Камилла притихла.
— Он не выжил, да? Она хочет сказать нам это лично. — Когда я не ответил, Камилла стала сверлить меня взглядом, пока я на нее не посмотрел. — Скажи мне, Трэвис. Он мертв?
— Ты хочешь хранить еще больше секретов от Трентона? Что будет, если он узнает, что ты узнала о Томми до него? Опять?
— Просто скажи мне, — сказала она. — Я имею право знать.
— Больше, чем все остальные?
— Трэвис. Я много лет защищала ради него его тайну.
— И посмотри, где ты сейчас.
Камилла задумалась о моих словах и откинулась назад. Она закрыла глаза, болезненно сморщившись.
— Ты прав.
Я встал, оставляя Камиллу наедине с ее слезами, и пошел обратно в палату, удивленный, что смог почувствовать себя еще хуже, чем раньше. Стало на одного человека меньше, чью жизнь я должен был разрушить. Я замер в коридоре перед дверью Эбби, осознавая, что нам придется сказать это детям. Моим детям. Я должен буду смотреть им прямо в глаза и сказать, что их дядя умер.
Я прикрыл глаза, задаваясь вопросом, как в будущем буду объяснять им, почему они не должны врать. Как они смогут доверять мне после такого? Я толкнул дверь как раз в тот момент, когда Эбби закрывала крышку на молокоотсосе.
— Ну и как это было? — Спросил я.
Она замерла.
— Что случилось?
— Дети, — сказал я.
Она вздрогнула.
— Что с детьми?
Я вздохнул.
— Черт. Нет, прости. Они в порядке. — Я сел рядом с ней, забирая из ее рук отсос, и поцеловал ее в лоб. — Они в порядке. Просто я вдруг осознал, что нам надо будет рассказать им о Томасе.
Она посмотрела на меня, широко раскрыв глаза:
— Это разобьет им сердце.
— И потом... Позже...
Эбби закрыла глаза, и я обнял ее.
— Знаю. Мне жаль.
— Они никогда больше нам не поверят.
— Может, они поймут.
Ее глаза в десятый раз за утро наполнились слезами.
— Не в ближайшее время.
Медсестра постучала и зашла, и ее волосы подпрыгивали с каждым ее шагом.
— Доброе утро, — прошептала она.
— У меня не очень много набралось, — сказала Эбби, когда я передал все медсестре.
Та посмотрела на емкость и улыбнулась, сузив глаза.
— Тут достаточно. Это его осчастливит.
— Можем мы увидеть его? — Спросил Эбби.
— Да, — ответила медсестра, указывая на нее. — Как только вы немного отдохнете.
— Мы пытались, — сказал я.
— Без проблем. Напишу записку «не беспокоить».
— Только если, — начала Эбби.
— Только если что-нибудь не случится. Есть, мэм. — Медсестра закрыла за собой дверь, и я вновь расположился в кресле.
Эбби погасила лампочку возле нее, и источником света в палате остался лишь восход солнца, проглядывающий через жалюзи. Птицы снаружи чирикали, а я задумался, смогу ли когда-нибудь снова поспать.
— Я люблю тебя, — прошептала Эбби, лежа в постели.
Мне захотелось забраться к ней на кровать, но я побоялся задеть капельницу.
— Я люблю тебя больше, Голубка.
Она вздохнула и поерзала на кровати.
Я закрыл глаза, слушая ее дыхание, звук капельницы и надоедливое пение птиц снаружи. Каким-то образом я выпал из реальности, и мне снилось, как я первый раз лежал рядом с Эбби в своей студенческой квартире и думал, как же мне, черт возьми, ее удержать.
ГЛАВА 17
Шепли
Америка держала меня за руку, ведя в палату Эбби. Пахло дезинфицирующим средством и цветами, и именно поэтому я был рад, что последних двух наших мальчиков Америка рожала дома. Больницы заставляли меня нервничать, наверное, потому, что в основном они были связаны для меня с плохими воспоминаниями. Я был в больнице Мерси, когда навещал с родителями Диану, когда сломал руку, когда Трентон попал в аварию с Макензи и потом опять с Камиллой. Единственными хорошими воспоминаниями о больнице Мерси для меня было появление на свет Эзры и близнецов Трэвиса и Эбби.
— Привет, — сказала Эбби с улыбкой, обнимая Америку, когда та к ней наклонилась.
— Выглядишь отлично! — Сказала Америка, повторяя фразу, которую хочет услышать любая мама после родов.
Эбби просияла:
— Они скоро отвезут меня к нему.
— Хорошо, — сказала Америка, садясь рядом с ней. Она взяла в руку ладонь лучшей подруги. — Это хорошо.
В комнате чувствовалось напряжение. Мы четверо были близки с тех пор, как Эбби впервые приехала в нашу с Трэвисом квартиру, и они ничего от нас раньше не скрывали. По крайней мере, я так думал. Мы с Америкой несколько раз обсуждали, как так вышло, что ФБР будто забыли об участии Трэвиса в пожаре и перестали задавать вопросы. И еще был тот странный момент на утро после свадьбы Трэвиса и Эбби в Сент-Томасе, когда он настолько расстроился, что даже не мог говорить. Так вот что это было. Тогда все и случилось. Тогда Томас поставил ему ультиматум.
Америка притихла. Та Америка, в которую я влюбился, уже устроила бы Эбби настоящую взбучку за то, что та от нее что-то скрывала, но моя жена и мать троих детей была мудрее и не поддавалась гневу. Она больше слушала и меньше действовала. Их дружба основывалась на абсолютном доверии. Как бы еще они могли любить друг друга несмотря ни на что? Но теперь настал момент, когда мы должны были на первое место ставить наших супругов. Брак делал дружбу — даже такую старую — сложнее.
— Мерик, — начала Эбби. — Я хотела тебе рассказать.
— Рассказать мне? о чем? — Сказала Америка. Теперь, когда разговор начался, она не собиралась легко сдаваться.
— О Трэвисе. Я сама узнала всего несколько лет назад.
— И когда ты перестала мне доверять? — Спросила Америка, стараясь не показать, как ее это задело.
— Дело не в этом. Мерик, он не изменял мне или связался с наркотиками. Он работал под прикрытием в ФБР. Он внедрился в мафию, сначала участвуя в боях, а потом собирая деньги со стриптиз клубов Вегаса и угрожая должникам. Мы не могли говорить об этом по телефону или в смсках. Мы не могли сплетничать об этом, сидя у бассейна и наблюдая за игрой детей. За Трэвисом следили. Как я могла тебе рассказать?
— Ты не должна была переносить все это в одиночку.
— Я была не одна, — ответила Эбби, посмотрев на Трэвиса с легкой улыбкой.
— То утро в Сент-Томасе? — Спросил я. — Тогда ты начал?
— У меня не было выбора, — сказал Трэвис.
Я потер затылок, обдумывая все это. Как же Трэвис все эти годы хранил это в тайне? Когда он уезжал, работая тренером, и когда устроился к Томасу — все это время он был в ФБР. Это объясняло, как они смогли купить дом на зарплату личного тренера, но я все еще не мог поверить, что они скрывали это от нас.
