– И что светлость Ясна думает о ваших способностях? – спросил он, не прерываясь.
– Сомневаюсь, что ей есть до этого дело, – сказала Шаллан и скривилась, вспомнив их разговор. – Похоже, она не великий ценитель изобразительных искусств.
– Наслышан. Увы, это один из ее немногих недостатков.
– А другая маленькая проблема заключается в том, что она еретичка?
– Именно, – с улыбкой согласился Кабзал. – Должен признаться, входя сюда, я ждал безразличия, а не почтения. Как же вы сделались частью ее свиты?
Шаллан вздрогнула, впервые сообразив, что брат Кабзал принял ее за одну из секретарш светледи Холин. Возможно, за ученицу.
– Вот зараза… – пробормотала она.
– Гм?
– Брат Кабзал, кажется, я невольно ввела вас в заблуждение. Я никак не связана со светлостью Холин. Пока, по крайней мере. Я пыталась убедить ее взять меня в ученицы.
– А-а, – сказал он, завершая лакировку.
– Простите.
– За что? Вы не сделали ничего плохого. – Он подул на рисунок и перевернул, показывая ей. Лакировка была безупречной, ни единого потека. – Дитя, вы не окажете мне услугу? – Жрец отложил лист.
– Что угодно.
Он вскинул бровь, услышав это.
– В рамках здравого смысла, – прибавила она.
– И кто же установит эти рамки?
– Видимо, я.
– Какая жалость. – Кабзал поднялся. – Тогда я ограничу себя сам. Не могли бы вы сообщить светлости Ясне, что я заходил ее проведать?
– Она вас знает?
Что общего могло быть у гердазийского ревнителя с Ясной, убежденной безбожницей?
– О, я бы так не сказал. Но надеюсь, она помнит мое имя, поскольку я уже несколько раз просил об аудиенции.
Шаллан кивнула, вставая:
– Полагаю, вы хотите обратить ее в истинную веру?
– Она представляет собой уникальный вызов. Не думаю, что я смогу жить спокойно, если хотя бы не попытаюсь ее переубедить.
– Хотелось бы, чтобы вы жили спокойно, – заметила Шаллан, – ибо в ином случае может возобладать ваша противная привычка почти убивать священнослужителей.
– Всенепременно. И думаю, личное сообщение от вас может помочь там, где письма остались без ответа.
– Я… сомневаюсь.
– Что ж, если она откажет, это всего лишь будет означать, что я вернусь. – Он улыбнулся. – И тогда, надеюсь, мы опять встретимся. Так что я очень жду.
– Как и я. И простите еще раз за недопонимание.
– Светлость! Я вас умоляю, не берите на себя ответственность за мои предположения.
Она улыбнулась:
– Я не посмею взять на себя ответственность за вас, о чем бы ни шла речь, брат Кабзал. Но мне все же неловко.
– Это пройдет, – заверил он, и синие глаза блеснули. – Но я постараюсь сделать так, чтобы вы почувствовали себя наилучшим образом. Есть ли что-то, что вы любите? Я хочу сказать, помимо ревнителей и рисования потрясающих картин?
– Варенье.
Он склонил голову набок.
– Оно мне нравится. – Шаллан пожала плечами. – Вы сами спросили, что я люблю. Варенье.
– Так тому и быть.
Он вышел в темный коридор, вылавливая из кармана сферу, чтобы осветить себе путь, и через несколько мгновений исчез.
Почему он сам не дождался Ясны? Шаллан покачала головой, потом залакировала два других рисунка. Она едва успела их высушить и начала укладывать в свою сумку, как в коридоре послышались шаги и раздался голос принцессы.
Шаллан поспешно собрала свои вещи, оставила письмо на столе и, спрятавшись в боковой части алькова, решила ждать. Ясна Холин вошла миг спустя в сопровождении небольшой группы слуг.
Выглядела она недовольной.
8
Ближе к огню
«Победа! Мы стоим на горе! Мы разметали всех врагов! Мы поселимся в их домах, их земли станут нашими фермами! И будут они гореть, как мы когда-то горели, в том месте, что пустынно и безлюдно».
Записано в ишашан, 1172, 18 секунд до смерти. Наблюдалась светлоглазая старая дева восьмого дана.Опасения Шаллан подтвердились, когда Ясна посмотрела прямо на нее и раздраженно уперлась защищенной рукой в бедро:
– А-а, так это ты.
Шаллан съежилась:
– Вам слуги сказали, да?
– Ты же не думала, что они оставят кого-то в моем алькове и не предупредят меня?
Позади Ясны в коридоре топтались несколько паршунов, каждый нес высокую стопку книг.
– Светлость Холин, – сказала Шаллан, – я просто…
– Я потратила на тебя достаточно времени, – перебила Ясна, и глаза ее гневно сверкнули. – Ты уйдешь, юная госпожа Давар. И я не увижу тебя снова, пока буду здесь. Я понятно выражаюсь?
Надежды Шаллан рухнули. Она сжалась. Ясна Холин подавляла одним своим присутствием. Ей нельзя было перечить. Хватало одного взгляда глаза в глаза, чтобы это понять.
– Простите за беспокойство, – прошептала Шаллан и, прижимая к груди сумку, ушла со всем достоинством, на какое еще была способна.
Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться от досады и разочарования, пока неслась по коридору, чувствуя себя полной дурой. Шаллан достигла шахты подъемника, но паршуны уже вернулись вниз, доставив Ясну. Девушка не стала звонить в колокольчик, вызывая их. Взамен она прижалась спиной к стене, сползла на пол, притянула колени к груди и обхватила их, сжимаясь в комочек. Свободной рукой вцепилась в локоть защищенной сквозь ткань длинной манжеты и попыталась выровнять дыхание.
Злые люди сбивали ее с толку. Она не могла не вспомнить своего отца во время одной из его гневных тирад, не могла не услышать вновь крики, вопли и всхлипы. Была ли она слабой оттого, что противостояние лишало ее равновесия? Она чувствовала, что так и есть.
«Дура, какая же ты дура, – думала Шаллан, и несколько спренов боли выкарабкались из стены рядом с ее головой. – С чего ты взяла, что сумеешь это сделать? Ты за всю свою жизнь выбиралась за границы семейных земель с полдесятка раз! Идиотка, идиотка, идиотка!»
Она убедила братьев довериться ей, возложить надежды на ее нелепый план. И что же теперь? Она потратила шесть месяцев, на протяжении которых их враги подбирались все ближе.
– Светлость Давар? – неуверенно спросил кто-то.
Шаллан подняла голову. Глубоко погрузившись в отчаяние и не заметила, как подошел слуга. Это был молодой человек в совершенно черной униформе, без эмблем на груди. Скорее всего, ученик.
– Светлость Холин желает поговорить с вами. – Он жестом указал на альков Ясны.
«Чтобы устроить мне новый разнос?»
Лицо Шаллан искривилось гримасой боли. Но наделенная властью дама вроде Ясны получала то, что хотела. Девушка заставила себя перестать дрожать, потом поднялась. По крайней мере, она сумела не расплакаться и не испортила макияж. Она последовала за слугой в освещенный альков, прячась за прижатой к груди сумкой, как на поле боя прячутся за щитом.
