Однако, если подумать, в этом городе все внушает опасение, а миссис Тилден очень спешила, поэтому она продолжала идти в прежнем направлении. В конце концов, сейчас середина дня, до оживленного уголка Первой авеню рукой подать, в отдалении, завывая сиреной, проезжает очередной патрульный автомобиль. Вокруг, наверное, полно людей.
Миссис Тилден нервно огляделась: пусто. Ни одного человека на весь квартал. Она совершенно одна.
И тут женщина шагнула к ней. Испугавшись, вопреки собственным убеждениям, миссис Тилден рванулась вперед, выбрав неверный путь вдоль кирпичного здания. Бродяжка преградила дорогу, прижимая к стене.
«Господи Боже! — подумала Беверли Тилден. — Неужели это и в самом деле происходит — происходит со мной?»
Женщина угрюмо глянула на нее затуманенными и в то же время блестящими глазами.
— Я только что бежала из «Бельвью», — свистящим шепотом объявила она. — У меня нож. Дайте денег на проезд.
Миссис Тилден, к собственному изумлению, обнаружила, что способна еще рассуждать ясно, отчетливо и хладнокровно, несмотря на то что сердце ее оледенело от ужаса. Надо отдать женщине кошелек, только и всего. Так всегда советуют: в подобных случаях следует быстро идти на компромисс.
— Конечно, — согласилась миссис Тилден, — подождите одну минутку.
Она нащупала кошелек и попыталась раскрыть его, однако ей мешал зажатый в руке букет. И, как это бывало всегда, когда Беверли Тилден попадала в затруднительное положение, у нее перед глазами вспыхнули заголовки нью-йоркских газет: «ДОМОХОЗЯЙКА С МУРРЕЙ-ХИЛЛ ЗАРЕЗАНА! УБИЙЦЕ ПОНАДОБИЛСЯ БИЛЕТ НА АВТОБУС!» Она попыталась отделаться от наваждения. Все будет в порядке — главное, не сопротивляться. Выругавшись, Беверли Тилден отшвырнула цветы в сторону и раскрыла кошелек.
— Я отдам вам все, что у меня есть.
— Мне нужно только на автобус, — прошипела женщина и добавила: — У меня нож. — Перед глазами мис сис Тилден сверкнуло лезвие медного ножа для бумаг Беверли Тилден никогда бы не подумала, что подобный предмет может до смерти напугать ее, но в данный момент она и впрямь перетрусила. Раскрыв кошелек, она не снимая перчаток, принялась лихорадочно шарить в нем.
— У меня есть абонементная книжечка Подойдет?
— Да! Прекрасно! Давайте!
Я никак не могу вытащить.
— Быстрей! Они гонятся за мной.
Миссис Тилден, прикусив губу, с трудом извлекла книжечку из складок обширного кошелька. «Гонятся за ней? — думала она. Похоже у этой женщины мания преследования»
«МАНЬЯК УБИВАЕТ ДОМОХОЗЯЙКУ!»
Однако теперь и она прислушивалась к сиренам Боже сколько сирен, и все они завывают точно гончие псы окружают Первую авеню со всех сторон. Господи, да они действительно за ней гонятся! Плохо дело.
«ДОЧЬ, НАВЕЩАВШАЯ БОЛЬНОГО ОТЦА УБИТА В УЛИЧНОЙ СХВАТКЕ!»
— Вот! — Зажав пальцами абонементную книжечку она протянула ее женщине, та жадно схватила.
— Спасибо.
Миссис Тилден, едва осмелившись поднять глаза на безумицу, удивилась ее молодости. Юная, заблудшая отчаявшаяся.
— Я вам очень благодарна, заявила женщина.
— Все в порядке.
— На самом деле я хорошая.
— Конечно, я уверена в этом.
— Наверное, мне бы следовало взять еще пятерку.
— Господи, да берите все.
— Я давно не ела.
— Берите! — Миссис Тилден, выхватив из кошелька пачку купюр, протянула их незнакомке.
— Только пятерку, — возразила женщина. — Я хорошая. Говорю вам, я хорошая.
— Пожалуйста, не причиняйте мне вреда, — попросила миссис Тилден. — У меня дети. Возьмите все, что вам нужно.
Женщина, по-прежнему держа нож наготове, вырвала бумажку из скрюченных пальцев Беверли Тилден. Нож по-прежнему наготове.
— Спасибо, — повторила она, — я вам очень благодарна. Я правда хорошая.
Стараясь не глядеть на узкое лезвие, миссис Тилден кивнула.
Наконец женщина отвела свое оружие и, не спуская глаз с миссис Тилден, начала пятиться. Миссис Тилден, прислонившись к стене, осталась стоять на месте. Не двинуть ни одним мускулом. Она слишком хорошо понимала: в любой момент сумасшедшая переменит планы, бросится в другую сторону, прыгнет на нее, вонзит нож. На Первой авеню все громче и громче завывали сирены, но ни один автомобиль так и не направился к ней на помощь, ни один человек не вышел на освещенную солнцем улицу.
Съежившись, миссис Тилден наблюдала, как женщина отступает прочь, а та по-прежнему неотрывно наблюдала за ней безумными, змеиными, злобными, неестественными глазами. И вдруг она остановилась.
«Господи, не надо!» — взмолилась в душе Тилден.
Женщина-змея вновь скользнула к ней. Зашептала в самое ухо голосом, похожим на шкворчание масла на раскаленной сковороде:
— Хотела бы я быть на вашем месте. Стоять и смотреть, как она уходит.
Миссис Тилден ответила ей недоуменным взглядом. Змеиные глаза застилали слезы. Сумасшедшая двинулась прочь, плечи ее поникли.
— Но я — это я, — сказала она напоследок. — А кто я такая?
И с этими загадочными словами она направилась в сторону Второй авеню.
Эйвис Бест
Эйвис как раз собиралась выйти из дому, когда Перкинс влез к ней в окно. Она весь день торчала в своей осточерневшей квартирке — с той самой минуты, как вернулась от Перкинса — и читала рукопись толщиной в семьсот пятьдесят страниц под заглавием «Мир Женщин». Согласно сопроводительному письму от «Виктори пикчерс» на главную роль предполагалась Джулия Робертс. В письме также указывалось, что Эйвис обязана прочесть книгу и написать рецензию к завтрашнему утру. Затаив дыхание, с бьющимся сердцем Джулия Робертс ожидает, что поведает ей Эйвис Бест. Ха, ха, ха.
Роман был отвратительным, Эйвис с трудом удавалось проследить за сюжетом в надежде все-таки связно изложить содержание книги. Попутно приходилось качать малыша, менять ему подгузники, играть с ним и следить, как бы он чего не наделал. К половине четвертого, когда в окне показалась физиономия Перкинса, Эйвис едва успела дойти до четырехсотой страницы. Пронзительную синеву осеннего неба уже заволакивало фиолетовыми тенями. Эйвис следила за переменой на небе поверх кирпичных стен, и в ней нарастало отчаяние навеки запертого в тесной темнице узника. Похоже, ей отсюда не выбраться. Язык, которым была написана рукопись, стер ее мозги в порошок — понадобится черт знает сколько времени, чтобы закончить работу. Малыш, забравшись под журнальный столик и запихав кулачок в рот, издает потешные звуки, так что каждую минуту надо отрывать глаза от чтения и улыбаться ему, давая понять, что он и в самом деле здорово развлекается. А небо с каждой минутой становится все темнее — скоро на улице соберется карнавальная толпа, и тогда уже не будет никакого смысла выходить; похоже, она застряла дома на весь вечер. Эйвис чувствовала бессильную ненависть к своей комнате, к своей жизни, она в сотый раз переводила взгляд с рукописи на малыша, а потом к окну. И вдруг там появился Перкинс: руки раскинуты, нос прижат к стеклу. Ее бедное сердечко так и встрепенулось.
Эйвис приветливо помахала рукой. Перкинс, поднырнув под железную ступеньку, спрыгнул в комнату.
— Па! — крикнул малыш, запихивая ручонку в рот по самый локоть, и добавил-задумчиво: — Аррагерагерагера…
— Ну ты даешь! — восхитился Перкинс, подмигивая мальчонке. Однако усмешка тут же исчезла с его лица. — Мне нужна твоя помощь, Эйвис.
— Господи, — поднимаясь, пробормотала она. Сквозь большие квадратные очки Эйвис застенчиво глянула на поэта. — Что ты такой бледный, Олли? Ты не обедал?
— Нет. Я не голоден.
— У меня есть цыплята в холодильнике.
— Эйвис, моего брата разыскивают за убийство. Но он ни в чем не виноват.
— Что-что? Господи Боже! Я достану цыплят.
— Эйвис!
Но она уже засеменила прочь, в кухню: накормить Перкинса, вот главная ее забота. Эйвис с головой погрузилась в морозилку, а поэт, последовавший за ней, подвергся нападению младенца, который выполз прямо ему под нога из-под журнального столика. Перкинс раздраженно дернулся, но ребенок настойчиво тянулся к нему — пришлось взять его на руки. Эйвис торжественно выставила на стол завернутое в фольгу блюдо. Оливер, прижимая к бедру младенца, который, заливаясь счастливым смехом, тянул его за волосы, подошел и встал рядом с ней.
— Он прячется в моей комнате, — продолжил Перкинс, — копы пристрелят его, если найдут.
— Иисусе! — откликнулась Эйвис. — Тебе ножку или крылышко?
— Мне надо идти. Я должен разыскать его подружку.
— Давай сюда малыша. На-ка, держи.
В обмен на младенца она протянула Перкинсу куриную ножку. Оказавшись на руках у матери, малыш недовольно заворчал.
— Зах плохо себя чувствует. У него неприятности, — сказал Перкинс и помахал в воздухе куриной ножкой. — Выручи меня, а? Если увидишь полицейских, позвони в мою квартиру. Два гудка, положи трубку, и снова набери. Такой у нас сигнал. И следи внимательно, что ты скажешь в трубку.
