Я знал, что винить нужно не только инфекцию. Она также находилась в постоянном стрессе из-за моей работы. Я не только собирался разрушить семью, чтобы их защитить, но еще мои жена и новорожденный сын оказались под угрозой. Я собирался найти способ уйти из ФБР после этого. Нам с Томасом повезет, если наша семья к тому моменту останется невредимой.
— Перестань, — сказала Эбби, увидев мое выражение лица. — Мы ничего не могли сделать. Просто так сложились обстоятельства.
— И он в порядке, — добавила Элли. — Он завывал как банши всю дорогу по коридору. У него сильные легкие и мэддоксовский темперамент. Все с ним хорошо.
— Как думаете, нам разрешат забрать его домой? — Неожиданно спросила Эбби голосом, переполненным надеждой.
Я похлопал ее по руке.
— Возможно, нет. Во всяком случае, не сразу. Но давай подождем новостей из интенсивной терапии, прежде чем расстраиваться еще сильнее.
— Ты имеешь в виду, прежде чем я еще сильнее расстроюсь, — сказала она.
Я поднес её руку к губам и закрыл глаза. Чувство вины было невыносимым. Я был рад, что отец вмешался в нашу с Трентоном ссору, потому что я уже был готов вернуться к тем временам, когда решал все свои проблемы кулаками. Мне было девятнадцать будто сто лет назад, и, честно говоря, быть взрослым — полный отстой. Было намного проще стащить с себя футболку и начать размахивать кулаками, чем слушать, как Трентон ведет себя как безрассудная сволочь, и стараться быть великодушным, когда все, что я пытался сделать, это спасти ему жизнь.
— Детка, — сказала Эбби, видя, как мои внутренние терзания просачиваются наружу.
— Трентон узнал насчет ФБР, — сказала Элли. — И что Кэми уже знала. Он воспринял это близко к сердцу.
Эбби посмотрела на меня.
— Он обвинил во всем тебя.
— А кого еще он мог винить? — Проворчал я.
Эбби переплела наши пальцы.
— Осталось еще немного.
Я кивнул, понимая, что мы не могли больше сказать при Элли и Фэйлин.
Эбби рассказала о родах, и все они снова стали плакать на моменте, когда Картера вывозили из комнаты. Сестры обнялись, после чего Элли и Фэйлин пошли обратно в комнату ожидания, чтобы проверить родных.
Эбби вздохнула, откинув голову на подушку.
— Хочешь, чтобы я соорудил себе здесь постель и остался? — Спросил я.
Она покачала головой, осторожно нажимая на живот и морщась.
— Тебе надо постараться выспаться. Завтра будет длинный день.
— Ты имеешь в виду сегодня?
Эбби посмотрела на часы на стене.
— Лииз приедет через несколько часов. Медсестра сказала, что кресло можно почти полностью разложить.
Я встал и кивнул, обойдя больничную койку к сиреневому креслу поблизости. Сестра уже сложила там пару покрывал и подушку друг на друга. Кресло заскрипело, когда я пододвинул его к кровати. Я сел и накрылся одеялом, после чего потянул за рычажок и откинулся назад.
С помощью пульта Эбби погасила свет, и на протяжение недолгого времени стояла драгоценная тишина. Когда я уже начал задремывать, открылась дверь, и я услышал, как зашла медсестра.
— Здравствуйте, миссис Мэддокс. Я подумала, что захотите попробовать молокоотсос, — она подняла небольшое устройства с трубочками, похожее на маленький клаксон.
Эбби выглядела испуганной.
— Почему?
— Картер еще недостаточно окреп, чтобы сосать грудь, так что мы будем кормить его через трубочку. У нас есть специальная молочная смесь, но ваше молоко больше подойдет. Хотите попробовать?
— Я... — Она замолчала, глядя на молокоотсос, которым никогда не пользовалась. Наших близнецов она кормила грудью, и все время оставалась дома, поэтому ей никогда не приходилось его приобретать. — Я даже не уверена, что там есть, что откачивать.
— Вы удивитесь, — сказала медсестра. — Его желудок меньше шарика, поэтому много ему не нужно.
— И мои антибиотики не навредят? — Спросила она, подняв руку. Я так гордился ей. Даже вымотавшись, Эбби задумывалась о таких вещах, что мне в голову даже не приходили.
— Абсолютно, — ответила медсестра.
— Хооорошо, — сказала Эбби. Она выслушала все указания медсестры. Когда та ушла, она так и продолжила сидеть, с презрением глядя на емкость и трубочки.
Я сел.
— Хочешь, я помогу?
— Точно нет, — ответила она.
— Я могу просто...
— Нет, Трэвис. Если я и буду доить себя как корову, ты точно не будешь помогать мне это делать. И смотреть ты тоже не будешь.
— Детка, это не что-то плохое. Ты делаешь это для нашего сына.
— Просто это чувствуется таким... личным.
— Ладно, — сказал я, выбираясь из кучи одеял в кресле. — Уверена?
— Уверена.
— Я вернусь через пятнадцать минут. Нужно что-нибудь, прежде чем я уйду?
— Неа.
— Удачи, Гулька.
Эбби подняла этот маленький клаксон, будто показывая мне большой палец, и я усмехнулся, желая, чтобы со всеми проблемами можно было разобраться так же. Я закрыл за собой дверь и вернулся в коридор перед комнатой ожидания к своей семье. Кэми в одиночестве сидела на скамейке.
— Где все? — Спросил я.
— Медсестра принесла раскладушки. Все, кроме папы, спят в комнате ожидания.
— А он где?
Камилла кивнула в сторону родильной палаты, откуда раздавался знакомый храп Джима Мэддокса. Он вдыхал через нос, потом его щеки наполнялись воздухом, и после этого он, наконец, выдыхал воздух.
— Он уговорил их выделить ему отдельную палату?
— Он боялся, что своим храпом разбудит детей. Настаивал, чтобы расположиться здесь, но это увидели медсестры, и, ты же знаешь... Все любят Джима.
— Ты не устала? — Спросил я.
Она пожала плечами.
— Не думаю, что Трент жаждет моей компании.
Я сел рядом с ней.
— Кэми... Ты же знаешь, он тебя любит. Просто ему на голову много свалилось.
— Знаю, — ответила она, заламывая руки. — Наши с Томасом секреты... Все эти годы они вырывались наружу. Я знала, что однажды они выплывут, и он будет сердиться. Я просто не ожидала, что буду чувствовать себя такой виноватой.
— Потому что ты не хочешь видеть, как он страдает.
— Да, не хочу.
Я уставился на пол.
— Никто не собирается бежать на этот раз.
— Слышал что-нибудь от Лииз? Какие-нибудь новости?
— Нет, — сказал я, и это была правда. Мне не нужно было слышать новости: я точно знал, что должно было произойти.
— Разве не странно, что она согласилась прилететь? В то время, пока Томас приходит в себя?
— У нее маленькая малышка, и... — Я замолчал. Не хотелось говорить еще больше лжи, а худшее еще было впереди.