— Пожар! Это пожар!
Свет пламени мог разбудить всю улицу. Но когда они присоединились к стоящим у ворот миссис Фаулер и Эсси, то увидели, что горит маленький каркасный дом на другой стороне Алгонкин-авеню.
— Уолдо! — крикнул Кен.
Он бросился к горящему дому. Эллери устремился за ним. Рима кричала им вслед, умоляя вернуться.
Четыре насоса качали воду. Улица была полна пожарниками и добровольцами. Но они только пытались не допустить, чтобы огонь перекинулся на соседние здания. К дому Уолдо было невозможно подойти — пламя охватило его сверху донизу.
Почерневшая от дыма человеческая фигура лежала посреди улицы.
— Сюда, доктор Уиншип!
— Ему стало плохо от дыма, док. «Скорая» еще не приехала.
Кен прокричал инструкции Риме, и та вскоре выбежала из дома с медицинским саквояжем и одеялами. Маленький человечек корчился и стонал.
— Вы который из…
— Я Дэвид Уолдо. А где мой брат?
Эллери подбежал к шефу пожарных Эверитту Эпуорту, долговязому сельскому жителю, выглядевшему как родной брат Дейкина. Эпуорт жевал табак, сплевывая в сторону от огня.
— Где Джонатан Уолдо?
— Все еще в доме. Нам не удалось до него добраться. Хорошо, что мы вытащили Дэвида. Они спали, как от снотворного.
— Так оно и было, — послышался голос Римы.
— Они принимали снотворное?
— Братья Уолдо были пациентами доктора Додда. Я видела их карты. Оба страдали хронической бессонницей, и доктор Додд обычно прописывал им нембутал, который они регулярно принимали.
— Так вот оно что. — Брандмейстер сердито закричал на одного из пожарных.
— Он не так плох, — сказал Кен, когда «скорая» увезла Дэвида Уолдо. — А другого брата спасти не удалось.
Маленький обуглившийся труп вытащили на рассвете.
— Торговец-шеф? — с сомнением произнес Дейкин. — Только не Джонатан, мистер Квин. Мелкий портняжка. Кроме того, он даже не был партнером Дэвида — по крайней мере, официально. Я говорил с мистером Гонсалесом из Райтсвиллского национального банка, и он сказал мне, что бизнес принадлежал Дэвиду. Даже дом был записан на его имя. При чем же тут ваш торговец-шеф?
— Не знаю, — простонал Эллери.
— На сей раз вы явно лаете не на то дерево.
Эллери скрипнул зубами:
— Братья Уолдо были портными Отиса Холдерфилда и пациентами Себастьяна Додда. Они вместе начали преуспевать после смерти Люка Мак-Кэби и вместе пострадали от смерти Холдерфилда.
— Все это притянуто за уши, мистер Квин. — Лицо Дейкина смягчилось. — Почему бы вам не плюнуть на эту историю? Мне она тоже не давала покоя, пока я не взял себя в руки.
— Где начался пожар?
— В подвале. Сосед увидел, как из окон подвала вырываются языки пламени. А потом загорелся весь дом.
— Это не похоже на поджог? — с надеждой спросил Эллери.
— Нет. Уолдо хранили в подвале запасы жидкостей для чистки одежды, которыми пользовались в ателье. Дом был одним из самых старых на Алгонкин-авеню. Так что это была гигантская трутница.
— И огонь возник сам по себе?
— Это называется самовозгоранием, — улыбнулся Дейкин. — А может быть, всему виной дефектная электропроводка.
— Есть доказательства того или другого?
— Вы же сами видели — к утру там осталось пепелище.
— Вы опросили Дэвида Уолдо?
— Он еще не в состоянии говорить.
Эллери вышел из офиса Дейкина и побрел в сумерках к Площади. Весь день он провел в прогрессирующей активности, но так ничего толком и не выяснил. Пожар мог возникнуть случайно, но мог быть и подстроен. В больнице сказали, что Дэвид Уолдо вне опасности, но к нему никого не допускали. Джонатан Уолдо не являлся «торговцем-шефом», но, тем не менее, был мертв…
Дейкин был прав. Самое разумное — собрать вещи и вернуться в Нью-Йорк с первым же поездом.
* * *
Неоновая вывеска уже горела на здании «Архива». Эллери свернул на Площадь.
Еще никогда он не сталкивался с такой неразберихой. Провалы случались неоднократно, но это был полный хаос. Нельзя даже быть уверенным, что гибель Джонатана Уолдо и чудесное спасение его брата являются частью преступного плана. Связь этих событий с предыдущими была весьма отдаленной. Эллери не мог порицать Дейкина — шеф говорил вполне разумно.
«Может, в этом вся беда, — подумал он. — К неразумному делу нельзя подходить с разумной точки зрения».
Оказавшись у коралловой входной двери «Архива», Эллери, повинуясь импульсу, вошел и спросил О'Бэннона.
Ассистент Мальвины Прентис сидел у себя в офисе, тыча двумя вялыми пальцами в клавиши розовой пишущей машинки.
— Это просто вымогательство, — заявил он, не поднимая глаз. — Можете передать это ей и убираться к дьяволу. Я сыт по горло.
— Судя по вашим словам, Мальвины поблизости нет. Вы нашли книги в Бостоне?
— Книги? — рассеянно переспросил Фрэнсис.
— Да, первоисточники считалки.
— А-а! Они где-то на полках. — Он снова начал печатать. — Я набрасываю для «леди Грязь» заметку о пожаре в доме Уолдо. Что вам об этом известно?
— Полагаю, то же, что и вам. — Эллери отыскал книги. — Если покрасить эти полки в розовый цвет, они будут выглядеть как кружевные панталоны… Здесь все книги?
Эллери сел на зеленый пластиковый стул с охапкой томов: «Книга современных стихов для домашнего чтения» Уильяма X. Ньюэлла, «Музыкальный час» Осборна Мак-Конати и еще несколько. Он начал листать страницы.
— Вы ничего в них не найдете, — сказал Фрэнсис. — Авторы стихов неизвестны. Вам удалось поговорить с Дэвидом Уолдо?
— Нет.
— Мне тоже. Что вам сказал Дейкин?
— А вам?
— Ловко отбрили! Я интервьюировал страховщика от пожара, который выглядел очень несчастным. А вы счастливы, Квин?
— Нет.
— Никто не счастлив. Даже Мальвина. По-моему, город на грани массового психоза.
Эллери перестал переворачивать страницы, уставясь на какие-то слова.
— Скажите, Квин, братья Уолдо были частью этой неразберихи?
— Да.
Стук машинки прекратился.
— Вы сказали «да»?
— Да! — Эллери вскочил, и книги упали на пол.
— Подождите!
Но Эллери уже убежал. Озадаченный О'Бэннон поднял книги.
* * *
— Две возможности, — промолвил Эллери вечером после обеда. — Снова две возможности. Но это не важно. Важна запятая.
Рима посмотрела на мужа. Кен нахмурился, глядя на Эллери.
— Да, запятая… — Эллери шагал по гостиной, ожесточенно дымя сигаретой. — О'Бэннон видел это собственными глазами, но ничего не понял. И никто не понимает. Помните вторую версию считалки? «Богач, бедняк, нищий, вор…»
— «…доктор, адвокат, индейский вождь», — закончила Рима.
— Нет, этот вариант давно отвергнут на веских основаниях. Меня интересует другой.
— «Доктор, адвокат, торговец-шеф».
— Это дает нам семь жертв психоза. Семь трупов. Но запятая… — Он усмехнулся, потирая руки.
— Что вы несете? — осведомился Кен.
— Оказалось, доктор Уиншип, что вторая версия имеет две подверсии. Снова две, понимаете? В первой подверсии считалка оканчивается словами: «доктор, адвокат, торговец-шеф». Но обратитесь к книгам, и вы найдете вторую подверсию: «доктор — запятая — адвокат — запятая — торговец — ЗАПЯТАЯ! — шеф».
— «Торговец — запятая — шеф», — повторила Рима. — Торговец и шеф? Два отдельных…
— Красиво, не так ли? Да, Рима, два отдельных слова. Торговец, шеф. Подходит это нам? О да! Уолдо не были «торговцами-шефами» — они были просто торговцами-портными. Значит, кто-то следует второй подверсии — с восемью персонажами. Номером семь был Джонатан Уолдо…
— Выходит, будет и номер восемь? — обескураженно произнесла Рима.
— Шеф… — пробормотал Кен.
— Шеф чего, Эллери? Какой именно шеф?
Радость на лице Эллери увяла.
— Тут вы приперли меня к стене. Единственные шефы в Райтсвилле, которых я знаю, это шеф полиции и шеф пожарных. — Эллери швырнул окурок в камин. — Черт возьми, не смотрите на меня так! Конечно, Дейкин и Эпуорт меня бы за это прикончили. Но что еще я могу придумать? Что могу сделать? Только отправиться спать!
Вторник, 8 июня
В День памяти павших в войнах шел дождь, однако ежегодное мероприятие в Мемориальном парке выглядело еще мрачнее погоды. Миссис Холмс, преподававшая в райтсвиллской школе сравнительную литературу, пробормотала нечто в стиле Томаса Гарди, другие выступления были менее напыщенными. Кто-то сказал, что подобного Дня памяти не было с 1939 года, когда скончался Мердок Уилер, последний ветеран федеральной армии; другие приписывали ослабление патриотического пыла более недавним трагедиям.
Все с радостью разошлись по домам.
На следующий день погода улучшилась, но настроение в городе оставалось мрачным. Все это чувствовали, хотя никто не знал причины.
