Бреннан оторвал взгляд от собаки и зажмурил глаза. Но сразу возникло видение распятого младенца. Филипп затряс головой, пытаясь отогнать это видение, и тут же в нос ударил невыносимо жуткий запах, исходящий от чудовища. То самое зловоние, что преследовало Бреннана в его кошмарных галлюцинациях.
Филипп с такой силой сжал рукоятку оружия, что фигурка Христа врезалась в его ладонь. Боль привела Филиппа в чувство, вернув к действительности. Галлюцинация с младенцем оставила его. Пес внизу замер на месте, не сводя с Бреннана желтых глаз. Как будто удивление было написано на собачьей морде. Чудовище словно раздумывало, что ему делать дальше…
А Бреннан тем временем неторопливо спустился с другой стороны стены и, подхватив кошель с кинжалами, услышал чудовищный вой. Это был отчаянный вой зверя, упустившего добычу.
Глава 17
Питер Стивенсон наблюдал из окна за подкатывающими к зданию лимузинами. Репортеры тут же плотным кольцом окружали людей, выходивших из этих автомобилей. Щелкали вспышки и затворы фотоаппаратов. Питер Стивенсон был вполне доволен собой. Что бы там ни произошло после этого совещания, имя его — Стивенсона — уже вписано в историю. Потому что благодаря исключительно его усилиям эта встреча состоится. Израильтяне должны будут — хотя бы на глазах у публики — за руку здороваться и с сирийцами, и с ливанцами, которые являлись связующим звеном с Палестинским Фронтом Освобождения. Компромисс, наконец, был достигнут, и в течение ближайшего часа ожидается подписание исторического коммюнике.
До сих пор все шло, как надо. Стивенсон закрыл глаза и принялся фантазировать: да, а вот если бы ему удалось перетащить на свою сторону представителей еще и ПФО, то тогда… Нет, это он, пожалуй, хватил через край. А ведь уже и по результатам нынешних переговоров можно представить себе броские заголовки в газетах. Это будет самый веский вклад в дело мира и стабильности с тех самых пор, как Садат ступил на землю Израиля. Правда, изначально Стивенсон рассчитывал на еще большую удачу.
Он даже в мыслях боялся представить, что может произойти, если сейчас где-нибудь случится сбой. Каждая арабская страна обладала ядерным запасом: и Ливия, и Сирия, и Ливан. Стало быть, любая из этих стран в пику другой может развязать новый Холокост?
Однако, что может сейчас вдруг сорваться, спросил он сам себя? Соглашения подписаны, и то, что должно состояться нынче — так это уже для публики.
Стивенсон снова выглянул в окно и увидел, как к зданию приближаются автомобили представителей Израиля. Репортеры у подъезда как по команде засуетились. Вдоль дороги выстроились многочисленные зеваки, глазеющие на красочное зрелище. Впервые за последние месяцы в толпе не было видно ни лозунгов, ни транспарантов. Люди просто наблюдали «исторический момент», чтобы впоследствии рассказывать своим детям и внукам о том, что они-де лицезрели особ, сохранивших мир на планете. А демонстрантов потрясла трагедия на Трафальгарской площади. Они лишились тогда своего лидера и до сих пор скорбели по нему.
Стивенсон вздохнул и отошел от окна. Глянув в зеркало, он одернул костюм и направился к лестнице встречать гостей. Через час весь мир заговорит только о нем. Стивенсон — борец за подлинный мир на планете добился желаемого…
В целях безопасности Филиппу Бреннану и госсекретарю полагалось ехать в разных автомобилях. Зевая, Бреннан разглядывал толпы людей, ощущая каким-то шестым чувством, откуда из гущи зевак на него направлена видеокамера. Возможно, его белозубая улыбка будет сиять сегодня вечером на экранах миллионов телезрителей. Машина затормозила, и Бреннан шагнул в толпу журналистов. — Господин посол, не могли бы вы прокомментировать слухи о том, что по состоянию здоровья вы подаете в отставку?
— Конечно, могу, — на ходу бросил Бреннан, в окружении помощников и телохранителей проталкиваясь ко входу, — это не более чем слухи.
— Как вы себя чувствуете, господин посол?
— Отлично, — расплылся он в улыбке. Да, именно эти кадры дадут они сегодня вечером вслед за теми, другими, где он зевает в автомобиле, подумал Бреннан. Ну да черт с ними со всеми.
Вместе со своим помощником, посол прошел в конференц-зал и сел, как обычно, рядом с госсекретарем. Этот крупный мужчина приветливо кивнул Бреннану, но в его взгляде мелькнула какая-то тень. Филипп надеялся только на то, что тот не будет лезть в душу, выпытывав зачем это Бреннан летал в Рим, покинув свой пост, потому что оправданий у Бреннана не было.
Ладно, сейчас надо забыть обо всем. И Бреннан действительно стал вслушиваться в слова выступающих. Представители Сирии и Ливана сидели рядом. Сзади — русские. Лидеры из ОПЕК расположились вместе, а израильская верхушка находилась справа от американцев. По мере того как Бреннан вслушивался, до него наконец начал доходить тот нехитрый факт, что вот это все и есть реальный мир, его настоящая, действительная жизнь — без сумасшедших священников, дьяволов и всяких там бесов. Он услышал внушительный голос Питера Стивенсона:
— Предложения включают в себя обсуждение вопроса о районе Восточного Иерусалима. Позвольте мне представить вам членов сирийской делегации.
Телекамера тут же крупным планом показала сирийца, легонько постукивающего по микрофону и пробегающего взглядом свои записи.
Сириец заговорил на родном языке, и Бреннан вставил в ухо устройство, позволявшее слышать синхронный перевод. В зале стояла тишина. До того момента, пока выступавший, не коснулся имени Арафата — этого старика, пережившего кучу покушений на себя и до сих пор цеплявшегося за власть.
При одном только упоминании этой «легендарной» фамилии один из израильтян тут же вскочил на ноги. Это был Саймон. Бреннан вместе со всеми собравшимися в изумлении уставился на него, пытаясь понять, что он там выкрикивает на иврите.
Поднялся со своего места и Стивенсон, словно рефери на боксерском ринге. Все заметили, что лицо его белее мела.
В этот самый момент Саймон бросился в сторону сирийца. Кто-то пытался преградить ему путь, но было уже слишком поздно. В лучах прожекторов мелькнул какой-то предмет и, когда израильтянин занес руку для удара, яркий свет юпитеров отразился на массивной ониксовой пепельнице в руке Саймона. Этой пепельницей он что есть силы ударил по губам сирийца. Из горла последнего вырвался не то стон, не то рычание, и, залитый кровью, он опрокинулся навзничь, теряя выбитые зубы. Саймон тем временем навалился на свою жертву. При этом он истерически вопил. И прежде, чем Саймона оттащили, ему удалось нанести сирийцу еще один удар.
Присутствующие в зале словно остолбенели на несколько мгновений. Они тупо наблюдали за дракой, как будто находились в состоянии шока. Потом наступил хаос. Такого ни один из участников не мог представить себе и в кошмарном сне: израильтяне кинулись к Саймону, сирийцы и ливанцы сгрудились возле поверженного. Спустя несколько секунд они яростно набросились друг на друга, с пеной у рта доказывая что-то противникам. В ход пошли кулаки. Стивенсон рухнул на свой стул, будто именно ему заехали по губам ониксовой пепельницей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
