занимала русская гвардия, а Император внимательно следил, чтобы никто из раненых не был забыт. Чтобы найти их всех, нужно было пройти все место битвы — около двух лье, и потому каждый корпус выделил своих людей для исполнения этой печальной миссии.
Тем вечером мы отправились в одну из находившихся возле озер деревень за соломой и дровами. Идти нам нужно было быстро, и в темноте почти ничего не видели. Но наши мародеры нашли несколько ульев, и чтобы взять из них немного меда, подожгли огромный сарай. Пламя этого пожара дало достаточно света, чтобы мы смогли взять все, что нам было нужно для такой очень холодной ночи, и осветить нам обратный путь. Съестного я не нашел, но зато мне попался большой, сделанный из сосновых клепок бочонок. Потом я взял пуховую перину, запихнул ее в этот бочонок и попросил одного из моих товарищей помочь устроить его на моей спине. После этого я пошел вверх по косогору — проклятый бочонок непрерывно елозил по моей спине, но у меня все же хватило духу дойти до своего бивуака. Там я сбросил его на землю. И ко мне тотчас подошел мой капитан Ренар. Он попросил меня выделить ему немного места в моем бочонке. Я сразу же вернулся в деревню и принес еще соломы — сперва я уложил ее, а потом сверху накрыл периной. Затем мы влезли в наш бочонок, а ноги протянули к костру. Никто и никогда так комфортно не спал той ночью. Мой капитан сказал: «Я очень благодарен вам и никогда этого не забуду».
Утром мы вошли в Аустерлиц — бедную маленькую деревню, с крытыми соломой жилищами и старым замком, и, тем не менее, в стойлах усадьбы мы нашли шестьсот овец — они немедленно пошли на пайки для гвардии. На встречу с Наполеоном прибыл Император Австрии. После того, как оба Императора пришли к согласию, мы умеренным шагом отправились в Вену, а оттуда в Шёнбрунн, где до полного решения всех вопросов нас поселили в прекрасном дворце. Гвардия получила приказ короткими маршами и с недолгими остановками вернуться во Францию. Как мы обрадовались! И думали, что теперь мы будем лучше питаться! Но вот армия не пошла обратно — необходимо было подписать официальный мир и требовалось некоторое время для восстановления некоторых подразделений. Длина отдельного марша не превышала 20-ти лье, и это было очень хорошо для нас, поскольку к нашему прибытию пища была всегда готова. Нас очень хорошо принимали в Баварии, и, перейдя Рейн, мы радостно вошли в нашу родную Францию.
Добрые граждане Страсбурга очень торжественно встретили нас. Я сразу же отправился на ту свою квартиру, где оставил все свои вещи. Они все были в целости и сохранности. Мои милейшие хозяева сразу узнали меня и спросили: «Вы не ранены?» Их младшая дочь сказала: «Мы молились за вас, все ваше белье чистое и белое, а ваши серебряные пряжки сверкают. Я попросила ювелира отполировать их». «Спасибо, моя дорогая, а привез вам из Вены прекрасную шаль, и прошу вас принять ее». Она смутилась и покраснела, ведь рядом стояла ее мать, но и она, и ее отец, оба были в полном восторге. Я сказал им: «Если бы я погиб, мои вещи достались бы вашей дочери». Ее отец взял меня за руку. «Пойдемте в кафе, — сказал он, — гвардия проведет здесь несколько дней, и у вас будет время отдохнуть».
Я получил эту прекрасную шаль в императорском дворце, где я стоял на страже. Хозяйка замка[52] спросила меня, женат ли я. Я ответил: «Да, мадам». «Тогда я хочу сделать подарок для вашей жены в обмен на вашу заботу о моем муже».
Потом мы отправились в прекрасный город Нанси, а из Нанси в Эперне. Первый батальон отделили от остальных и направили в городок Аи, что в лье от Эперне — именно здесь делают игристое вино. Этот город очень разбогател благодаря торговле этими винами, в течение пятнадцати лет через него не проходил ни один солдат. Нигде нас так не встречали, как там. Они не позволили ни одному гвардейцу платить за себя, они взяли на себя все расходы. «Сейчас пить шампанское не следует, — сказали нам они, — но сегодня вечером мы попробуем его. Будьте уверены, недостатка в нем у вас не будет». Вечером, после обеда, подали шампанское, а потом хозяевам пришлось брать своих солдат на руки и относить их в постель — сами идти они не могли.
Утром все наши домовладельцы вышли проводить нас в сопровождении своих слуг нагруженных целыми корзинами вина, и нашим офицерам пришлось чуть ли не на коленях умолять этих добрых людей уйти. Наши перепившиеся падали в канавы — солдаты были совершенно не в форме. Примерно три часа нам понадобилось для отдыха на равнине в двух лье от Эперне, чтобы дать время всем собраться вместе. Добрым гражданам Аи пришлось подбирать отставших и приводить их на место сбора — к утру следующего дня все были на месте, и, тем не менее, никто наказан не был.
Мы добрались до Мо, в Бри, где нас очень любезно приняли. Я был один, и я пошел со своим ордером на жилье на улицу Басс, которая ведет в сторону Парижа. Мне был нужен кто-нибудь, кто мог бы прочесть мой ордер, поскольку сам я читать не умел. Один плотного сложения человек сказал мне: «Эта дама богата, но она отправит вас в отель. Вот здесь, где слесарная мастерская». Я подошел к слесарю и показал ему свой ордер. «Дорогой мой, — сказал он, — моя хозяйка отошлет вас в отель». «Отлично, но я думаю, что все-таки я остановлюсь у этой дамы. Зайдите ко мне через час». — «Но вас там не будет». — «Вот увидите, все будет хорошо». Я поднялся на второй этаж. «Доброе утро, мадам, вот ваш ордер». — «Но, мсье, я не беру постояльцев». — «Я знаю это, сударыня, но я очень устал, мне нужно немного отдохнуть. Если мадам будет столь любезна, вот 15 су, я хотел бы бутылочку вина. А потом я уйду».
Она взяла мои пятнадцать су и пошла за бутылкой вина. Как только она вышла из дома, я сразу же разделся и обмотал свою голову платком. Я завалился в ее постель и начал дрожать так сильно, как только мог. Вскоре мадам вернулась, и увидев меня в своей постели, она тотчас начала кричать. Затем она пошла за своими жильцами и посовещалась
