут же спросила: «А кто у нас желает быть звеньевым?». Оказалось, что у нас никто ничего не желает.
В те годы, когда я был пионером, в Севастополе бытовала такая дурацкая пионерская игра. К тебе мог подойти любой, ухватить в кулак твой галстук и сказать: «Ответь за галстук». В ответ следовало отвечать: «Не тронь рабоче-крестьянскую кровь, оставь её в покое». Если жертва не отвечала или ответ грешил неточностью, то вопрошавший имел право снять с несчастного галстук и считать его своей собственностью. Жуть! Кто это придумал? На каком уровне развития интеллекта находилось это пионерское существо? Особенно глупо и пошло выглядел ответ, поражающий своей абсурдностью. А уж акт снятия галстука.… Если вопрошавший был больше и сильнее тебя, а только так обычно и обстояло дело, то прощай галстук. Жаловаться, не сметь. На жалобу наложено негласное табу.
По полю возле школы постоянно бродила шайка пацанов разного возраста, возглавляемая подростком-гориллой лет пятнадцати. Вожак готовился в тюрьму, ограничиваясь пока набегами на одиноких мальчиков с целью чего-то отнять или просто покуражиться. В своей среде он был знаменит тем, что у школьных окон извлекал из штанов свой лингам, оттягивал двумя пальцами кожу крайней плоти и мочился внутрь себя, т. е. в образовавшийся кожный мешок. Или анатомия у гариллойда была такая, или этому предшествовали длительные тренировки, но из кожного мешка образовывался пузырь. Сжимая рукой этот пузырь, он через узкое отверстие между пальцев выпускал узкую и дальнюю струю, метра на два. К неописуемому восторгу своих клевретов, он гонялся за ними по школьному полю, стараясь попасть струёй в голову.
