— Да. И, кстати, что можешь сказать о самом Петре?
— Его личность окутана тайной. Высок. Худощав. Обладает поразительным, пронизывающим взглядом. Очень умен. Уважает и неплохо разбирается в естественных науках. Например, его Малый дворец, несмотря на убогость вида, набит техническими новинками как лавка алхимика чудными зельями. Причем значительную их часть изобрел лично он. Поговаривают, что серебряная сталь — тоже его рук дело. А в совсем юном возрасте, как мне сказали в Вене, он лично построил весьма дельный ткацкий станок. Кроме того, он интересуется финансами.
— Любит женщин?
— Вполне. Женат. Есть любовница, с которой он познакомился еще до свадьбы. Анна Росс. Очень интересная особа. Как и царь весьма худощава. Обладает изящной фигурой и небольшим ростом. Однако, несмотря на хрупкость, родила Петру уже троих детей, которые выжили и неплохо себя чувствуют. Двух мальчиков и одну девочку. Местные зовут ее рыжей бестией, боятся, но уважают. Очень умна. Хорошо разбирается в деньгах, по слухам, обучалась лично царем прямо в постели, — с улыбкой произнес Шарль. — Подлого происхождения — из семьи корабельного плотника. Шотландка. Этой весной за верную службу, Петр пожаловал ее дворянским достоинством. Теперь она герцогиня.
— О! Он так ее любит?
— Похоже на то. Говорят, что у них обоюдная и сильная любовь, длящаяся уже не первый год. Даже супруга не против этого романа.
— Еще бы она была против! — Усмехнулся Людовик.
— В Московии довольно дикие нравы, — чуть замявшись, произнес министр. — Слово правителя не закон само по себе. Его вполне можно оспорить в Боярской думе. Так у них называется парламент. Кроме того, время от времени они собирают представителей со всех земель и обсуждают важные вопросы.
— Действительно, — кивнул Людовик. — Дикари. И как он в таких условиях может править? Да–а–а. Странно. Почему тогда жена не против этого романа? Если бы я давал волю своим женщинам, то они просто перегрызлись бы как свора собак.
— Они умудрились подружиться к удивлению даже родителей супруги, которые не понимают как это вообще возможно.
— И выступают единым фронтом? — Усмехнулся Людовик. — Да, не завидую я ему.
— Он пока справляется. Анна всегда при нем, как верный оруженосец. А Мария в Москве. Он ее старается привлекать вместе с сестрой Натальей к развитию культурной жизни. Сейчас в их ведении театр, консерватория и опера. Хотя, по мнению Вены, весьма убогие.
— Значит он не совсем грубый солдафон, как я поначалу подумал, — усмехнулся Людовик. — Хотя удивительно его пренебрежение искусством и модой. Кстати, а сколько ему лет?
— Двадцать, Ваше Величество.
— Очень интересно… значит и листовое стекло, и серебряная сталь, и сильный политик, да и военная удача его не обходит стороной. Шарль, как мы могли упустить восхождение такой звезды на европейском небосводе? Да еще допустить, чтобы он связался с этими… голландцами, — произнес Людовик, отметив последнее слово с особым омерзением.
— Ваше Величество, это очень далекая и дикая страна. У нас там просто нет своих людей.
— Так заведите! — С легким раздражением произнес Людовик. — А вообще отправляйте дипломатов. Пусть все разведают сами, а не со слов Вены. Если он действительно таков, каким, ты его мне описал, то, по всей видимости, Всевышний услышал мои молитвы. Это ведь шанс, Шарль. Хороший шанс сдавить Леопольда так, чтобы его Империя треснула как гнилая скорлупа. Ступайте, Шарль. И жду от вас результатов.
Глава 9
10 октября 1692 года. ВенаЛеопольд задумчиво смотрел в окно, наблюдая за тем, как по слякотным улицам прохаживаются солдаты караула, ежащиеся от холодного мелкого дождика. Заканчивался очередной год — тяжелый, но вполне успешный.
— Ты знаешь, — тихо произнес Леопольд, — я никак не могу понять, что я упустил что‑то главное. Уже добрую неделю мучаюсь.
— Главного в чем? — Переспросила его супруга — Элеонора[42].
— В прошлом году мы разбили войска султана, да так, что он вынужден отступить и сейчас зализывает раны. Поговаривают, что он слег и скоро умрет. Да с такой уверенностью, будто сами станут его ядом опаивать. Впрочем, это не исключено. Потеря Крымского ханства и полный разгром в Сербии совершенно подняли на уши весь двор Стамбула.
— Священная Лига не могла проиграть, — пожала плечами супруга. — Слишком неравные силы.
— Да, но с французами мы воюем сами. И, судя по всему, наши успехи в Пфальце будут иметь продолжение.
— Ведь туда ушел наш лучший генерал — Людвиг Баденский, вместе с отборными войсками, закаленными в войне с османами. У него были все шансы на успех.
— Верно, — кивнул Леопольд. — И я о том же. Все складывается как нельзя лучше. Но меня гложет ощущение, что я что‑то упустил. Что‑то безмерно важное…
— Петр.
— Что?
— Эта деталь, которая тебя волнует, именуется Петром, — с улыбкой произнесла Элеонора. — Он ведь смог нас всех поистине удивить. Да так сильно, что им заинтересовался твой двоюродный брат.
— Людовик?
— В Парижских салонах «дикая Московия» и ее удивительно талантливый, но неотесанный правитель стал довольно популярной темой для дискуссий и стремительно обрастает ореолом романтичности. Некоторые дамы уже не скрывают своего интереса к нему, смакуя возможную поездку и то, как станут учить его хорошим манерам, дабы «талант засиял как самоцвет в изящной оправе».
— О да, — усмехнулся Леопольд, — такие разговоры без заинтересованности со стороны Людовика вряд ли могли начаться. Хотя, зная Петра… — произнес Леопольд и блаженно закатил глаза.
— Я многое бы отдала, чтобы посмотреть на лица тех благородных особ, что попытаются приручить этого дикого… эм… медведя.
— Медведя? Почему медведя?
— Он у него изображен на личном штандарте.
— А, ты про ту шутку.
— Насколько я знаю, Петр совершенно не шутил. И продолжает использовать его в качестве личного штандарта.
— Да уж… — покачал головой Леопольд. — Для утонченных натур из Парижских салонов такой… эм… солдатский юмор может оказаться слишком неожиданным. Хотя в этом весь Петр. Неожиданность. Непредсказуемость.
— Его мотивы вполне понятны, — отметила Элеонора. — Вопрос в том, что при воплощении в жизнь своих планов он большой выдумщик. Этого у него не отнять. Впрочем, это в нем и ценно, наравне с удивительно расчетливым восприятием жизни.
— И не говори. Умен, предприимчив, изворотлив. И такие успехи в столь юном возрасте.
— Вот–вот. Успехи. Наши успехи в Пфальце явно не по душе Людовику, поэтому он начал искать союзника. Уверена, что Петр его заинтересовал именно в этом ключе. Ведь Речь Посполитая, несмотря на всю свою силу, весьма разобщена. Она настолько «хороший» союзник, что такого не грех и врагу уступить.
— Но ведь они помогли нам снять осаду Вены и совершили поход в Бессарабию…
— Осаду Вены снимали не только они. И отличились там только крылатые гусары, составлявшие малую часть войска. Остальные оказались обычным сбродом, прекрасно себя показавшим в Бессарабии. Когда я заинтересовалась тем походом, то мне такого рассказали, что …. А… — махнула Элеонора рукой. — Все никак не могли решить кто кому подчиняется. В итоге — доигрались. Уверена — мы справились и без них.
— Но зачем ты настояла на их включении в Священную Лигу?
— Из‑за России. Ведь они воевали. И как ты видишь, мы не прогадали. Удар, нанесенный по Крымскому ханству и черноморской торговле османов просто сокрушителен. Не думаю, что они смогут в разумные сроки оправиться.
— Девять лет… девять долгих лет Ян не может их собрать на войну, помогать в которой они обязались. Даже в Бессарабию, где особо и противника серьезного нет.
— Зато как красиво они вляпались в ловушку Петра! — Усмехнулась Элеонора. — Вся Речь Посполитая в едином порыве бросилась захватывать дармовых рабов. Без какого‑либо порядка и организации. Огромная неуправляемая толпа чванливых и недисциплинированных болванов, — с легким омерзением отметила Императрица. — Впрочем, свою роль они сыграли прекрасно, избавив Стамбул от пятидесяти тысяч озлобленных солдат. Пусть и дурно обученных, но верных делу.
— Самое неприятное в этом деле то, что эти… союзники, понесли весьма серьезные потери и будут вопить по окончанию войны, что им причитается.
— Хватит с них и плена, — усмехнулась Элеонора. — После Днепровской бойни у Яна практически не осталось крылатых гусар, а заодно и почти всей боеспособной шляхты. Полагаю, что это понимают и он, и Сейм. Учитывая их вклад в общее дело им и этой подачки более чем достаточно. А если кто‑то не понимает, то мы намекнем.
— А не развернет ли это Речь Посполитую против нас? — Выгнув бровь, поинтересовался Леопольд.
— Скорее всего так и будет.
— Но… зачем нам это?
