будущем создадим эти виртуальные миры с их виртуальными обитателями, способными делать зло, убивать, причинять боль и лишать других выбора, то несложно представить, как создатель игры сам отправляется в этот мир, чтобы исправить его изнутри. Для меня история Христа – именно об этом. Всемогущий Бог ступил в этот мир так же, как мы входим в виртуальный мир, соединяясь с конечным творением, чтобы искупить поступки других существ, потому что они – наши создания», – объяснял Келли в интервью Christianity Today.
Работая в Wired, Келли пронизал своим изводом богословия все разделы журнала: тексты зиждились на твердой вере, что рынок и децентрализованная компьютерная технология (неважно, как они используются) – это абсолютное добро и благо.
Первый выпуск Wired поступил в продажу в январе 1993 года. Он был напечатан неоновыми чернилами на глянцевой бумаге, яркий дизайн намеренно повторял хаотическую DIY-эстетику, использованную Брандом Стюартом в Whole Earth Catalog. Совсем как Whole Earth, Wired позиционировался как журнал для радикальной цифровой контркультуры, которая находилась в самом авангарде нового оплетенного сетью мира. Wired также стал руководством для аутсайдеров, которым хотелось стать частью захватывающего будущего; он учил читателей, как правильно говорить и думать о технологической революции{345}. «Существует множество журналов про технологии, – писал Россетто в пилотном номере журнала, – но Wired не из их числа. Wired – журнал о самых могущественных людях на планете: о цифровом поколении. Это люди, которые не только предвидели, как слияние компьютеров, телекоммуникации и медиа изменят жизнь на рубеже тысячелетий, – они сами творят эти изменения»{346}.
Wired тут же снискал признание критиков и финансовый успех. К концу первого года у него было 30 тысяч подписчиков. На второй год издание получило престижную журнальную премию (National Magazine Awards), а число подписчиков достигло 200 тысяч. Издание запустило телеканал и поисковик HotBot. К 1996 году Луис Россетто уже мог хорошо заработать на популярности журнала и вывести его на IPO. Для этого были наняты Goldman Sachs, которые оценили Wired приблизительно в 450 миллионов долларов. Журнал был олицетворением цифрового бума и провозвестником «новой экономики» – революционного момента в истории, когда технологический прогресс должен был переписать все правила, ведь все, что случилось до него, устарело и потеряло актуальность.
Издания о компьютерной отрасли появились в Америке еще в 1960-е годы. Они не были модными или яркими, но хорошо справлялись с освещением зарождавшегося компьютерного и сетевого бизнеса, не стеснялись публиковать и критические материалы. Издания типа ComputerWorld первыми подняли вопрос о защите частной жизни и опасностях централизованных компьютерных баз в 1970-х и детально освещали приватизационные скандалы NSFNET в 1990-е. Wired был другим. Как и Whole Earth, он не был как изданием для широкой публики, так и чисто отраслевым{347}. Он скорее был похож на коллайдер IT-профессионалов, на их рекламный листок. Его призванием было выстроить бренд вокруг культа технологий и людей, которые их создавали, а затем адаптировать его для массовой культуры. Журнал продолжил традицию, начатую Стюартом Брандом, маскируя набирающую обороты компьютерную индустрию с помощью контркультурных образов, чтобы сделать ее стильной и стихийно-революционной.
И это не была только поза. В течение нескольких лет неоновые страницы Wired были преисполнены энергией и несли благую весть. В журнале рассказывалось об ультрасовременной технологии Пентагона ведения боя с использованием виртуальной реальности{348}; о шифропанках и «сером» бизнесе, восставших против федерального правительства; о новом классе компьютерных капиталистов, строящих новый технологичный мир на руинах Советского Союза. Журнал приветствовал цифровой бум и разгоряченный фондовый рынок, утверждая, что это не мыльный пузырь и спекуляция, а новая фаза цивилизации, и что технологический прогресс навсегда защитит биржу от краха{349}. В нем печатались рецензии на книги и фильмы, интервью с музыкантами вроде Брайана Ино, обозревались последние компьютерные новинки и проводились журналистские расследования, которые поручались таким научно-фантастическим авторам, как Уильям Гибсон. И конечно же, начиная с пилотного номера, на страницах журнала нередко появлялся Стюарт Бранд. В мире Wired компьютеры и интернет меняли все. Правительства, армии, общественная собственность, традиционное деление на левые и правые партии, бумажные деньги – все это были пережитки прошлого. Компьютерные сетевые технологии отодвигали их в сторону и создавали на освободившемся месте новый мир.
Влияние Wired было не только культурным, но и политическим. Журнал приветствовал приватизированный цифровой мир, что, естественно, было в интересах влиятельного бизнеса, который стремился децентрализовать и прибрать к своим рукам американский телеком.
В пантеоне техногероев, продвигаемых журналом, были правые политики и эксперты, телеком-магнаты и корпоративные лоббисты, которые крутились вокруг Вашингтона, стремясь зажечь всех идеей приватизированного, управляемого корпорациями интернета. На обложку журнала попадали конгрессмен-республиканец Ньют Гингрич и гуру «рейганомики» Джордж Гилдер: материал с ними был посвящен приватизации телекоммуникационной системы, а их ретроградные взгляды на права женщин, аборты и гражданские права ретушировались или же попросту замалчивались{350}. Джон Малоун, миллиардер, монополист кабельного ТВ, возглавлявший TCI, один из крупнейших землевладельцев в США, тоже украсил собой одну из обложек. Wired представил его панком, бунтарем и контркультурщиком, боровшимся против федеральной комиссии по коммуникациям, которая затормозила сделку стоимостью в миллиарды долларов по слиянию его кабельной компании с телефонным гигантом Bell Atlantic. На фотографии он идет с собакой по пустынной сельской дороге, на нем поношенная кожаная куртка, в руках – ружье. Отсылка ясна: это герой Мела Гибсона в «Воине дороги», защищающий родной город от банды отморозков, которые отождествлялись, если развернуть метафору, с чиновниками коммуникационной комиссии. Чем же так крут этот миллиардер? Тем, что ему хватило смелости пригрозить убить главу комиссии, если тот в короткие сроки не одобрит его сделку{351}.
То, что Wired поддерживал бизнесменов-головорезов от телекома и политиков-республиканцев, не так уж удивительно. Луис Россетто, в конце концов, сам был республиканцем, обратившимся в либертарианца, и верил в главенство бизнеса и свободного рынка. Никакого конфликта идеологий.
На страницах журнала часто фигурировала одна группа, впоследствии занявшая видное положение в мейнстримовом мире: Electronic Frontier Foundation (EFF – Фонд электронных рубежей){352}. Фонд был основан в Сан-Франциско в 1990 году тремя миллионерами, которые тусовались на сервисе обмена сообщениями Стюарта Бранда – The Well. С самого начала EFF выступал в поддержку зарождавшейся индустрии провайдеров интернет-услуг{353}. В 1993 году соучредитель фонда Митч Капор написал для Wired статью, в которой изложил свое отношение и позицию EFF к будущему интернету: «Частная, не общественная… жизнь в киберпространстве, похоже, складывается так, как хотел бы Томас Джефферсон: она основана на индивидуальной свободе и приверженности плюрализму, многообразию и общности»{354}.
Wired
