– Может, просто сказать, что нашли уже одни трупы? – предположил Каан.
– Посмотрите на благородное лицо господина графа, – пожал я плечами.
– По дороге подрался, – парировал Энгард. – Ну что, царапина на роже, ну не одна… что он меня, раздевать, что ли, будет?
– А у вас много ран? – невинно поинтересовался Каан, раскуривая трубку.
– Весь изрезан, – сморщился Дериц. – Не напоминайте… да, Мат, я пожалуй, так ему и скажу: предполагали, где они могут находиться, но опоздали, нашли одни трупы и сумку. Сумка его порадует!..
– Делай как знаешь, – махнул я рукой. – Только я с тобой не пойду, у меня плоховато с актерскими талантами.
* * *
Энгард снова умчался в город, прихватив с собой прорезиненный мешок, из которого отвратительно воняло каким-то раствором. Этой желтоватой гадостью лекарь «Бринлеефа» залил для сохранности мертвые головы Такео и его людей.
Вчера вечером, когда мы высаживались в городке полусотней миль южнее столицы, он извлек головы из медного бидона, завернул их в промасленную бумагу и с некоторой торжественностью вручил мрачному Энгарду. Я тотчас же порадовался отсутствию аппетита за ужином. Сейчас мне не хотелось даже вспоминать об этом.
«Брин» ждал Иллари все там же, на рейде небольшого рыбачьего порта – в тот городок ходил дилижанс из столицы, и до отправки оставалось совсем немного времени. Королевский академик – я все время называл его так про себя – сидел на веранде, задумчиво покуривая морскую трубочку с длинным мундштуком, купленную сегодняшним утром в богатой лавке на набережной.
– Мне, конечно, следовало бы остаться, – произнес он, в который раз доставая из кармана свой хронометр, – но сейчас это невозможно: у нас серьезные дела с одним почтенным торговым домом из Лавелле, я просто обязан присутствовать при завершении сделки, иначе они нас неправильно поймут… но ничего, Мат: в разговоре с Гэкко тебе поможет Накасус, он хорошо разбирается в ситуации. Гэкко передаст тебе то, что ты должен унаследовать от Монфора. Наверное, там будет целый воз бумаг…
– Мне придется что-то подписывать?
– Возможно, но это не страшно: тут достаточно будет твоих документов и печати любого бродячего нотариуса, ведь Гэкко засвидетельствует твое право. Каана сюда лучше не привлекать.
– Понимаю, – согласно кивнул я.
– Ну вот, – Иллари поднялся на ноги и взял в руку небольшой кожаный мешок с вещами, – теперь мне пора. Кстати, для связи с нами ты можешь пользоваться обычной королевской почтой – они пустили на южное направление новые клипера с машинами, теперь им не страшны штили, так что любое письмо дойдет до нас за три-четыре дня, это с гарантией… вообще, конечно, – он остановился уже в воротах, возле открытой дверцы большого черного экипажа, – хотелось бы, чтобы ты вернулся. Как можно раньше, потому что некоторые дела обстоят таким образом, что присутствие господина князя просто необходимо.
– Вот так официально? – грустно улыбнулся я.
– Да, – покачал головой Иллари. – С другой стороны, кроме тебя, в этой истории разобраться некому, так что… охо-хо-хо…
Он крепко обнял меня, хлопнул кулаком по спине и нырнул в карету. Я стоял в раскрытых воротах до тех пор, пока ее широкая черная корма не пропала на выезде из нашего тупичка, потом повернулся, позволяя привратнику закрыть тяжелые кованые створки, и побрел на кухню – мне требовалась бутыль вина.
Я хотел увидеть Айрис, хотя и знал, что делать этого не следует. Я не мог простить себе собственные слезы…
Вскоре я уже медленно брел по кладбищу, прислушиваясь, не раздастся ли скрип двери маленькой часовни, но все было тихо. Подойдя ближе, я ощутил какую-то возню в приделе и остановился. Сердце вдруг сжалось, стало трудно дышать – иногда так бывало перед близким штормом. Вздохнув, я решительно постучал.
На порог вышла тучная и румяная женщина в ярких цветастых шароварах и белой рубашке с закатанными рукавами. В руках она держала сотейник.
– А где… госпожа Айрис? – остолбенел я, вдруг понимая, что жрицы тут почему-то нет, а вместо нее – эта кухарка.
– А уехала она, – жизнерадостно сообщила мне дама с сотейником, – в храм какой-то попросилась. А я вот убираюсь тут, ну, пока новое-то лицо духовное не пришлют.
Это самое «духовное лицо» она произнесла с явным удовольствием, чуть ли не жмурясь.
– Как так уехала? Навсегда?
– Навсегда, а как же. Говорю же, в храм какой-то… а вы, кстати, это вот… не князь ли, что тут вот, в городе-то, гостит у кого-то?
– Что? – я совершенно не понимал, о чем она говорит. – Князь? Да, я князь… а какое это теперь имеет… значение?
– Так она-то ведь письмецо вам оставила!
Толстуха взволнованно замахала руками и, наказав мне стоять на месте и никуда не отлучаться, нырнула в темный провал двери.
«Любимый мой! Отца больше нет, и поэтому я…»
…Я уселся на валявшееся на берегу бревно и некоторое время смотрел, как волна равнодушно бьет о гальку лист бумаги с расплывшимися уже следами чернил.
В моей ладони тлела теплая трубка, и я отчаянно жалел о том, что взял с собой так мало вина. Но все же сейчас лучше было находиться здесь, на берегу вечного океана, чем в доме с его неугомонным шумом и возней… Когда трубка дотлела и погасла, а вина в бутылке осталось меньше половины, в моей голове понемногу прояснилось, и я, уже почти спокойно всматриваясь в пенные гребни волн, стал думать о том, что ждет меня дальше. Айрис постепенно удалялась, уходила теплой и мучительно сладкой болью – я знал, что она еще вернется, вернется не раз и не два, но сейчас, так уж сложилось, мои мысли приобрели необычайную остроту: чем туманнее становилась ее уже далекая тень, тем яснее выглядели роли в том удивительном спектакле, из-за которого я оказался на этом берегу. Я видел многое так, словно сам стоял на сцене посреди своих партнеров, кружащихся в легком вихре страстей и порожденных ими событий.
Я словно играл в ло. Вот мне выпал правый поворот третьего круга – значит, дальше мне останется или ход на шесть очков, или почти гарантированный проигрыш с третьего броска. А господин Вилларо находится на четвертом ходу – что бы ему ни выпало в следующем броске, он останется при своих. Если повезет, он возьмет ставки всех участников, если нет – он не проиграет ни единого медяка. Принцы не сумеют переиграть его хотя бы потому, что не смогут доказать его участие в спектакле. Именно ради этого он и стремится действовать руками Энгарда Дерица, который, по большому счету, тоже мало чем рискует, в силу кажущейся малозначительности своей тщедушной фигурки. С Энгардом почти все ясно.
Но на каком же кругу находится сейчас господин Джардеш из Машибута?
Я не спеша набил трубку, клацнул огнивом и призадумался. Насколько могут быть верны предположения Иллари о том, что и Эйно, и Монфор были убиты почти случайно? Если он прав, то главной целью Джардеша был Череп. Для чего?
Допустим, он предложит его кхуманам… но это противоречит правилам нашей игры, единым для всех ее участников. Но, с другой стороны, если представить себе, что дело не в Черепе – в конце концов, Джардешу вовсе не обязательно знать о самом его существовании, то тогда это двойное убийство выглядит и вовсе нелепым. Ясно одно – если Джардеш действительно имеет ко всему этому самое непосредственное отношение, то он решился играть по-крупному. Настолько по-крупному, что…
Что?! Я не мог найти ответа на этот вопрос. Оставалось только искать доказательства. Хоть какой-то намек! Пока я знал только то, что один из Посредников, причем не последнего ранга, затеял какие-то махинации на территории королевства Пеллийского. И ничего более.
И еще, добавил я самому себе, эти бумаги, жутковатая коллекция господина Фолаара, о которой даже думать страшно. Кто и для чего ее собрал? Я видел, что Энгарда этот вопрос занимает не меньше моего, но он почему-то не хочет говорить со мной об этом. Что ж, следует подумать, какие ниточки остались в наших руках.
Во-первых, Гэкко. Он должен хоть как-то прояснить ситуацию с драгоценностями Монфора. Во-вторых, у нас остался некий моряк по имени Мордир, который застрял на острове Таэр. Времени с тех пор прошло немало, но если попытаться…
Я бросил в море опустевшую глиняную бутылку, поднялся на ноги и зашагал к дому.
Энгард уже вернулся. Услышав скрип калитки, он вскочил на ноги и принялся буравить глазами легкие вечерние сумерки.
– А, это ты наконец, – произнес он с явным облегчением. – Я уж решил вдруг, что ты пропал надолго.
– С чего бы это? – возразил я, поднимаясь на веранду. – Так, прогуливался. Ну, как наш дорогой барон?
– Вот об этом я и думаю, – хмыкнул Энгард. – Самым трудным было объяснить ему, как мы узнали, где и когда объявится наш покойный друг Такео. Но я выкрутился – у меня, дескать, свои каналы.
– Поверил?
– А что ему делать? У нас что-то вроде договора: я не спрашиваю, откуда он добывает свои новости, а он соответственно не мучает вопросами меня. Но, честно говоря, выглядел он немного озадаченным. Мне даже показалось, что он что-то такое знает о тех полудурках из Ханонго… как будто он узнал кого-то из них. Но мне, правда, не сказал ничего.
